— Переодевайся! — приказал он ученику. — Снимай все, вплоть до исподнего, — заметив недоумение Зиверса, уточнил он. — Это важно!
Для довершения маскарада Хильшер выудил из сумки две пары зеленых перчаток. Затем наступил черед всевозможных стеклянных колбочек, наполненных разноцветными жидкостями. Две связки тонких художественных кистей вместе с десятком черных стеариновых свечей присоединились к колбам чуть позже. Вскоре вся поверхность небольшого тюремного стола была завалена разнообразным хламом — сумка, наконец, опустела. Хильшер удовлетворенно покачал головой и тоже принялся за переодевание.
— Отлично! — скептически оглядев переодетого штандартенфюрера, произнес профессор. — Держи. — Хильшер протянул ученику кисть и колбу с мутной зеленоватой жидкостью. Затем профессор взял книгу Виллигута и раскрыл её в нужном месте.
— Скопируй эту надпись на западную стену камеры, — Хильшер продолжал руководить действиями заключенного, — жидкость экономь… Да, — спохватился он, протягивая Зиверсу сложенный вчетверо листок бумаги, — это транскрипция заклинания, которое ты будешь воспроизводить на стене. Читать его нужно низким тоном, нараспев.
— Так что ли? — пробасил штандартенфюрер.
— Еще ниже можешь? — спросил профессор.
— О, о, — на полтона ниже пропел Вольфрам.
— Замечательно! — похвалил ученика Хильшер. — Занимайся надписью, а я тоже кое-что приготовлю.
Не обращая больше внимания на штандартенфюрера, старательно выводящего на ноздреватом бетоне символы древнего языка, Фридрих освободил стол, бережно свалив ненужные пока принадлежности на лежанку. Смахнув рукавом со стола оставшийся сор, профессор взял склянку с какой-то темной жидкостью. Он выдернул зубами резиновый колпачок, закрывающий горловину, и выплюнул его на пол. Затем, намочив жидкостью кисть, он одним отточенным движением нарисовал на поверхности стола большой круг. В круге расположилась правосторонняя свастика, в центр которой Хильшер поставил каменную чашу Отто Рана. Взяв в руки очередную колбу, профессор заполнил магическими символами свободную поверхность углов стола. Бросив короткий взгляд в сторону западной стены, Хильшер с удовлетворением отметил, что дела у Зиверса идут как надо — больше двух третей стены было заполнено светящимися мертвенно-зеленым светом символами. Стараясь не отвлекать ученика от работы, Хильшер расставил вокруг чаши свечи и зажег их. Теперь для продолжения обряда ему была нужна книга Виллигута. В ожидании её профессор присел на лежанку. Вскоре освободился и штандартенфюрер. В изнеможении он упал на нары рядом с профессором.
— Терпи, дружище! Я тоже через это прошел — старик умирал, ему было не по силам вытянуть такое сложное заклинание, — сказал Хильшер. — Я в одиночку провел этот обряд — после этого месяц пластом лежал. А ты молодой, полный сил — для тебя это плевое дело! Пока отдыхай.
Хильшер взял книгу и перекинул несколько дощечек. Наконец он нашел нужное место и, глубоко вздохнув, начал читать заклинание, водя указательным пальцем по резным строчкам. Неожиданно ярко вспыхнули голубым светом колдовские символы, начертанные профессором по углам стола. Огоньки мгновенно расплавившихся свечей заставили полыхнуть пожарищем круг со свастикой. Жаркие язычки пламени неутомимо лизали бока раскалившейся каменной чаши, возрождая к жизни забытые символы. Еще недавно лишь едва видимые, сейчас они переливались в темноте рубиновыми углями преисподней. Издав резкий горловой звук, Хильшер замолчал. Вольфрам с изумлением разглядывал преобразившуюся камеру.
— Подойди к столу! — просипел профессор. Зиверс подчинился. — Загляни в чашу! — потребовал Хильшер.
Вольфрам, стараясь не задеть языки пламени, осторожно заглянул в каменный артефакт.
— Что это? — удивленно воскликнул Зиверс — чаша более чем наполовину оказалась заполненной густой темной жидкостью.
