– Но что-то же надо делать.
– Надо, – Ванд прищурился, отчего его маленькие глазки и вовсе исчезли под бровями. – А ведь ты можешь. Ты сын Нурина, такой же как и Аддрад, люди пойдут за тобой, если ты захочешь. Мы тут и так как на разворошенном улье сидим, едва солдат удерживаем. Если ты пообещаешь им, что войны не будет…
Риддин грустно улыбнулся.
– Мятеж? Нет, мятеж я устраивать не буду. Мне нужно поговорить с братом.
Ванд с досадой хлопнул себя по колену.
– Ну ты и дурак!
– Извини, Ванд. Какой есть.
– Ну, тогда как знаешь. Я выделю тебе солдат для сопровождения. Не много, потому что мы должны охранять эти растреклятые ворота. Но учти, если головы лишишься, лучше мне на глаза не попадайся!
– Можете не охранять, потому что словом Императора ворота запрещено открывать, пока существует угроза вторжения.
– Мне приказано, я делаю, – сухо ответил сотник.
На следующее утро они покинули лагерь. Ванд выделил Риддину для сопровождения пять человек, а также верховых и вьючных лошадей. Путешествие к Тандару, столице Адна, началось. Ванд провожал его чуть ли не со слезами, не надеясь больше увидеть. Риддин помахал ему, когда они выехали, заметив как над лагерем вьется какая-то крупная птица. Он насторожился, решив, что Император все же отправил за ним кого-то из Балоогов, но, приглядевшись, понял, что это не ворон, а сокол. Охотится, наверное, а может лагерь располагается слишком близко от его гнезда, и это беспокоит птицу.
Мэйо было скучно, как скучно бывает десятилетнему мальчику, которого оставили в полном одиночестве. Император занимался своими делами, да и, честно говоря, побаивался его Мэйо. Несмотря на то, что правитель был старше всего на несколько лет, он казался гораздо взрослее, а еще от него исходила какой-то холод, напрочь отбивающий у мальчика желание подружиться с Императором. За Мэйо присматривал специально приставленный слуга, но для общения этот в общем-то добрый, но немного глуповатый человек не подходил. И Мэйо старался как мог развлекаться сам: гулял по саду, который и за несколько лет не разведать полностью; смотрел как возле казарм тренируются стражи, чтобы запомнить их движения и попробовать воспроизвести у себя в комнате; иногда записывал на кусочках пергамента разные истории и стихи, об их путешествии. Он жалел, что Чиа оставила его в императорском замке, а не в крепости Каеш, там-то ему было гораздо веселее, там Огонек и Шангар.
И он бы непременно придумал что-нибудь веселое, и даже собирался придумать – в одном из чердачных помещенный замка лежал каркас крыльев, который только осталось обтянуть шелковым покрывалом, унесенным из спальни тайком от Шабара. И останется только испытать. Мэйо даже башенку подходящую присмотрел, если спрыгнуть с нее, нацепив крылья на плечи, то он сможет пролететь над двором и стеной и попасть в город. Но в то утро, когда мальчик уже хотел осуществить тщательно продуманный план, разбудили его какие-то крики во дворе, ругань, а потом кто-то завопил от боли.
Мэйо, как был, в ночной рубашке подбежал к окну и распахнул ставни. Вдруг это Чиа вернулась?!
Стражники древками пик пытались отогнать крупного рыжего пса, один из них сидел на земле, держась за прокушенную ногу. Зверь не рычал и не лаял, молча кружил вокруг людей, пригибаясь к земле, выжидая момент, чтобы еще на кого-нибудь напасть.
– Разбойник! – закричал Мэйо, что было сил, не веря своим глазам, отскочил от окна, быстро натянул сапоги и тиску и помчался во двор.
Это и в самом деле оказался Разбойник, изрядно похудевший, припадающий на правую лапу, но живой! Зверь не подрос, но чувствовалось, что щенячьего в нем больше не осталось. Мальчик бросился к псу, обнял за мохнатую шею, заплакал, уткнувшись носом в рыжую шерсть. Другая собака, проявляя радость, уже скулила бы от восторга, ползала на брюхе, виляла хвостом. Разбойник только скупо несколько раз махнул хвостом туда-сюда и лизнул Мэйо в ухо. Стражники, сразу заподозрившие в громадном звере наличие крови чей-ни, оторопели от такого проявления нежности.
