художников. Больше того, Хоум даже и не ждал какой-либо серьезной поддержки со стороны художественного сообщества. В отличие от Джорджевича и Метцгера, верящих в позитивный результат культурной забастовки, Хоум считал, что в «обществе спектакля» подобная инициатива станет очередным шоу, разыгранным для масс-медиа и знатоков. Хоум видел в призыве к забастовке текстуальное событие, которое вступает в игру с другими текстуальными событиями и перегруппировывает их определенным образом. Для Хоума art-strike — это не социальный или политический акт, а прежде всего искусство, искусство сегодняшнего дня. Для взглядов Хоума характерен определенный пессимизм, неверие в возможность изменения постмодернистского общества с помощью радикальных художественных жестов. Состояние современной арт-системы постоянно меняется из-за различных художественных интервенций. Сама эта система нацелена на продуцирование провокаций. Всякое «антиискусство», направленное против институции искусства, неизбежно становится частью системы. В свою очередь то, что не признается системой за искусство, выбрасывается из истории, из дискурса и объявляется политикой, или криминальностью, или сумасшествием. Это сильно детерминирует любой радикальный жест и обрекает его либо на коллаборационизм, либо на исчезновение.
Хоум забывает только, что за пределами арт-системы тоже есть культурное пространство и его-то и нужно сейчас обрабатывать. Добро пожаловать в третий мир!
28. Технологии сопротивления: граффити
Посвящается Берту Папенфюзу
Граффити — это форма символического захвата мест, которые обычно считаются «чисто функциональными»: стен зданий, заборов, туннелей, поездов, мостов, пьедесталов и т. п. «Чистая функциональность», впрочем, не что иное, как миф: любая бетонная стена имеет всегда скрытое символическое и конкретно-определенное значение и глубоко укоренена в местных контекстах. Символический захват граффити достигается не только с помощью баллончика с краской, но и посредством наклеек, мелких рисунков и надписей, листовок, вырезок из газет и т. п. Граффити манипулируют с общественным пространством, то есть с таким контекстом, где отношения власти и господства существуют в материальной форме — в цементе, стекле, металле и других строительных и архитектурных материалах. Так называемое общественное пространство в нынешнем обществе структурировано во всех деталях, и возможности использования этого пространства существуют не для всех одинаково.
Граффити отрицают такое понимание общественности, которое связано с идеями собственности и бюрократической (и полицейской) легитимации. Граффити сопротивляются устрашающим или примиряющим значениям архитектурных форм, за которыми всегда прячутся интенции власти. Обычное желание власти — эстетизировать политическое и тем самым замаскировать отношения господства и подчинения, сделать их чем-то «органичным» и «естественным». Делать граффити (наносить на предметы и плоскости имена, изображения, слоганы или сокращения) — это означает ставить под сомнение претензию власти полностью контролировать пространство и единолично обживать его, Граффити, которые несут в себе открытую политическую критику, непосредственно направлены на дестабилизацию общественного пространства. Граффити, которые не имеют прямой политической окраски, но агрессивно вторгаются в среду с эротическими, нигилистическими или абсурдистскими интенциями, нарушают существующее в обществе предписание продуцировать позитивный смысл и тем самым тоже являются своего рода атакой на систему.
Все вышесказанное, впрочем, относится к героическому периоду граффити, который можно датировать 1960-1970-ми годами.
Современные граффити далеко не всегда критичны и подчас вообще лишены какого-либо послания. Мы уже знаем, что кроме репрессий власть знает и позитивные стратегии воздействия, которые успешно лишают граффити политического потенциала. Это происходит в процессах апроприации и интеграции, когда власть фальсифицирует или маскирует первоначальные намерения граффитистов и адаптирует их в интересах официальной культуры. В настоящее время граффити весьма часто используются для задач декорирования пространства и украшения общественных мест. Еще один эффективный метод, лишающий граффити оппозиционного политического значения, — это интеграция самих художников-граффитистов в официальную культуру, Так случилось, например, с американцем Китом Хэрингом.
Неплохой пример того, как активно работают механизмы культурной власти, дает «граффитист из Цюриха» («sprayer von Zurich»). Этот анонимно действовавший граффитист продуцировал имиджи скелетов, людей-пауков и человеко-монстров на стенах домов в Швейцарии и Германии. В 1979 году полиция арестовала художника. Он был идентифицирован как Харальд Нагели (Harald Naegeli), гражданин Швейцарии. Нагели получил девять месяцев тюрьмы. Как это ни абсурдно, ко времени тюремного заключения граффитиста его работы были уже интегрированы в контекст искусства (находились в галереях и даже музеях), то есть в тот самый контекст, против которого они были изначально направлены. В настоящее время некоторые из его граффити находятся под охраной государства как культурные памятники. Браво! (Твою мать!)
Также под защитой государства находится известная берлинская «East Side Gallery». Это часть Берлинской стены в районе Кройцберг, декорированная граффити художников со всего мира и превращенная в туристический аттракцион, напоминающий о воссоединении Германии. Легитимированное, официально одобренное искусство уличных художников снабжено в Берлине даже адресами и именами авторов. Неоднократно проводилась реставрация этих произведений. Разумеется, эти ебаные берлинские граффити воплощают не историческую правду о двух Берлинах, а выражают интенции власти и ее попытки интерпретировать историю. «East Side Gallery» — чистой воды подлог, фальсификация, узурпация.
В январе 1998 года авторы этой книги предприняли попытку сопротивленческой акции в «East Side Gallery». Ранним воскресным утром мы пришли к пресловутой Берлинской стене, имея при себе два ведра с серой краской, вальки для покраски стен и пачку листовок. Мы начали закрашивать (уничтожать) граффити, стараясь вернуть Берлинской стене ее первоначальный вид. На уже закрашенные плоскости мы клеили листовки с текстом. Содержание текста было следующим: «Попытка закрасить граффити Берлинской стены («East Side Gallery») — это политический жест. Он иллюстрирует очевидный факт: Берлинская стена существует. Она существует не материально, но как символическая граница, отделяющая «своих» от «чужих», изобилие от нищеты, Объединенную Европу от варваров. По-прежнему мы существуем в пространстве примитивных оппозиций, продуцируемых властью, несмотря на все деконструкции, предпринимаемые интеллектуалами. Мы больше не верим в эффективность этих деконструкций и поэтому совершаем попытку физического вмешательства, чтобы выразить наш скептицизм, наше неподчинение и наше сопротивление (Подписи)». Через пятнадцать минут после начала акции мы были арестованы полицией, но еще через три часа освобождены. По словам следователя, дело должно было быть передано в суд. Еби свое дерьмо, вонючий полицейский!
29. Технологии сопротивления: быть художником
То, что обычно называется искусством, — это исторически развивающаяся конвенция, к которой можно иметь и стратегическое отношение. Разделение политического и художественного также есть историческая условность, оформленная в интересах рынка, карьерных устремлений художников и профессиональных амбиций историков. В целом же быть художником означает вырабатывать неконвенциональные социополитические практики и реализовывать их на собственном опыте. Естественно, что эти социополитические практики находятся всегда в тесной связи с местными, локальными контекстами и исходят из последних. Всякая попытка рассмотреть за сегодняшними потрясениями, разрывами и лакунами
