антинейтронов прошел сквозь нее, наделав немало бед: была выведена из строя часть электроники, двигатели и оружие, тлела проводка, кое-где пламя уже лизало стены, люди заболели лучевой болезнью, но в нетяжелой форме. Второе попадание добило корабль – его аппаратура окончательно вышла из строя, люди теперь уже медленно умирали: кто, будучи в сознании, а кто – уже без него. Аннигиляция антинейтронов, а также другие ядерные реакции насытили весь звездолет жесткими гамма-квантами и разогрели его – корабль погибал, похожий на стальной гроб, сгорающий изнутри. Те, кто пока еще был в сознании, сейчас станут как можно быстрее покидать его – людей наверняка подберет какой-нибудь из теперь уже пяти оставшихся крейсеров и помчится с ними в госпиталь – там кого-то из них вылечат, а кого- то, наверное, – нет, но все они еще долго не смогут покинуть приютившую их планету, а во время такой войны это столь же опасно, как и сражаться в космосе.
В то же самое время, когда второй пилот расправлялся с беззащитной целью, я тоже поразил свою – вражеский звездолет выпрыгнул, я поймал его несущим лучом, и, прежде чем противник успел что-либо предпринять, зафиксировал на них основной луч, а потом выстрелил. Вспышка излучения и частиц – вот и все, что от них осталось, – вечный бездонный космос будет им могилой.
– Здравствуй, смерть, – сказал кто-то рядом со мной.
Неприятель ответил ударом на удар: неподалеку от нас взорвалось пространство – вспыхнула псевдозвезда, поэтому я не рискнул прыгать, а повернул в свободный от противника район.
Космос вздрогнул от разрывов псевдозвезд – битва началась. Нас поймали – четверо против одного. 'Они будут стрелять настолько часто, что прыгнуть мы не сможем, затем кто-нибудь попадет в нас, и для меня все кончится', – думал я.
Мы мчались, уходя все дальше и дальше от сожженного нами корабля. Один из звездолетов противника, как я и предполагал, поспешил к нему на помощь, в то время как остальные аккуратно взяли нас в кольцо: они расположились по углам равностороннего треугольника так, чтобы мы находились в его центре. Все готово – теперь нас можно спокойно убивать. Я не хотел терять маневренности из-за слишком большой скорости, поэтому не стал ускоряться, позволив преследователям синхронизировать свой полет с моим – теперь мы все летели примерно с одинаковой скоростью. Первое время мы умело отбивались, поэтому взрывы псевдозвезд происходили пока еще довольно далеко от нашего корабля.
Я уже серьезно стал подумывать о сдаче, хотя они, скорее всего, просто уничтожат нас – противник перестал верить нам после того, как мы сначала якобы сдались, а потом уничтожили два их корабля.
– Командир, они снова хотят говорить с вами, – сказали мне.
– Я слушаю, – ответил я, но на этот раз громкую связь в рубке решил не включать: мне показалось, что на этот раз наш разговор затронет более интимные темы, поэтому я стал вести беседу с помощью наушников и микрофона, опять-таки и как и в прошлый раз, не включая режим обмен видеоизображениями.
– Это снова я, – услышал я знакомый голос. – Ну и ловко же ты нас провел своей ложной сдачей! Но ничего, теперь мы будем умнее!
– Я действительно хотел сдаваться, но потом передумал, – ответил я, и это было почти правдой, – кому охота умирать в плену, если есть шанс выжить?
– Твои слова расходятся с твоими делами, но ничего… – теперь ты в ловушке, понимаешь ли ты это?! – воскликнул он.
Я временно передал командование кораблем первому пилоту, а сам сосредоточился на разговоре – у меня было такое ощущение, что это будет важный разговор, ибо я прекрасно понимал, что мой незримый собеседник – это не просто голос, а человек, который представляет преследующую меня группу, и который, скорее всего, имеет право принимать решения за них всех.
– Да, я понимаю это, – ответил я ему, – но я надеюсь уйти от вас.
– Теперь не уйдешь – молись богу, ибо скоро ты предстанешь перед ним! – уверил меня собеседник.
