Да, действительно, знания стоят человечеству тысяч лет развития. При очень низкой численности человечества фундаментальные открытия и изобретения случаются исключительно редко, поэтому повлиять на процесс их распространения можно, но ускорить его трудно, а вот замедлить – легко. При высокой численности и плотности населения фундаментальные открытия и изобретения случаются чаще, но при этом шире и круг вопросов, с которыми сталкивается человечество, – и в таком случае возможность принудительного ускорения или же замедления развития человечества все остается, но немного по-другому и на других принципах. К этому выводу я пришел гораздо позднее, уже перд самым моим расставанием с человечеством, но тебе, мой читатель, я говорю это сейчас, чтобы у тебя осталось целостное впечатление о вопросе.
Потом я задался вопросом: 'А каково влияние отдельных, пусть даже выдающихся личностей, на общий ход истории?' Влияние на историю – это, на мой взгляд, экономия времени или же пустая трата его всем человечеством в целом. Процесс разрешения этого вопроса был аналогичен анализу изобретения лука и огня, с той лишь разницей, что меня интересовал только один отдельный индивидуум, а не их группа. Я выбирал определенного человека, отбирал его жизнь и искал, какие изменения хода истории произошли из- за его смерти, а когда находил и систематизировал их, тогда возвращал этому человеку его жизнь.
Я рассматривал выдающихся ученых и изобретателей, видных военачальников и политических деятелей, путешественников, философов, писателей, художников и музыкантов, а также выдающихся злодеев. Я обращал внимание на весь период культурной жизни человечества, начиная с античных времен и кончая современной эпохой.
У меня получилось, что наименьшее влияние на историю (на историю, а не на культуру человечества!) оказывают писатели, художники и музыканты, а также злодеи и авантюристы. Первые своим совместным трудом на протяжении тысячелетий формируют культурное лицо человечества – в этом и заключается их главная заслуга и предназначение, вторые же не делают ничего достойного.
Чуть большее влияние на процесс исторического развития имеют полководцы, а также путешественники и первооткрыватели, но еще больше их – государственные деятели.
В целом все вышеперечисленные группы людей можно объединить в одну категорию людей, которые имеют возможность незначительного влияния на ход истории.
Выдающиеся мыслители могут направлять развитие мысли целых народов на протяжении многих веков, поэтому влияние настоящих философов на историю, несомненно больше, чем у вышеперечисленных групп людей.
Великие ученые и изобретатели в гораздо большей мере влияют на ход истории, нежели философы: их изобретения и научные открытия определяют научно-техническое лицо человечества. В целом ученые, изобретатели и философы формируют категорию людей, которые имеют возможность значительного влияния на историю. Но все это влияние ни в одном из случаев не достигает даже полувека, ограничиваясь несколькими годами, а иногда, десятилетиями.
Но все эти проведенные мной эксперименты – это, конечно же, хорошо, но они – не главное, а главное то, что меня все сильнее и сильнее интересует ответ на вопрос: 'Кто я?'
На сегодня моя масса значительно превышает массу Солнечной системы, а протяженность во времени составляет десятки тысяч лет. Я значительно увеличился и в размерах, и по своим возможностям за время проведения экспериментов над человечеством, причем это произошло благодаря мне самому, благодаря моим развившимся нечеловеческим способностям, а также моему 'отцу', давшему мне это дополнительное могущество. Итак, все происходит так, как мы с ним и договаривались, когда я смогу овладеть определенным навыками, тогда я и получу соответствующие им инструменты.
Но все же, кто я? Самая большая, самая значительная и самая важная часть меня – это определенным образом структурированное разумное пространство-время, и хотя эта моя часть не ощущается обычными органами чувств ни людей, ни иных живых существ, но для меня самого она абсолютно реальна, и я легко могу различать то пространство-время, где я есть, от того пространства-времени, где меня нет. Своим появлением в том пространстве, где я раньше не был, я не мешаю уже сложившемуся порядку, свойствам вещей и течению времени. Однако я – материя с определенной массой, структурой и организацией, и поэтому могу получать информацию напрямую – непосредственно из объекта исследований; я могу изменять его, плюс к тому же могу влиять на время: замедлить его, ускорить или же уничтожить совсем. Изменять предметы и их свойства, скорость течения времени и характеристики пространства я могу только в определенных пределах, и они, эти границы, увеличиваются с ростом моего могущества.
