Патейсхореи и пасаргады тоже понесли большие потери и поэтому не стали преследовать отступавших германиев, и Вахъяздат, благополучно достигнув области Яутии, находившейся в Персии, сделал своей резиденцией город Тарава. Он поселился в скромном доме небогатого горожанина и, разослав во все концы Персии своих посланцев с призывом ко всем персам подняться против знати во главе с узурпатором Дарием и присоединиться к нему — истинному царю Персии Бардии, сыну великого Кира, предался невеселым размышлениям. Эйфория первых дней прошла, и Вахъяздат теперь твердо знал, что его ожидает неминуемое поражение, как только в Персии появится со своими войсками Дарий. Что он может ему противопоставить? Германиев? Конечно, германии отважны и решительны в бою, но они представляют только одно племя из двенадцати персидских племен. Несколько сотен разорившихся и обедневших персов, примкнувших к нему, в воинском отношении не представляли серьезную силу. Хорошо, что кроме патейсхореев и пасаргадов против него не выступили другие персидские племена, заняв выжидательную позицию.
Ох, напрасно согласился он с Доро и выдал себя за Бардию, здесь, в Персии, где многие знали Бардию в лицо. Теперь уже поздно, да и германии не позволят, бросят его. Доро уверяет, что народу все равно, что он не похож на Бардию, потому что он пойдет за именем и никогда не пойдет за каким-то Исфандиором. К тому же ошибся и сам Вахъяздат, рассчитывая на народную ненависть к знати и на его благодарную память к Бардии. Но то, что вызывало ликование у других народов, то есть отмена податей, вызвало даже раздражение у персов, лишив их привилегий и как бы уравняв с другими подвластными им народами. Освобождение же от воинской службы для персов было излишним, так как самый цвет персидской нации почти целиком носил воинские доспехи, предпочитая воинскую службу любой иной, а следующее поколение годных к воинской службе подрастет как раз через три года, когда закончится срок освобождения от набора.
Пока Вахъяздат сидел в Тарава, полный тяжелых дум, произошло то, чего он опасался. Обеспокоенный восстанием в самой Персии, Дарий послал войска под начальством Артавардии, и тот шел скорым маршем прямо в Яутию. По пути к нему присоединились встревоженные притязаниями германиев воины из племени патейсхореев и пасаргадов. Это была уже очень грозная сила, и Вахъяздат принял единственно правильное решение: идти на соединение с Фравартишем в Мидию, а затем, объединившись со смелым вождем повстанцев Маргианы Фрадой, дать решительный бой самому Дарию. Но чтобы соединиться с Фравартишем, надо с боями прорываться на север, а на пути стоит с отборными воинами Артавардия.
Перехитрил-таки Вахъяздат Артавардию. У преследуемого тысячи дорог — выбирай, у преследующего только одна — погоня вслед. Уж сколько раз Артавардию казалось, что он наконец зажал в кулак этого увертливого Вахъяздата, но проклятый самозванец в самый последний миг выскальзывал из рук, словно сыпучий песок сквозь, пальцы. Этот главарь банды мятежников делал вид, что направляется в одну сторону, но как только Артавардия устремлялся за ним, тут же круто менял направление и уходил от преследования в совершенно другую сторону. Помогало Вахъяздату и сочувственное отношение населения. Большинство персов, за исключением, конечно, германиев, пасаргадов и патейсхореев занимали выжидательно- нейтральную позицию, но их симпатии были явно на стороне повстанцев, которым они охотно оказывали некоторые услуги: давали кров и укрывали, когда надо снабжали продовольствием, сбивали с толку воинов Артавардии, давая им ложные направления движения войск Вахъяздата. Когда измученный и вконец измотанный бесплодным преследованием мятежников Артавардия решил дать короткую пердышку своим воинам и стал лагерем, Вахъяздат, собрав все свои силы в один кулак, сам бросился на Артавардию и в двенадцатый день месяца туравахара прорвался-таки на просторы мидийских равнин. Словно окрыленный летел Вахъяздат на встречу со славным Фравартишем., но как ледяной водой его окатила первая же встреча с мидянами. Начальник поста у города Кундуруша с каким-то высокомерием посоветовал Вахъяздату во избежание крупных неприятностей, повернуть вспять — обратно в свою Персию, так как великий царь Мидии Хшатрита очень не жалует персов. Семь дней шли унизительные переговоры, во время которых начальник мидян пересылался гонцами с главным лагерем, где находился сам Фравартиш. Наконец разрешение было получено, но... для одного только предводителя персов!
