Небо ясное, голубое, света больше и больше, красное утро, красивое… Именно утром почему-то тянет его вспомнить свое нищее детство. Вспомнить, себя пожалеть и отомстить кому-то, неизвестно кому большими деньгами и безграничной властью…
Подошла машина, вылез Коля, легкой улыбкой приветствуя шефа. Прощай небо, белка сунулась в колесо — Шибаев, пригнув голову, полез на сиденье.
Махнарылов ждал его у калитки своего дома в одном пиджачке, без кепки, стоял и дрожал от холода, а возвращаться нельзя — пути не будет. Нырнул на заднее сиденье со словами: «Коля, включи печку». Подъехали к парку, вылезли, прошли по аллее, увидели неподалеку Гришу, он приветственно вскинул руку, мол, я сейчас, и побежал дальше по своему маршруту. На облупленной голубой скамейке лежала его меховая куртка и голубой берет. Шибаев и Махнарылов сели рядышком, словно на стадионе, и наблюдали, как Гриша в синем трико с белыми лампасами трусил по дорожке вдаль, огибая длинную, пегую, по- весеннему неопрятную клумбу.
— Закинь ногу на ногу, — сказал Шибаев. Вася послушался. — А теперь руки на живот, пальцы сплети и большими крути вот так! — Показал. — Будто нам все это до лампочки.
Посидели, покрутили, а Гриша трусил, не меняя ритма, будто его в кино снимали.
— Тебе не кажется, что он нас оскорбил?
— Я не слышал.
Васю пока не пошлешь матом, никакого другого оскорбления он не примет.
— Мы с тобой приехали, оба начальника, а он бегает, нам цирк показывает.
— Программа такая, — пояснил Вася и как-то даже недовольно посмотрел на шефа — чего, мол, заводишься на пустом месте?
— Ему жить осталось какой-нибудь год, а он бегает.
— Зарядка дает бодрость, Роман Захарович, здоровье.
— Возьмут Гришу за жабры, дадут вышку, скажи, Вася, зачем ему на том свете бодрость, здоровье?
Васю такой прогноз не смутил. Он пояснил шефу, что гимнастика, бокс, борьба всегда нужны. Вполне возможно, при крепких данных попадешь на том свете в обслугу (Васе везде виделась структура колонии общего режима) — кого на сковороду подсадить, кого с метлы снять, из веревки вынуть, там как раз, в основном, физические нагрузки. Не может же быть, чтобы и на том свете только думали и бумажки писали. Там уже думать поздно, надо отвечать за то, что не успел додумать на этом, свете.
— Значит, пусть бегает? Арестовал машину с лисой, опечатал комбинат, назначил ревизию и пусть бегает?
— Пусть бегает, — разрешил Вася.
— А мы должны ему улыбаться и делать вид, что все о'кей, прибыли с рабочим визитом. — Шибаев покачивал ногой, покручивал пальцами довольно показательно. — Ты молодец, Василий Иванович, соображаешь.
— Не понял! — сказал Вася с гонором, он не любит, когда его хвалят в кавычках.
— Так делают все великие люди, главы государств, министры иностранных дел, главари мафий. Хотят один другого утопить в ложке, но ведут культурный разговор, так и мы, Вася, ты прав, иначе никогда не станешь акулой большой воды. Всегда и везде хитри, дури, охмуряй. Честность — это глупость. Откровенность — это просчет.
— Вас понял.
— Самый сильный человек не Наполеон и даже не Иосиф Виссарионович, а вот мы с тобой. Нам в рожу плюют, а мы за это — десять тысяч. Нам полагалось бы сейчас отметелить Гришу так, чтобы его ни один родственник не опознал. А мы сейчас будем с ним по ручке здороваться и на лапу совать. Тот, кто покоряет себя, Вася, сильнее тех, кто покоряет народы.
— Вас понял, — повторил Вася меланхолично.
Наконец Гриша Голубь подбежал к своим визитерам. Вася охотно поднялся, чтобы поздороваться, но вынужден был сесть, поскольку Гриша остановил свой бег шагах в двадцати от скамейки и начал дыхательную гимнастику, руки вверх — вдо-ох, руки вниз — вы-ы-дох.
