печать. Если это условие не будет встречено с поминанием, я откажусь от своего проекта, хотя, поверьте вовсе не хочу, чтобы так случилось.
После ухода мистера Дрисбера она еще долго оставалась за столом, размышляя над их разговором. Он достиг больших успехов за три месяца со дня их знакомства; тогда план еще только зрел в ее голове. Лиан пробудил в ней желание найти способ принести благосостояние в Керри, и она подумала, что без помощи мистера Дрисбера ей бы не удалось сделать и половины. Но от Лиана она не хотела принимать никаких благодарностей, — все, что она сделала, было ради людей Керри, а не только ради главы рода Ардулиана, — она бы не вынесла, если бы он пришел к заключению, что чувства к нему явились побудительной причиной ее действий. Джорджина уронила голову на руки и дала волю слезам. Грустно, но ее мало успокаивало сознание того, что благодаря ей сотни человек обретут свое счастье.
Она успокоилась от приступа жалости к себе, когда комната утонула в сумраке наступившего вечера. Усталая и безразличная, она стала собираться домой. С окончанием рабочего дня опустевшие кабинеты наполнила оживленная армия уборщиц, которые радостно перекликались друг с другом, перекрывая шум пылесосов. Ей показалось, что у дверей спорят: кто-то хотел войти в кабинет, но его не пускали. Вспомнив, что распорядилась не беспокоить ее, она распахнула двери сказать, что кабинет свободен, но тут же отступила назад, когда увидела одного из спорящих.
— Дядя Майкл! — только и смогла выговорить она от удивления.
Он прошел мимо разгневанной уборщицы с веселым восклицанием:
— Вот видите, не говорил ли я вам, что я ее дядя! — и повел Джорджину обратно в кабинет, плотно закрыв за собою дверь.
Тысячи вопросов пронеслись у нее в голове в течение тех нескольких секунд, что они смотрели друг на друга. Но она только спросила:
— Что ты здесь делаешь, дядя Майкл? Я думала, 182 ты решил навсегда остаться в Ирландии.
Майкл прищурился и, не отвечая, стал беспечно бродить по комнате; он брал в руки предметы, долго изучал их и ставил на место. Ее взвинченные нервы не выдерживали молчания. Она вынуждена была поторопить его с ответом:
— Ну, дядя Майкл?
Он перестал расхаживать и повернулся к ней лицом.
— Я приехал занять денег — и довольно крупную сумму.
Джорджина от неожиданности села.
— Но зачем? Что ты будешь с ними делать в Ирландии?
— Мне предложили партнерство с большой коневодческой фермой, Джорджина, о чем я всегда мечтал: ты знаешь, как я люблю лошадей. Я верну тебе весь долг до последнего цента, клянусь честью, верну. Это очень выгодное предложение, я могу представить тебе доказательства, все, что требуется, — вложить большой капитал, и тогда ферма станет лучшей во всей Ирландии. Мне нужна твоя помощь, Джорджина. Это, может, единственное по-настоящему интересное для меня дело, которое, кроме того, обеспечит мою старость.
— Но, дядя Майкл! — расстроенное лицо Джорджины, казалось, взывало к пониманию. — Мне ужасно жаль, но это невозможно. Все деньги находятся в деле, ты ведь знаешь.
Он выглядел разочарованным.
— А что с деньгами, оставленными тебе моей матерью? Я думал, ты можешь свободно распоряжаться ими.
Джорджина смутилась. Она очень хотела помочь дяде, но сейчас это была невозможно, как невозможно назвать причину отказа.
— Мне жаль, дядя Майкл. Я не могу тебе все объяснить, — нерешительно сказала она, — ты должен поверить мне на слово, я не имею возможности помочь тебе. Неожиданно он склонился над ней и засмеялся, глядя в смущенное лицо.
— Верно, не можешь, да, крошка, потому что ты вложила каждый свободный доллар, которым владеешь, в Керри, не так ли?
— Откуда ты узнал?., что ты имеешь в виду? — запинаясь спросила она.