Оставив войско на Доро, Вахъяздат в сопровождении конвоя мидийских воинов направился в главный стан Фравартиша. На душе у него было тяжело, и горестные предчувствия сжимали тисками его сердце. И как это бывает — плохие предчувствия всегда чаще оправдываются. Фравартиш подверг Вахъяздата унизительной церемонии. Он принял вождя персидских повстанцев сидя на роскошном троне и в окружении внушительной свиты. Вдоволь насладившись стоявшей перед ним в одиночестве фигурой, мидийский вождь соизволил наконец повелительным жестом отпустить своих мидян и остался наедине с Вахъяздатом. Вахъяздат продолжал молча, с каким-то горестным сожалением глядеть на заносчивого мидянина.
— Кто ты? — отрывисто спросил Фравартиш.
— Я человек, который поднял простых людей Персии на борьбу, чтобы низвергнуть узурпатора Дария и уничтожить и изгнать его придворную клику, а затем построить в Персии царство справедливости, в котором богатый не будет обижать бедного, а сильный притеснять слабого.
— С чем ты приехал?
— С миром и дружбой.
— Ты — перс. А какая дружба может быть между мидянином и персом?
— Перс такой же человек, как и мидянин, и разве люди не могут дружить между собой?
— Перс — не человек. Это взбунтовавшийся раб, ставший господином, но я восстановлю попранную справедливость и поставлю зарвавшегося раба на его место!
— Ты хочешь повернуть время вспять?
— Да!
— И поэтому ты взял себе имя Киаксара?
— Да, перс. Я объявил себя — Хшатрита, из рода Увахштры, потому что хочу возродить великую Мидию такой, какой она была при Хшатрите, когда все народы вокруг трепетали при одном его имени, а жалкие персидские царьки целовали прах у ног мидийского царя.
— А что ты сделаешь с Персией, если победишь Дария?
— Превращу в глухую провинцию Великой Мидии.
— А как поступишь с персами, которые поднялись против Дария и этим помогли тебе?
— С персами, которые были против Дария, и с персами, которые были за Дария, я поступлю одинаково — сделаю рабами мидян! Я же тебе сказал, что восстановлю попранную справедливость.
— Да-а-а. Ты для меня еще страшнее, чем Дарий.
— Ага! К чему лицемерие, — 'с миром и дружбой...' для тебя мидянин всегда будет страшнее самого твоего лютого врага перса. И не о людях ты думаешь, а о власти... пати-кшаятия Вахъяздат! Да, я о тебе знаю все! И ты для меня страшнее Дария! Потому что Дарий, если даже победит меня, всегда останется чужим для мидян, а ты... ты можешь заставить мидян позабыть, что ты перс и превратить их в своих верных псов. Потому что когда призванные мной воины-мидяне, служившие под твоим началом, рассказывали мне о тебе, в их глазах светилась... любовь!
— Ты сам подтверждаешь мою правоту — перс и мидянин могут жить в мире и дружбе!
— Слушай, перс! Не испытывай моего терпения, оно далеко не беспредельно. Уходи прочь! Не искушай!
— Хорошо. С ослепленным ненавистью говорить по-человечески — пустая трата времени! Оставайся один. Но Дарий для тебя такой же враг, как и для меня, и, хочешь ты или не хочешь, у нас одна цель — победить Дария. А поэтому пропусти меня в Маргиану...
— К Фраде?
— Да! Объединившись с Фрадой, мы оттянем на себя большую часть войск Дария и этим поможем тебе, Фравартиш!
Фравартиш задумался. Думал долго. Тряхнул головой и отрезал:
— Нет!
Вахъяздат уставился на Фравартиша в крайнем изумлении.
— Ты с ума спятил, Фравартиш! Только в объединении наша сила, только в объединении! Ведь,