— Физкульт-привет! — сказал Шибаев, покачивая ногой через колено.
— С чем пожаловали? — бодро спросил Гриша.
— Известно с чем, на лапу сунуть. — Шибаев вынул из кармана сверток в газете, опоясанный синей изоляционной лентой, и подал Васе. Тот встал и подошел к Грише, но Гриша начал крутить руками в плечевом суставе, изображая ветряную мельницу. Вася стоял и ждал, он не отступится, до вечера будет ждать. Гриша кивнул на скамейку, на свою меховую куртку, дескать, положи туда. Вася повернулся было, но Шибаев остановил его:
— Нет, передай в руки товарищу капитану. Вернее сказать, штурману нашего корабля. Он четко провел рейс Каратас — Целиноград.
Гриша приостановил мельницу, взял газетный кирпичик и небрежно, будто там не десять тысяч, а десять копеек, швырнул его на свою куртку, но не совсем удачно, сверток пополз по скользкому нейлону и упал на землю.
— Сидеть! — приказал Шибаев Васе, как дрессировщик тигру. И угадал, Вася действительно хотел сняться с места и поднять, как никак там «Жигули» с «Запорожцем». Голубь продолжал изображать мельницу.
— Гриша, не хватит ли динаму крутить? — сказал Шибаев. — Сядь рядком да поговорим ладком, а то вон люди смотрят и думают, что два мужика тебя лупить приехали.
— Да не за что! — бодро сказал Гриша и начал работать ступнями, шагая на месте, как арлекино.
— Чарли Чаплин! Он нам закрыл комбинат и считает, что так и было.
Вася только вздыхал — передерутся опять вместо перемирия. Наконец Гриша сделал три глубоких вдоха и три глубоких выдоха, низко склоняя при этом голову, после чего сел на свою куртку, даже не глянув на газетный сверток, он так и лежал на земле, никому не нужный, поговорят люди и уйдут, а эта малозаметная штука, похожая на выпавшую из кармана позавчерашнюю газету, сложенную в восемь раз, так и останется.
— Куда вы Яшу Горобца девали?
Какой шанс упущен — умыкнуть Горобца, посадить его в склад химикатов под присмотром бойца вневедомственной охраны и командовать Голубем. На будущее надо учесть.
— Мы его не выпустим, пока ты не выполнишь нашу просьбу. Подкрепленную вон теми бумажками. — Шибаев небрежно кивнул на землю. — Нам нужно выйти на Лупатина. Мельник с ним был напрямую. Почему Миша передал мне фирму без гарантии?
— Миша поручил мне ведать охраной и не усложнять дело прямыми связями. Не понимаю, почему ты против меня?
— Тебе осталось жить год, полтора, смотря какой попадется следователь по особо важным делам. А ты все бегаешь. Я разбираюсь, как по-твоему? Могу обойтись без посредников?
347 — Я ценю твой тонкий юмор, но позволь исправить твою безграмотность, притом вопиющую. Ты хочешь сказать, что есть основание привлечь меня по статье сто сорок шестой — получение взятки должностным лицом, занимающим ответственное положение. Но ты ошибаешься, я к твоему производству не имею ник-какого отношения. Если ты пойдешь, так у тебя на первом плане хищения в особо крупных размерах, а если я пойду, то у меня лишь посредничество во взяточничестве.
— Но ты должностное лицо, ты занимаешь ответственное положение, тебе расстрел. С конфискацией.
— Н-нет! — торжествующе, даже кокетливо, пропел Голубь. — Я лицо постороннее. У меня школа, кафедра, воспитательная работа. К твоему комбинату я имею такое же отношение, как к фирме «Мерседес-Бенц». Я старший преподаватель, есть мнение назначить меня начальником кафедры.
Шибаева всегда поражала вот это похвальба и опережение событий. Всю свою жизнь он скрывал, когда его устраивали куда-нибудь на вшивенькую должность, повышали, переводили, до последнего момента никому ни слова, даже своей жене, — двинут телегу, и пролетишь. Но этот же! Еще ничего не решено, все вилами по воде, а он уже направо-налево меня повысят, или — еду с делегацией в капстрану, или — меня представили к Почетной грамоте. Отчего это, от бесстрашия или наоборот, от страха? Скорее
