должность, ему надо срок вломить, а они еще меня воспитывают!
— Так и передать Мельнику?
— Так и передай. Выбрасываю его из доли за подлость, за обман компаньонов. За такие дела башку снимают, кишки выпускают и на забор вешают.
— В таком случае я снимаю комбинат с охраны.
— Он снимает! — взбеленился Шибаев. — Он меня назначил, он снимает. Ха, ха, ха! Это я сниму с тебя погончики, свинья корытная! — Он обеими руками схватил за край стол, и с грохотом все полетело на пол. Пошел к двери, со стуком вставил ноги в ботинки, не стал даже застегивать молнию, спешил, но не забыл про чемоданчик с окованными углами, протопал в обуви — о, ужас! — по вощеному паркету, дернул чемодан за ручку, будто боясь, что он прирос тут, пустил корни, и потопал обратно. Схватил дубленку и хлопнул дверью изо всей силы.
Но дверь была пухло оббита с обеих сторон, и грохота не получилось.
Вася, что делать, начал наводить порядок, поднимать осколки, сгребать их просто ладошками, ставить бутылки обратно. Затем понуро пошел к двери, обулся, оделся, занятый одной мыслью, как же ему быть с пузырем, магазины уже закрыты, а Вася не остановится, если начал, ему нужно вылакать минимум грамм четыреста, хоть в аптеку беги за тройным одеколоном, но и там отдел номер три до девяти — труба.
— Григорий Карлович, я дико извиняюсь, я потом рассчитаюсь, а то завтра на работу не выйду. Будьте человеком.
Тот непонимающе смотрел на Васю.
— Дайте мне бутылку в долг, водочки.
Голубь брезгливо вынес ему бутылку почти полную, сталинские его усы поднялись, как у кота при виде дворняги. Вася слезно поблагодарил и мелкими шажками вышел, тихо закрыл двери, исправляя горячность своего начальника.
Глава десятая Плата за дурной характер
Утром, едва Шибаев продрал глаза, первою мыслью было — надо ехать к Голубю. Рассвинячился вчера, хотя и выпил не много. Да что там, мало выпил. С друзьями при хорошей беседе для него норма две бутылки коньяка. Вчера он был сам не свой, у него будто чирей прорвался. Надо отвезти Грише двенадцать тысяч и долю Мельника тоже. И впредь не заводиться. Васю, что ли, спросить, с чего началось? Да что спрашивать, Шибаев таким уродился.
Перед выездом из дома, еще даже не рассвело как следует, он позвонил Голубю домой. Жена ответила, что Григорий Карлович в парке на пробежке, делает зарядку, что ему передать?
— Я ему потом позвоню.
Он бегает. Ты едешь вкалывать, а он бегает. И правильно делает. И Мельник прав, советуя просить у Рахимова внефондовую лису, расширять сферу создания резерва.
Он поехал в управление к Прыгунову. Вот кто был типичный начальник, похожий на десятки, сотни других чиновников областного масштаба — лысоватый, седоватый, застегнутый, воротничок впивается в шею. Круглое лицо, маленькие глазки. Сядут на кустовых совещаниях все вместе фотографироваться — ну как близнецы-братья. Глаза оловянные, все толстомясые, крепкие такие боровики, опора и надёжа. Кому они все подражали, непонятно. В кино таких не показывают, в журнале мод не увидишь, разве что в «Крокодиле». Странно, что и сам Шибаев стремился походить вот на таких упитанных, увесистых, основательных.
Прыгунов пил и не прятался, и в кабинете пил, и в машине, и в цехе мог выпить, если бутылка под рукой, не брезговал и в забегаловку заглянуть. Изо дня в день и уже не один год. Начинал с утра в своем кабинете, не забывал проветривать, холод стоял собачий. До обеда он подписывал бумаги, а после обеда секретарша отвечала, шеф на совещании, или на объекте, или вызвали в исполком.
Сейчас они вместе составили проект письма министру. Главный упор на то, чтобы занять жен шахтеров, обеспечить их работой. Сырье крайне необходимо.
— Просить мы можем, но давать нам никто не обязан. — Прыгунов пытался оправдать свою беспомощность. — В местную промышленность идет именно несортовое, внефондовое сырье.
Шибаев это и без тебя знает. Твое дело подписать ходатайство. Махнарылов заберет бумагу, поедет в Алма-Ату, и Рахимов там все решит.
— Вы там с отчетом поторопитесь за первый квартал. С меня тоже требуют.
Вот и вся работа начальника управления, бумагу подписать да отчет потребовать.
От Прыгунова Шибаев позвонил в школу милиции — капитан Голубь на занятиях, освободится в одиннадцать сорок пять.
Приехал на комбинат, в приемной маячил Вася, настолько чем-то взбудораженный, что даже не смотрел на Соню. Прошел вслед за шефом в кабинет, надежно закрыл дверь, после чего выдохнул:
— Лекала забрали!
— Сядь, Вася, не трясись. — А самого сразу будто током от пальцев на руках до пальцев на ногах. — Доложи спокойно, кто забрал и когда забрал.
Вася сел. Важно сразу сообщить начальству, тяжесть переложить, теперь можно и дух перевести.
Шибаев не стал психовать, разбивать графин, телефон, телевизор. Ему стало ясно, кто послал забрать лекала и почему послал. Шантаж Голубя, его проверенное оружие, принудиловка. Снять с него погоны обя-за-тель-но!
— Плохие мы с тобой, Вася, должностные лица, никакой дипломатии ни у тебя, ни у меня.
Вася грустно сказал:
— У тебя, Роман Захарович, опыта навалом. Зачем ты вчера рога мочил, пёр на него дурдизелем?
На ночь Вася хорошо принял водочки из Гришиной бутылки, выспался, утром опохмелился чуть-чуть и сейчас был в форме. Голова соображала четко, но даже и вчера он видел, шеф напрасно ершит Григорию Карловичу, на понт того не возьмешь, глоткой ничего не добьешься, ясно, кто тут у нас правит. Вася чуял, завтра этот керосин обернется, если не ревизией, то каким-нибудь другим налетом, пакости не миновать. Так оно и вышло.
— Кто именно приезжал, кто забрал?
— Извини, Роман Захарович, я не усёк. В общем, из обахаэса.
Вася признавался шефу — как увижу, мент навстречу идет, так и тянет сделать руки назад и следовать впереди него, помня, что шаг вправо, шаг влево считается побег. У Васи от них гипноз.
— А Цой с ними был?
— Нет, Цоя не было.
А полагалось бы, комбинат подведомственная ему территория. Та-ак, следовательно, наскок самодельный, частный, руководству горотдела пока ничего не известно, не будем гнать лошадей, чтобы не посеять паники.
— Какие лекала забрали?
— Те самые, Цыбульского. Спрашивают, где заключение на них лаборатории? Я говорю, у директора. «Пиши объяснение».
— А ты?
— А я, Роман Захарович, не ногой сморкаюсь. «Я ничего писать не буду, идите к директору и с ним выясняйте. Лекала нам такие положены, мы не можем каждый раз останавливать производство. Картонных не напасешься, бумага, она и есть бумага, а дюраль не размокнет, один раз сделал и на сто лет».
— А они что?
— «Сто не сто, а лет на десять они тебе потянут», — такой намек мне дал капитан, у них самый старший. Я хотел их сразу погнать, не видно, что ли?
— Что тебе видно?
— Да дураку ясно. Роман Захарович, это после вчерашнего… — Хотел сказать, не надо было тебе, директор, дурака валять, по пьянке пыль поднимать, но Вася не из тех, кто любит учить. — Лететь мне или