Я подумал, что в этом разговоре я должен показать своему противнику всю свою решимость идти до конца, чтобы поколебать их уверенность в успехе; неприятеля также необходимо заранее подготовить к возможной неудаче для того, чтобы он меньше, чем мог бы, старался одолеть нас, и тогда вероятность моего спасения возрастет.
– Не говори 'гоп' пока не перепрыгнешь! – воскликнул я и сразу же стал давить на него. – В бога я не верю, но зато верю в свою решительность, в свой ум, в свою волю и в свою жестокость.
– Придет время, и ты запоешь по-другому!
По словам он явно не уступал мне в мужестве, но это только на словах – скоро я узнаю, каков он есть на самом деле!
– Я не боюсь своей смерти, а ты?
– Я-то? – переспросил он, а потом ответил с беззаботностью храбреца. – Когда-нибудь она придет.
Мы помолчали, а затем он спросил меня:
– И тебе не жалко людей, погибших из-за тебя?
– Конечно же, нет, – ответил я, – ведь я их никогда не видел и никогда не увижу: они для меня – не живые люди из плоти и крови, а просто абстрактные цифры.
– Кто из вас стрелял по планетам, – поинтересовался он, – ты, командир, или же кто-нибудь другой?
Я решил сказать правду – а почему бы и нет:
– Всегда стрелял исключительно я один.
– Ты убил столько хороших людей! Ты даже не представляешь себе, какая ты сволочь! – снова вышел из себя мой собеседник.
– Не обзывайся! – оборвал его я, а потом попытался успокоить его. – Я согласен с тобой, что многие из погибших от моих выстрелов были лучше и достойнее меня, и я сочувствую им, сострадая вместе с ними, но сейчас такое время, что кому-то надо убивать, а кому-то надо умирать, и никто не знает точно, будет ли он жив завтра – идет война, и каждый из нас делает свое дело, – подвел черту я и с сожалением добавил. – Если бы не было войны, то мы с тобой, возможно, могли бы стать друзьями…
Он задумался, а потом ответил мне гораздо более спокойным голосом:
– Я не хотел войны, мне она не нужна – это все наши правители затеяли.
– Война имеет причины, которые не всегда подвластны правительству, а причины этой войны вообще неподвластны никому и ничему – замени везде всех чиновников, ответственных за принятие государственных решений, на их оппонентов, – и эта война все равно начнется тогда, когда началась, и будет вестись теми же способами, которыми ведется, – обстоятельства диктуют поведение отдельным людям и целым народам, и с этим придется мириться.
– Тебя жалко убивать: ты – не дурак, – вновь после паузы заговорил он, – но ты слишком опасен для нас. Целью нашей атаки на твоих союзников был ты – нам сказали, что вас всех желательно взять в плен, хотя можно и убить, – я говорю тебе все это потому, что, во-первых, по-моему мнению, ты уже все и так понял сам, а во-вторых, тебе от нас все равно никак не уйти.
А еще нам сказали, что если в плен никого взять не удастся, то мы ни в коем случае не должны оставлять никого из вас в живых, ибо все вы слишком опасны для наших планет, – и теперь мы никого из вас в плен брать не будем. У нас выигрышная позиция – согласись со мной, что ты уже, считай, покойник, – у тебя нет шансов выбраться отсюда и, я полагаю, что ты сам догадываешься об этом, но не хочешь поверить в неизбежное.
– Я понимаю тебя, но мы должны сражаться, ибо так мы понимаем наш долг перед нашими Родинами.
– Включи изображение, – предложил мне мой далекий собеседник, – а я включу свое – так мы сможем посмотреть друг другу в глаза.
– Нет, – ответил я ему. – Я не включу – и ты не включай – так нам будет легче стрелять друг в друга.
– Ну, хоть как тебя зовут-то? – помолчав, спросил он.
– Не скажу, и тебе не советую говорить мне свое – так будет лучше всем нам – у того из нас, кто останется в живых, будет меньше терзаний после войны, – ответил я. – Вы номер моего корабля записали?
