Его речь становилась все более бессвязной, в конце концов превратившись в нечленораздельный вой. Канаш поморщился и коротко дернул подбородком. Понятливый Чапай размахнулся и ударил пленника по лицу. Раздался трескучий звук, голова длинноволосого мотнулась к плечу, и он замолчал на полуслове. Его нижняя губа буквально на глазах распухла, и на ней выступила кровь.
— Не знаю, — сердито проворчал Канаш, — не знаю… Мне совершенно недосуг заниматься чепухой. Решайте сами, как с ним быть, только имейте в виду: если из-за этого у нас будут неприятности, я начну не с него, а с вас, и уж тогда я буду точно знать, как мне поступить.
Он повернулся на каблуках и двинулся к лестнице.
— А машина? — спросил Клюв.
— Что — машина?
— Как быть с машиной — продолжать наблюдение или как?..
— Забудьте про нее, — сказал Канаш. — Вы что же думаете, к ней теперь еще кто-нибудь подойдет? Даже и не надейтесь, ребята. С машиной мы с вами сели в лужу, так что сидите тут и ждите указаний.
Он поднялся наверх, уверенно скрипя ступеньками приставной лестницы, и через минуту оставшиеся в подвале услышали, как гулко хлопнула входная дверь. Клюв скорчил вслед своему начальнику пренебрежительную гримасу, вынул из-за пояса джинсов «ТТ» и повернулся к Чапаю.
— Ну, так как? — спросил он. — Сразу пришьем этого хмыря или просто отрежем ему язык?
— Христом-богом… — снова заголосил длинноволосый. Клюв, не оборачиваясь, направил на него пистолет и взвел курок.
— Еще раз вякнешь — получишь пулю, — спокойно сказал он. — Не мешай людям разговаривать, козел. Так как, Чапай? Какой вариант тебе больше в масть? Лично я за то, чтобы шлепнуть этого чудика. Нет человека — нет проблемы. А?
— Вот забирай его к себе домой и там шлепай, — проворчал Чапай. Особенно из этой своей гаубицы. И так соседи косятся, а ты еще стрельбу устроить собираешься…
— Можно ведь и без стрельбы, — возразил Клюв. — Неужели у тебя в хозяйстве ножа не найдется? Чапай недовольно поморщился.
— Кровища, — сказал он. — Некогда мне тут с половой тряпкой ползать, мне еще карниз поправить надо, и вообще…
Тут он заметил, что Клюв незаметно для пленника подмигивает ему и корчит страшные рожи, пытаясь что-то сказать без слов, и его осенило. Он кивнул и сделал озабоченное лицо.
— Вообще-то, можно его просто придушить, — сказал он. — И тихо, и чисто, и концы в воду. А язык резать бесполезно. Он же грамотный, наверное, гад. Сразу в ментовку поскачет заявление писать.
Пленник, который был ни жив ни мертв от страха, издал тихий скулящий звук и отчаянно замотал головой, давая понять, что никуда не поскачет и ничего не станет писать. Говорить он не отваживался, хорошо помня о сделанном Клювом предупреждении. Клюв обернулся и уставился на него через плечо.
— Ну, чего мычишь, недоносок? — снисходительно спросил он. — Побежишь к мусорам?
Длинноволосый снова замотал головой с таким энтузиазмом, что засаленные патлы несколько раз хлестнули его по небритым щекам.
— А если они сами к тебе придут и станут спрашивать? — продолжал неумолимый Клюв, поигрывая заряженным пистолетом.
Пленник опять замотал головой, не сводя слезящихся глаз с оружия.
— И что ты предлагаешь? — насмешливо поинтересовался Клюв. — Отпустить тебя, что ли? Вот ты бы на моем месте что сделал — отпустил?
Длинноволосый энергично закивал, шмыгая носом. По его щекам потекли слезы, губы задрожали, кривясь в умильной улыбке. Клюв недоверчиво покачал головой.
— Да? А вот мне кажется, что ты бы меня давно пришил, чтобы за свою задницу не волноваться.
Он бросил короткий взгляд на Чапая, и тот немедленно включился в игру.
— Да ладно тебе, Клюв, — сказал он примирительно. — Чего ты привязался к человеку? Ты же видишь, он нормальный парень. Не орел, конечно, но зато свой в доску, не стукач какой-нибудь. Правда, мужик? — Длинноволосый снова кивнул, с надеждой глядя на Чапая. — Ну вот, видишь! Пускай бы шел на все четыре стороны. Он же не виноват, что мы с тобой лоханулись. Ты посмотри на него! Он же все понимает. Понимаешь ведь? Видишь, понимает. — Он вдруг грозно сдвинул брови к переносице и одним стремительным движением подскочил к пленнику, нависнув над ним, как грозовая туча. — Что ты понимаешь?! — рявкнул он. — Что ты понимаешь, сучья морда?! Ну, говори, что ты понимаешь!