…Тяжесть моего 'я' постепенно и как-то незаметно для меня ушла из человека. Раньше, сразу же после первой встречи с 'отцом' и получения мной первых робких экстраординарных возможностей, я отождествлял себя с человеком, однако теперь в моем понимании 'я' – это разумное пространство-время, это неорганическая сущность, невидимая и неощущаемая обычными органами чувств живых существ. Согласно такой логике построения меня, у меня есть определенные дополнения или придатки, некоторые из которых обладают разумом. Один из этих придатков – тот человек, с которого все началось, другие – это люди, халане, птицы, рыбы, звери, растения и многое другое. Я делаю себе придатки с определенной целью (довольно часто из любопытства), а когда цель достигается, то просто убираю этот придаток.
В целом, на сегодня сложилась очень интересная ситуация: я – существо, подобное богу, и у меня есть придаток или, вернее сказать, дополнение-родоначальник. Следует отметить, что связь между нами очень прочная – когда ему, человеку, хочется что-то определенное или же хочется чего-либо эдакого, расплывчатого, смутного и своеобразного, но то, что я, скорее всего, по его мнению, смогу выполнить, и если я в действительности могу сделать требуемое, то я всегда безотказно делаю ему это. Но что примечательно, так это то, что раньше, когда мое 'я' находилось у него, он управлял своей нечеловеческой частью, и она была продолжением его; теперь же эта часть выросла и готова превзойти своего родителя. Я понял и осознал это после своих экспериментов над людьми; и то были мои опыты, а не его! Конечно же, теперь, после осознания себя, я могу отказать ему, могу разорвать с ним связь, могу даже уничтожить его, но… Но, мне кажется, я еще слишком молод, и, хотя я могу сделать это, но не должен и пока не хочу. Он – мои корни, моя связь с этим миром, миром, в котором я еще не нашел свое место.
Отныне нас уже двое: он – человек и я – почти бог. Мы связаны вместе и идем куда-то, но идем одной дорогой. Эти эксперименты с изобретением лука и огня разделили меня, увеличив размеры и сложность моей пространственно-временной части, и теперь он – меньшая, но пока еще необходимая, часть моего 'я'. Отныне он знает это все и, я надеюсь, правильно понимает ситуацию, поэтому, когда он что-либо попросит от меня, то не встретит отказа, по крайней мере, пока, ведь мы оба понимаем, что нынешнее состояние – временное, и наши пути начинают расходиться.
А пока я, довольный своими успешными опытами над людьми, решил еще лучше понять человека, благо теперь у меня стало гораздо больше возможностей для этого, чем было раньше. Для достижения поставленной цели я решил пройти с человечеством весь его путь от первобытных времен до недалекого будущего (до Второй Галактической войны). Я считывал информацию в реальном времени с исследуемого объекта, не отождествляя себя с ним, но, тем не менее, получая все его мысли и чувства – всю его душу на протяжении всей его жизни, а также все его ощущения – внутренние и внешние, а также всю его боль. После первых удачных считываний я решил не ограничивать себя одним только человечеством, а захватить также и остальную живую материю, составляющую биосферу. Хотя я никогда не отождествлял себя с исследуемыми объектами, но мое проникновение в их сущность было таким полным, что можно условно принять, будто бы в процессе исследования я временно как бы отождествлял себя с ними.
Я был охотником каменного века, был и рабом в древнем мире, был царем, был матросом, был пиратом, был монахом и был солдатом; я строил пирамиды, стрелял торпедами по кораблям и тонул на них; прыгал за борт каравеллы и, захлебываясь, бил по воде руками после укуса акулы; был портным и был механиком, был ювелиром и крестьянином, а еще мне приходилось летать на самолетах за облаками и на космических кораблях во время Марсианской войны; я жил и в джунглях, и во мраке полярой ночи – проще сказать, где я не был и кем я не был. Я прошел все мыслимые и немыслимые пытки разных времен и народов, прошел их и как жертва, и как палач, и как зритель. Я держал в руках и меч, и плуг, и крест, и аркан, и рычаги машины, и музыкальные инструменты, и кисть, и перо; я видел день и ночь – видел день в пыли конницы и танковых колонн, видел ночь в разрывах бомб и в праздничном салюте; а еще я прочувствовал, как штормовые валы играют с кораблем, как вода заливает тонущую подводную лодку, захлебывая легкие, и как воздух выходит из скафандра. Вольным соколом летал я под небесами, крался барсом, бежал оленем, плыл рыбой и китом