Чем дальше они отъезжали от гор, тем теплее становилось. А возле берегов Внутреннего моря снег и вовсе – редкость. Выпадет раз за всю зиму, чтобы растаять за несколько дней. Риддин даже снял теплую тиску, оставшись в одном кафтане. Деревеньки, что они проезжали по дороге, были полупусты, везде следы бедности и упадка. Те крестьяне, что им встречались, боялись солдат как огня и прятались при их приближении. Все подтверждало слова Ванда, и это вгоняло Риддина в уныние. Уныние – вот единственное чувство, которое он испытывал, вернувшись на родину. Риддин помнил эти земли богатыми, люди в деревнях были веселыми и гордыми. Но как веселиться сейчас, когда всех мужчин, способных держать оружие, угнали на войну, а дома почти нечего есть. Тех скромных запасов, что оставили крестьянам, едва хватит на посев. Весна скоро, а ведь поля еще пахать кто-то должен, женщины, дети и старики с этим не справятся, голод тогда придет по-настоящему.
Младший брат князя смотрел на это, и в его сердце крепло решение остановить войну во что бы то ни стало.
И такое зрелище преследовало его до самого Тандара. Столица же, словно в противовес стране, тонула в роскоши. Риддин с горечью подумал о том, как скоро закончатся крохи этого благополучия и на Тандар обрушится все то же, что и на остальную страну.
В отличие от имперских городов Тандар был защищен гораздо лучше, ведь Адн не отгораживает от остального мира скальная гряда, проходы в которой охраняют крепости оборотней. Случается, что с юга обрушиваются на страну кочевники, а с запада соседи.
Всех въезжающих в столицу тщательно проверяли, но, заметив доспехи аднской армии, пропустили солдат и Риддина беспрепятственно. Осталось только как-то попасть в замок. Командующий небольшого отряда, сопровождающего Риддина, забеспокоился, он знал, что Ванд Тадер открутит ему голову, если с этим человеком что-то случится.
– Как же ты проникнешь к князю?
– А я не буду никак проникать. Вы меня туда сопроводите, как брата князя. Пусть только кто-нибудь попробует не пропустить княжеского брата.
Тяжело вздохнув, солдат согласился.
И все случилось так, как сказал Риддин, – препятствовать никто не посмел. Все ворота беспрепятственно распахивались перед княжеским братом, и вот, наконец, перед ним тот, из-за кого он вернулся на родину.
Князя, наверняка, предупредили о визите наглеца, выдающегося себя за его брата, так что он встретил Риддина пристальным взглядом. А гость еле сдержал удивленный вскрик. Один брат был старше другого всего на пять лет, встретить Риддина должен был мужчина в цвете лет, а на троне сидел старик.
Князь некоторое время смотрел на удивленное лицо пришельца, потом откинулся на спинку трона.
– Я думал, что тебя в живых давно нет.
– Нет, я жив, – Риддин ощущал, как жжет бок спрятанный под одежду кинжал, меч у него все-таки отобрали, но обыскивать в поисках другого оружия не стали: аднцы не пользуются кинжалами, для них ударить исподтишка – лишиться чести.
– Это хорошо, – Аддрад окинул брата внимательным взглядом. – Пошли тогда, поговорим. Разговор двух братьев не для чужих ушей.
Я едва успела проследить куда они отправились из тронного зала, пристроилась возле окна, на карнизе, приготовившись слушать и наблюдать.
Оставшись наедине, братья позволили проявить себе хоть какие-то чувства. Аддрад обхватил Риддина за плечи и все никак не мог насмотреться.
– Нет, не ожидал все-таки, что ты еще жив.
– Разве Горад не сообщил тебе, когда захватил меня в плен?
– Горад захватывал тебя в плен? – удивился князь.
– Захватывал. Но ты мне лучше скажи, что с тобой случилось? Почему ты так постарел?
Князь невесело улыбнулся.
– Я очень болен, и жить мне осталось совсем немного.
– Но может быть какое-нибудь лекарство?! Лекари?! – Риддин, кажется, напрочь забыл, что он собирался убить этого человека.