пропил и проиграл; ну, пропил так пропил, проиграл так проиграл; а все-таки наше имение продадут с публичного торгу: дом в залоге, денег нет, а занять не у кого.
— Вот до чего вы довели меня! — вскричала Софья Васильевна. — Боже мой, какой стыд! Бедная Саломея! что с ней будет! на ней никто не женится!
— Да, я надеялся на ее замужество, да где! разборчивая невеста! тот не по нас, другой не по нас! один не суженый, другой не ряженый! Позвольте спросить, сколько их проехало мимо?
— Кто это, кто, сударь? откуда? какие женихи? Этот гриб, что ли?
— Какой гриб? Платон Васильевич? Хоть он стар, но не худо бы, если б за него вышла Саломея: пять тысяч душ! Она бы просто царствовала.
— Во-первых, он еще не сватался, а во-вторых — это смешно и говорить. Еще какие же женихи: этот твой любезный человек, петух, генерал, или эта простокваша?
— Какая простокваша?
— Также твой любезный человек, Горлицын, или…
— Довольно и одного из этих двух; именно прекрасные люди: у одного восемьсот душ, другой наследник тысячи.
— Прекрасно! вы влюбитесь в какого-нибудь любезного человека, который необходим для вашего виста; а дочь выходи за него замуж!
— А Стрешников? играл в карты?
— Этого я уж и не знаю, почему вы называете любезным человеком.
— А потому, что за него вышла замуж Верочка Кубинская, которая получше, и поумнее, и побогаче Саломеи.
— Для тебя свое детище, я вижу, хуже последней девчонки! Нет, я не так думаю! Для меня дочь дороже, ближе всех! Для счастия дочери я готова пожертвовать жизнию!.. а для тебя все равно, существует она на свете или нет; счастлива или изнывает в своей каморке, как в тюрьме!.. Она же виновата, что родилась на свет с чувствующей душой, с сознанием своего достоинства и не в состоянии пожертвовать собою против сердца, отдать руку без разбора первому, кто бы вздумал ангажировать ее на супружество. Это не кадриль-с!
— А вот потому-то, что не кадриль, я и думал, что не на балах надо искать пары.
— А позвольте узнать, где же? Где девушка может показать себя?
— Помнится, что ты показалась мне у себя дома.
Этот супружеский комплимент смутил несколько Софью Васильевну; она припомнила, как ее суженый прошел мимо окна, взглянул и — дело кончено.
— Теперь уже не те времена, — сказала она вздохнув, — суженых не высидишь и не заманишь через окно.
— Да, именно теперь и именно Саломее уж не только высидеть, да и не выездить на паркете в галоп человека по сердцу, — сказал Петр Григорьевич вздохнув. — Вот уж десять лет как она высматривает не в окно, а в лорнет, да никого не видит. Вот уж года с два как понадобилась приправа к девической красоте.
— Как тебе не стыдно!.. Лучше бы ты думал, как поправить наши дела. Как хочешь, а в именины Саломеи надо дать бал… некоторые почти уж званы… об нем уж говорят…
— Пусть говорят.
— Помилуй! я знаю, что почти все мои знакомые готовят уже наряды.
— Пусть готовят.
— Это страм! У Саломеи есть надежды на князя…
— Не договаривай! пустяки!
— Отчего пустяки?
— Ну, что говорить, когда ты сама это знаешь.
— Боже мой! что ж мы будем делать!
— Ничего; не дадим бала, и кончено.
— Как это можно!
— Не звать — и кончено!
— Как это можно! Многие приедут и незваные.
— Запереть ворота!
— Помилуй! тебе кажется все это забава.
— Нисколько. Кто приедет — отказать.
— Без причины!
— Сказать, что кто-нибудь болен.
— Я этого на себя не возьму, ни на себя, ни на Саломею! Я не хочу накликать болезни.
— Сказать, что я болен; я, пожалуй, залягу в постель и пошлю за доктором.
— Нет! я не в силах этого перенести! я продам все свои брильянты и жемчуга и непременно дам бал.
— Неси последнее со двора! — вскричал Петр Григорьевич с досадой, — и пойдем по миру!.. Говорю тебе коротко и ясно, что если я не употреблю всех последних средств на уплату долга в Опекунский совет,[15] то — мы нищие! Три года неурожай, вместо тридцати тысяч доходу именье съело меня, а все-таки одна на него надежда поправить свои обстоятельства. Теперь рассуждай как хочешь, что лучше: сберечь ли имение, или докапать его.
— Но неужели нет никаких средств на эту зиму? Я тебе ручаюсь, у Саломеи непременно будет жених, прекрасный человек, с состоянием…
— Я тебе говорю, выбирай: прожить последние средства и долететь на крыльях до нищеты или сложить крылья и сидеть у моря да ждать погоды.
— Я тебе говорю, что Саломея будет замужем, — сказала решительно Софья Васильевна, — по крайней мере я буду знать, что она пристроена.
— Хм! а если так не случится, тогда что будет? У нас не одна Саломея; надо подумать и об Катеньке. Для одной всё, а для другой ничего?
— Катеньке? ах, более мой, да я ей найду тотчас жениха, — сказала Софья Васильевна, обрадовавшись этой мысли. — За ней дело не станет. Разумеется, такой партии она не может сделать, как Саломея; но лишь бы человек с состоянием, который мог бы и нас поддержать.
— О-хо-хо! на Катю у меня больше надежды; но все-таки званого бала у нас не будет.
— Ну, хорошо, я сделаю маленький вечер.
Петр Григорьевич согласился. Но когда Софья Васильевна объявила Саломее, что в ее именины будет
— Ah! comme c'est mesquin![17] Какое мещанство! — вскричала она.
— C'est pour varier, ma ch?re,[18] для разнообразия; ведь это тот же бал, по без особенных требований.
— Покорно вас благодарю! лучше не нужно ничего.
— Но, милая моя, мы не можем давать теперь балов, наши обстоятельства в самом худом положении. Мы прожили последнее в надежде, что ты выйдешь замуж за человека с состоянием, и это поддержит нас.
— В первый раз слышу это, — сказала Саломея с пренебрежением, — жаль, что давно не сказали об этом и не приискали мне жениха, необходимого для вас… во мне достало бы столько великодушия, чтоб пожертвовать собою для благосостояния родителей.
— Но что ж делать, милая?
— Что вам угодно, то и делайте!.. на первый раз хоть маленький вечер!
Софья Васильевна как-то не умела оскорбляться дерзкими словами Саломеи; в отношении ее она была
