Знаменитая гетера Милета была уже в зените своей славы и даже довольно-таки состоятельным гражданам была не по карману, а только очень богатым. Но молодой Фанет, увидев ее, воспылал страстным желанием обладать ею, и несбыточность этого желания только еще больше разожгла его страсть и становилась прямо-таки навязчивой идеей. Фанет ходил как потерянный, осунулся и подурнел.
Но вот однажды он явился к Артемисии и молча высыпал к ее ногам груду серебра. Холеную гетеру очень раздражал этот неотесанный мужлан, и она решила, поиздевавшись над ним, отказать ему и выставить за дверь. Небрежно ткнув ножкой кучку серебра, она бесстрастно спросила, чего желает молодой эллин: песен, танцев, а может быть, философской беседы или же…
— Тебя! — хриплым голосом прервал Фанет и жадно накинулся на гетеру.
Ошеломленная женщина, задыхаясь от едкого пота возбужденного галикарнийца, без сопротивления, безвольно уступила. Фанет был груб и неистов, но странно... Артемисия ощутила острое наслаждение от звериной страсти этого каменотеса...
Фанет давно ушел, так же внезапно, как и появился, а Артемисия продолжала лежать, обессилевшая, вся содрогаясь мелкой дрожью и подрагивая ресницами крепко зажмуренных глаз.
Фанет больше не появлялся. Исчез, словно провалился. Артемисия, оправившись от неожиданного визита, решила вести прежнюю жизнь и забыть, как жуткий кошмар, этот случай с диким греком. Но какими же пресными и заумными ей показались холеные, надушенные, покрашенные и умащенные благовониями эллины из самых славных фамилий Милета по сравнению с этим вонючим, неопрятным, сильным и грубым греком, появившимся на краткий, но такой ослепительно яркий миг.
Теперь Артемисия ходила как потерянная: все валилось из рук, и ничего ей было не мило. Она была холодна и пуста, как погасший очаг. Это стало настолько невыносимым, что Артемисия впервые — сама попыталась отыскать своего любовника. Но Фанет был настолько незначительной особой, что никто о нем ничего не знал. Наконец, через одну весьма ловкую и умелую на все руки женщину, ей удалось напасть на след пропавшего грека. Честолюбивый милетец, пожелавший иметь свой скульптурный портрет, изваянный самим Криосом, костеря на чем свет стоит каменотеса Фанета, разыскивал его по всем рынкам и кабачкам Милета. От него узнали, что этот каменотес проживает в Галикарнассе. Артемисия, щедро оплатив услугу, послала в этот город ту самую ловкую женщину, которая знала про все на свете, а сама, не находя себе места от нетерпения, стала ждать вестей или самого Фанета. Ловкая особа вернулась одна. Полученные сведения, глубоко огорчив, в то же время растрогали далеко не сентиментальную гетеру до слез. Оказывается, бедный каменотес, чтобы обладать ею, нанялся к лидийскому царю Крезу в качестве воина, и, получив неведомо как плату за свою кровь вперед за год, бросил все свое годовое жалованье до последнего драхма к ногам своей возлюбленной гетеры. Заплатив за миг наслаждения всем своим состоянием, Фанет отправился в Лидию еще более нищим, чем был прежде.
Напрасно верная служанка эфиопка Сагана, придя в ужас и кляня на чем свет стоит проклятого каменотеса, сглазившего ее прекрасную госпожу, умоляла Артемисию одуматься, напрасно самые уважаемые граждане Милета упрашивали прославленную гетеру не совершать необдуманного и опрометчивого шага, Артемисия была непреклонна. Она твердо решила ждать Фанета и принадлежать ему, ему и никому больше!
Весь Милет дивился на Артемисию, круто повернувшую свою жизнь. Жила она очень скромно, пожертвовав большую часть своих богатств храму Диониса, и это пожертвование было настолько велико, что превосходило посвящение Дельфам знаменитой куртизанки Родопис, сумевшей вскружить голову самому Амасису. Артемисия отпустила всех своих рабов и рабынь, оставив лишь верную Сагану, которая пригрозила лишить себя жизни, если госпожа расстанется с нею. Странно, но такая целомудренность бывшей гетеры только повысила цену за нее, разбудив вожделение к ней. За одну только ночь любви ей предлагали сумму, равную пятистам и даже тысячи быкам! Но Артемисия стала недоступной. Целые легенды слагались о ставшей вдруг добродетельной гетере, и только много лет спустя ее превзошла своей славой другая гетера и тоже из Милета — Аспазия, подруга великого афинянина Перикла.