— Кровь… — тяжело дыша, ответил профессор. — Кровь Бога. Чаша всегда полна… Садись, — он вяло хлопнул по лежанке расслабленной рукой. — У нас есть несколько минут для отдыха… Затем продолжим…
— Ну, может, наконец, расскажешь мне, что со всем этим нужно делать? — осведомился Зиверс, кулем падая на лежанку рядом с Фридрихом.
— Хорошо, — согласился профессор. — Там запад, — он указал на светящуюся стену, — символ подземного мира, мрачного царства смерти, так же как восток — символ возрождения. Это прописные истины, известные мало-мальски образованному человеку. Заклинание, которое ты начертал на этой стене, должно запечатать ворота потустороннего мира, куда после смерти должна проследовать твоя душа. Она останется здесь, чтобы возродиться в новом теле. В Граале — Божественная кровь, до сих пор наполненная жизненными соками прежних повелителей мира. Тебе придется испить из нее. Эти силы поддержат твою бестелесную душу, позволят сохранить память и не сойти с ума… Чуть не забыл, — Хильшер хлопнул себя по лбу, — твою душу нужно еще привязать к чему-нибудь!
Покопавшись секунду в карманах плаща, он достал круглый металлический медальон. В имевшееся на нем отверстие был вдет простой шнурок.
— Вот, — демонстрируя находку ученику, сказал Хильшер, — к этой штуке мы и привяжем твою душу.
— Что это за символ? — рассматривая выбитый на медальоне знак — две устремленные вверх под углом линии, спросил Зиверс.
— Руна Ка, — охотно пояснил профессор, — человек с воздетыми руками. Две поднятые руки — египетский иероглиф, означающий воскресающую душу. И звучит он точно так же — Ка. Или Кай. Это возрождение!
Хильшер по-старчески кряхтя, поднялся на ноги и подошел к столу. Вытянув руку, он опустил болтающийся на шнурке кругляш в закипевшую кровь. Периодически доставая железку из чаши, профессор что-то неслышно бормотал себе под нос. Наконец, достав медальон в очередной раз, профессор удовлетворенно кивнул — руна, выбитая на железном кругляке, светилась подобно символам на каменном артефакте.
— Надевай! — Фридрих протянул медальон Зиверсу. — Не снимай его до самого конца! — проследив, как Вольфрам накидывает на шею шнурок, предупредил он. — После казни я заберу медальон, твоя душа будет в надежных руках. — Ну что, продолжим?
Они замерли в позе лотоса на холодном бетоне. Лицом на восток, сжимая в руках небольшие кованые свастики, символизирующие, также как и Тибетские мельницы, вечно вращающийся мир. Оставив свастику на коленях, Хильшер воздел вверх руки. Зиверс тенью повторял все его движения.
— Ар-эх-ис-ос-ур! — гортанно запел профессор. Древние магические слова в его устах звучали зловеще — священная формула вечности, давно не произносимая вслух, исказила реальность. Со стороны западной стены в спины осмелившихся произнести запретные слова ударил поток холодного воздуха.
— Ас-эр-ис-ос-ур! — эхом повторил вслед за профессором штандартенфюрер.
Новый порыв холодного ветра надул пузырем просторные одежды жрецов, растрепал им волосы и с ревом пронесся по камере. Огонь пылающей свастики взметнулся к потолку и резко опал. В воздухе остро запахло серой и свежей кровью из парящей чаши. Но следующий порыв ледяного ветра унес эти запахи, наполнив камеру смрадом разлагающихся тел. Зиверс с трудом подавил приступы рвоты.
— Юл-юр-тиу! — стараясь заглушить вой ветра, отчетливо произнес Хильшер, резко поднимаясь на ноги и опуская руки вниз в жесте Тиу — точки смерти, нисходящей к корням Мирового Древа, центру потустороннего мира.
Откуда-то из глубины донесся нарастающий глухой рокот. Толстые стены камеры сначала мелко завибрировали, а затем и вовсе заходили ходуном. Руны, начертанные рукой Зиверса на западной стене камеры, расплывались, словно не просохшие чернильные пятна, приобретали глубину и объем. Неведомые силы стягивали их к центру стены, формируя из пятен круглый изумрудный тоннель, отдаленно напоминающий водяную воронку. Воздух со свистом начал всасываться в образовавшийся коридор. Хильшер, услышав этот характерный свист, воскликнул:
— Ра-Рог-Ра!
