солнце встанет. Справишься?
— Угу, — буркнула я недовольно.
— Дать тебе кого-нибудь в помощь? — предложил коварный Ряха, видя, что я скисла.
— Нет, спасибо, — сразу воспрянула я. — Сама справлюсь!
Уж лучше в одиночку по этим мраморным роскошествам шарахаться, чем в такой теплой компании.
Я взяла знамя, положила его на плечо, и печально поволоклась в дальний конец вестибюля: башня венчала здание, значит, вход в неё был где-то в той стороне. До рассвета времени ещё много, можно искать.
Пока я шла вдоль ряда бесконечных колонн, то поменяла своё мнение о поручении, данном мне Ряхой: скорее всего, он услал меня куда подальше, чтобы не мешала.
Вестибюль кончился к моему разочарованию глухой стеной, на которой угадывались выложенные разноцветной мозаикой панно. В полумраке было не разобрать, что там было изображено, поэтому я повернула обратно, резонно рассуждая, что вход в башенку можно поискать и снаружи здания.
Около двери уже не было ни Ряхи, ни его людей, только кони, привязанные к лестнице, продолжали украшать пол тем, что остается в итоге от съеденного. Но они не просили привязывать их во дворцах и делали лишь то, что обычно. Убитого сняли с коня и положили на холодный пол, прикрыв ему лицо.
Я боком-боком миновала его и с облегчением выскочила наружу.
Путь к башне нашёлся не сразу, сначала я побродила вдоль здания, поражаясь его безлюдности, потом обнаружила на боковой стене лестницу, ведущую на крышу, и стала подниматься по ней, опираясь на копьё, как на посох. И бурча про себя, что у зодчих, возводивших эту цитадель, была какая-то ненормальная страсть к лестницам всех видов и размеров. А может, не у зодчих, может, у заказчиков. Или их вдохновляли горы, как ступеньки, спускающиеся из облаков сюда, в эту долину?
Мысль была интересная, но я поднялась на крышу, и думать, чем руководствовались зодчие в своём творчестве стало некогда — башенка была совсем рядом.
И её обвивала лестница!
Медбрат побери здешних строителей: ежу понятно, что по внутренней лестнице путь получается короче, чем по внешней!
Сжав зубы, я стала подниматься…
Чем выше, тем сильнее дул ветер. И луна была совсем рядом: казалось, протяни копьё — и пощекочешь ей наконечником желтое, как у жареной рыбки, брюшко.
Лестница, похоже, была бесконечной, вилась и вилась. Я уже серьёзно начала опасаться, что рассвет меня здесь и застанет, но всё-таки ступеньки вывели наверх.
Это был старый маяк. Почему-то не действующий сейчас. Внутри башню пронизывал насквозь, до самого основания, колодец. У его жерла был поставлен металлический ворот, — им поднимали топливо на маяк, а смотрители мерили пешком ступеньки лестницы. По ночам здесь жгли костры, далеко заметные с моря…
Около ворота и я села, почти упала, пытаясь отдышаться после подъема.
Луна уже куда-то исчезла, наступил предутренний час.
Отдышавшись, я стала осматриваться, ведь мало было попасть сюда, надо еще и знамя куда-нибудь воткнуть, согласно Ряхиному плану. Чтобы всем стало ясно: наши в городе!
Я приглядывалась и так, и этак — луна убежала совсем некстати. Но наконец нашла подходящую дыру в старом конусе черепичного навеса над верхней площадкой башенки. Прикинула — должно держать.
Осталось дождаться солнца, которое скоро выкатится из-за моря.
Я старалась не думать, что там творится внизу. Уповала лишь на Ряхину практичность. Он человек опытный и знает, что чем меньше крови, — тем устойчивей будет его положение. Если он, конечно, собрался здесь задержаться надолго.
Наконец, рассвело. Солнце вынырнуло из моря, отряхнулось и просияло всем своим ликом.