Вероятно, щедрость и такая самоотверженность умилостивили бога Диониса, иначе чем же объяснишь, что Фанет не только не погиб в кровавой войне Креза с Киром, но напротив — сделал головокружительную карьеру в рядах... персидской армии! Хитрый грек, оценив своим неповоротливым, но цепким и практичным умом обстановку, вовремя переметнулся к Киру и сумел оказать ему услуги. Дальновидный персидский царь, предугадывая все растущее значение греческого мира, счел не лишним иметь в своем колчане и 'греческую' стрелу, тем более, что после победы над Лидией, Персия вошла в соприкосновение с малоазийскими греками. Проницательный Кир оценил бесстрашие и какое-то упрямое упорство галикарнийца и сделал его, рядового наемника, командиром греческих воинов в своей армии.
В Милете Фанет появился со 'щитом'. Он почти забыл Артемисию, познав после нее сотни красавиц всех оттенков и темпераментов. Артемисия, презрев все условности и унизительность своего поведения — сама явилась к Фанету... Фанету это польстило, нахлынули воспоминания, грек узнал о самоотверженности знаменитой гетеры и... Артемисия стала его женой!
Супруги переехали в Галикарнасс. Как же переносила свое новое положение Артемисия? Ведь о замужней гречанке говорили, что она должна мечтать только об одном: чтобы никто не мог сказать о ней ни хорошего, ни дурного, а на улице она может появляться лишь в том возрасте, когда о ней спросят, не чья она жена, а чья она мать. Но Артемисия ни о чем не жалела — она любила своего мужа-господина, и единственное огорчение ей доставляло то, что очень-очень редко она могла видеть своего Фанета. И тем не менее по принципу, которого придерживались эллины: 'Куртизанки нужны для того, чтобы ублажать нашу плоть, гетеры для наслаждения, а жены — для того, чтобы рожать нам законных детей', Артемисия умудрилась, использовав даже такие краткие и редкие встречи, подарить бравому наемнику двух сыновей. Одного, родившегося в год взятия Вавилона, отец назвал Ахиллесом — именем героя осады Трои, а другого, родившегося в год похода на страшную Томирис, умудренный опытом Фанет назвал Одиссеем, в честь осторожного и хитроумного героя Троянской войны, сумевшего уцелеть среди невероятнейших опасностей. В этом явно сказывалось влияние образованной Артемисии, так как до нее Фанет знал песни Гомера только в примитивных пересказах таких же темных и неотесанных людей, каким был он сам до встречи с Артемисией, и, конечно, в этих пересказах не было звона чеканных слов великого слепца, ни глубины его искусства.
Вот и в этот его приезд заждавшаяся Артемисия благоговейно омывала в тазу ноги своего супруга. Она с какой-то трепетной страстью поглаживала корявые, волосатые, испещренные рубцами и шрамами ноги дорогого человека. Фанет равнодушно смотрел на склоненную головку жены и скорее машинально, чем движимый каким-то чувством, коснулся рукой обнаженного округлого плеча. Артемисия вздрогнула, испуганно отпрянула, грациозно перегнувшись в гибкой талии и бросив диковатый взгляд на мужа. Фанет потянулся к ней, перевернув таз. Артемисия вскочила на ноги и метнулась в сторону. Отбросив загремевший таз ногой, Фанет устремился за женой. Выдыхая дрожащим от страха шепотом: 'Что ты? Что ты?' — Артемисия выскальзывала из рук мужа, шлепающего мокрыми босыми ногами по плитам, которыми был выложен двор, и, сопящего, как разъяренный бык.
Распаленный донельзя, он наконец сграбастал ее, поднял на руки и понес в дом. Артемисия отчаянно вырывалась, царапалась, кусалась. Не выдержав, Фанет бросил ее прямо у входной двери и при ярком свете, рыча, как зверь, накинулся на нее...
Опытная гетера умела разжигать и воспламенять мужчин.