— Я так и подозревал, — торжественно объявил Майкл. — Но даже моя хитрость не помогла мне разузнать все до конца. Я был ужасно зол на тебя за бегство с Орлиного перевала, но теперь, кажется, начинаю понимать…
Он еще больше смутил ее, неожиданно оборвав речь на полуслове и сменив тему разговора.
— Ты отлично поступаешь, детка, — охрипшим голосом сказал он, — и я горжусь тобой.
— Опять ты провел меня! — вспыхнула Джорджина. — Как ты можешь!.. Лицо Майкла приняло озабоченное и виноватое выражение, и она смягчилась.
— Ладно, забудем. Не думаю, что это имеет теперь значение. Но обещай мне, — она схватила его за лацканы пиджака и встряхнула, — обещай, что никогда ни одной живой душе не расскажешь того, что сейчас узнал!
Дядя по-мальчишески лизнул указательный палец и провел им поперек горла.
— Никогда, — торжественно пообещал он. Джорджина не доверяла запрятанному в глазах веселому блеску, но ей пришлось удовлетвориться его обещанием. Майкл взял свою шляпу и направился к двери; она попыталась его задержать:
— Дядя Майкл! Ты до сих пор не рассказал, что здесь делаешь, и потом, я хочу о многом тебя расспросить.
Но со способным вывести из себя кого угодно безразличием он махнул на прощание рукой и, закрывая за собой дверь, бросил через плечо:
— Это подождет… до завтра!
Весь вечер оставаясь одна в квартире, в которой жила вместе с матерью, Джорджина размышляла над последними загадочными словами Майкла, Почему надо ждать до утра ответов на свои вопросы? Что же такое неотложное нашлось у дяди, если он не смог провести с ней еще несколько минут?
Ответы не приходили все следующее утро и половину дня, в течение которых она механически исполняла свои обычные дела. Даже изучая корреспонденцию, она не переставала прислушиваться к телефонным звонкам, нетерпеливо ожидая дядиного. Конечно, телефон звонил десятки раз, но ни разу ей не ответил радостный голос Майкла.
Последний звонок был от мистера Дрисбера. Без всякого интереса она выслушала новость о том, что министр промышленности и торговли Ирландии прибыл в Нью-Йорк в начале недели и звонил утром узнать, может ли она принять его и если да, то нельзя ли встретиться сегодня днем, так как завтра рано утром он должен улететь обратно в Ирландию. Ее первой мыслью было отказать, она хотела оставшуюся часть дня оставить свободной на случай, если дядя объявится, но затем чувство приличия победило, и она неохотно попросила мистера Дрисбера сообщить министру, что увидится с ним в удобное для него время.
Следующий час тянулся бесконечно долго, и ни одного слова от дяди. Наконец вошла Сьюзен и доложила, что прибыл ирландский министр.
— Проводи его сюда, Сьюзен, — рассеянно ответила Джорджина, размышляя над проблемой, которую в другое время решила бы за секунды.
Несколько мгновений спустя она почувствовала, что в комнату вошли, и, подняв глаза от стола, встретилась взглядом с изумленными голубыми глазами Лиана Ардулиана! Она поднялась навстречу, затем, потрясенная, снова села, потеряв дар речи.
— Джина! — он тоже, казалось, был поражен. Он сделал несколько шагов. Высокий, безупречно сложенный, он хорошо вписывался в окружающую обстановку, чувствовал себя здесь так же уверенно, как дома. С удивлением она отметила кожаный кейс, который он держал в руках, строгий галстук в полоску, безукоризненную белую рубашку и, наконец, от нее не ускользнуло напряженное выражение его лица, которое было гораздо бледнее, чем она помнила, крепко сжатые губы, а в глазах поселилась не то боль, не то горечь. У нее заныло сердце.
— Лиан, что ты делаешь здесь, в Нью-Йорке? Он растерянно провел рукой по волосам, нарушив тем самым прическу, и приведенные в беспорядок волосы легли непослушными волнами, сделав его похожим на того Лиана, которого она помнила.
— Я здесь по делу. Мне поручено связаться с мистером Дрисбером, что я и сделал, а он сообщил, что