Пленник испуганно отшатнулся и непроизвольно пискнул.
— Ий-я… я… н-не знаю, — с трудом выдавил он, бегая глазами по углам помещения. Смотреть в потное и злое лицо Чапая он был не в силах. Н-ничего не знаю, — уже более уверенно добавил он, поняв, что нащупал верный путь. — Ничего не видел, целый день спал с бодуна…
— А? — спросил Чапай, оборачиваясь к Клюву.
— Ну, не знаю, — сказал тот, очень удачно копируя Канаша. — По мне, так проще его все-таки замочить.
— И вот вечно ты так, — ворчливо сказал Чапай, — замочить, замочить… Прямо маньяк какой-то. Ты к психиатру не обращался?
— Фильтруй базар, — процедил Клюв. В его темных глазах искрилось тщательно подавляемое веселье, но пленник этого видеть, конечно же, не мог, а если бы даже и смог, то все равно не понял бы, что так развеселило одного из его мучителей. — Я так понял, что мочить ты его не хочешь, а хочешь, наоборот, отпустить. В группе я старший, но мы в твоем доме, так что положение у нас получается примерно одинаковое, и приказывать мы друг другу не можем. Голосовать тоже бесполезно, потому как нас всего двое. Получается тупик. Что делать? Предлагаю его разыграть. У тебя карты с собой?
— Всегда со мной, — ответил Чапай.
— Мужики… — проскулил пленник. Клюв стремительно обернулся к нему и ткнул его в лоб стволом пистолета.
— Я что сказал? — рявкнул он. — Сиди и не вякай. Мы с Чапаем сейчас вроде парламента, а ты как бы народ. И нечего лезть своим небритым рылом в государственные дела. Развели, понимаешь, плюрализм. Сдавай, Чапай.
Чапай принялся тасовать засаленную колоду, незаметно косясь на пленника. Длинноволосый позеленел, как лежалый покойник. Его била крупная дрожь, по лицу струился холодный пот, перемешанный со слезами, которые непроизвольно текли из мутных поросячьих глазок. Из носа тоже текло, и с распухшей нижней губы свисала длинная нитка розовой слюны. Он был полностью раздавлен, и Чапаю стало противно, как будто перед ним сидел гигантский слизняк, на которого невзначай наехал грузовик.
— Ты не переживай, браток, — говорил тем временем Клюв, обращаясь к пленнику. — Все не так уж плохо. У тебя шикарные шансы — пятьдесят на пятьдесят. Если Чапай выиграет, дадим тебе на пиво и отпустим с миром. А если выиграю я, мы все сделаем быстро и почти не больно. Но мне, знаешь ли, в картах не везет. Я все больше по бабам. С бабами у меня полное взаимопонимание, а вот карта меня не любит… Ну что, Чапай, вскрываемся?
Он бросил свои карты на стол и с улыбкой посмотрел на напарника. Если бы эта игра велась всерьез, судьба длинноволосого была бы решена: Клюв набрал ровно двадцать одно очко, в то время как у Чапая оказалось семнадцать. Но это был спектакль, который с теми или иными вариациями разыгрывался не первый раз, и поэтому Чапай, торжествующе хлестнув своими картами по крышке стола, воскликнул:
— Ага! Сколько раз я тебе говорил: не лезь ты играть, если фарта нету…
Он вынул из кармана пружинный нож и подошел к пленнику.
— Ну что, брателло, — сказал он, — повезло нам с тобой сегодня. Отыграл я тебя, так что с тебя причитается. Только имей в виду: если что, я тебя из-под земли достану. Я тебя выручил, я тебя в случае чего и закопаю прямо живьем, запомни. Прямо тебе скажу: влез ты в нехорошую историю, и жить тебе сейчас надо тихо-тихо, как будто тебя и вовсе на свете нету. Дорогу сюда забудь. Это конспиративная квартира ФСБ, тут кругом наши люди, так что, если появишься поблизости, назад уже не вернешься.
При этих словах Клюв страшно вытаращил глаза, надул щеки, зажал ладонью рот и поспешно отвернулся. Чапай неодобрительно покосился на него и снова перевел взгляд на пленника, который на протяжении всей его речи непрерывно кивал головой, словно пшено клевал.