Сопя, я подтащила тяжелый ворот поближе к нужной мне дыре, развернула знамя, встала на ворот в качестве подставки, держась одной рукой за стропила, и аккуратно протолкнула копьё через дыру наружу, закрепив его конец в балках. Это была не единственная дыра в старой крыше, — просто она была практически в центре конуса. А сквозь другие прорехи можно было рассмотреть, что получилось.
Золотые рыбки, вышитые на багряном знамени, сделали хорошую карьеру: теперь они гордо реяли над городом.
Сверху я увидела, как Ряха и его люди вновь гарцуют на площади. Понеслась вниз по винтовой лестнице.
Спустилась на здание, с него — на площадь, подошла к Ряхе.
— Ну что?
— Ну всё, — Ряха не выглядел ни радостным, ни огорченным, ни потрясенным. — Старую власть мы изолировали. Давай, в седло садись. Теперь надо дела в городе решить, пока все спросонья глаза продирают.
Половину отряда он оставил в цитадели, в сопровождении остальных мы помчались на пристани.
— Если там не дураки, то флаг заметят, — рассуждал Ряха на ходу.
— Ты думаешь, дел других у жителей города нет, как на свою цитадель с утра пораньше пялиться? — возражала я. — Они её сто раз видели. Даже если и заметят, — ну висит, ну и что?
— Ладно, скоро узнаем! — не поддержал спора Ряха. — В порту держись около меня.
— Зачем? — тут же спросила я.
— Затем. Вверни хоть пару слов в разговор. Любых, каких хочешь, можешь даже выругаться: когда услышат твой говор, подумают, что меня поддерживает Ракушка. Не помешает.
В порту мы побывали в нескольких местах. Ряха в скупых выражениях сообщал находящимся там влиятельным людям, что им повезло, они видят перед собой новую власть, так запросто общающуюся с ними, влиятельными людьми.
Те в ответ в не менее скупых выражениях сомневались в своём счастье.
Тогда я вежливо просила выглянуть их в окно и посмотреть на цитадель. Как и предсказывал Ряха, мои интонации, ударения и речевые обороты влиятельных людей убеждали, почему-то, больше, чем Ряхины скупые слова.
После всего это добрый Ряха говорил влиятельным людям, чтобы они не пугались, и что он хороший король, повезло им с ним.
Потом меня в изысканных выражениях выставляли из помещения и там, за закрытыми дверями, как я понимаю, и шёл настоящий переворот, передел зон влияния, фактическая передача власти и прочие важные вещи.
Ряха знал, на что бить: это земля тоже была провинцией пошатнувшейся империи, как и Шестой Угол, то есть Отстойник: власть в цитадели сидела столичная, сиречь пришлая, городом не любимая. Порядка было мало, поборов с населения — много. Основные средства утекали в Хвост Коровы, который большинство жителей за всю свою жизнь ни разу в глаза не видели.
Столичных чиновников, квартирующих в цитадели, Ряха вытащил из теплых кроватей и запер в подвале, сосредоточив в своих руках, таким образом, законодательную и исполнительную власть. Туда же отправилась обленившаяся цитадельная охрана. Как это обычно бывает, самой боевой силой были дозоры, патрулирующие ночной город, военные силы выше по рангу за годы спокойного существования рабочие навыки утратили. С дозорной службой обещали договориться новые Ряхины сторонники, контролирующие порт. Что по этому поводу думает власть судебная, никого не волновало.
Закрепив своё влияние в самой стратегически важной части города, Ряха направился завоевывать народную любовь.
Мы подъехали к зданию налоговой службы. Нас сопровождало несколько человек из порта.
По Ряхиной команде горцы ворвались в него. Обезвредили имеющуюся в здании охрану. Вывели их на мостовую и вынесли деньги.
— Его надо сжечь дотла, — просительно посмотрел на меня Ряха. — Сделай это, ладно? Не хочется долго с ним возиться.
