одной из причин, заставивших Амелию Корнинг приехать после многолетнего отсутствия для личной проверки дел компании.
Сью до смерти боялась потока вопросов, которые могли обрушиться на нее. Она решила притвориться насколько возможно глупой и валить все на мистера Кэмпбелла.
В аэропорту Сьюзен расплатилась с таксистом. Потребовалась вся ее наличность, чтобы оплатить поездку и дать тридцать пять центов на чай.
– Простите за такие чаевые, – виновато сказала она. – У меня срочное дело и… здесь все мои деньги.
– Забудьте о них, леди, – с улыбкой ответил шофер такси, возвращая ей тридцать пять центов. – Держу пари, что вам нужно сделать несколько телефонных звонков… мелочь вам пригодится.
Она вгляделась в его мужественное лицо, в добрые смеющиеся глаза и в порыве благодарности пожала ему руку.
– Спасибо вам, – сказала она, – я чувствую себя такой… нищей. Вообще-то можно отнести эти расходы на счет компании, но у меня нет при себе наличности… вот и все.
– Забудьте об этом, – опять улыбнулся таксист. – Везти такую леди, как вы, просто удовольствие.
Затем он уехал, а Сью помчалась к залу ожидания, одинаково страшась и упустить, и встретить Амелию Корнинг.
Сьюзен увидела Амелию Корнинг сразу, лишь только вошла в зал ожидания. Собственно говоря, ее невозможно было не заметить. Она сидела в складном инвалидном кресле на колесиках лицом ко входу. Ее многочисленные чемоданы и сумки стояли рядом, щедро испещренные наклейками многочисленных южноамериканских отелей и курортов. Внешность ее была далека от привлекательности: резкие морщины, идущие от крыльев носа к длинному узкому подбородку, прямой костистый нос, широкие скулы и полностью скрывающие глаза большие темно-синие очки.
Сьюзен приблизилась к женщине в кресле.
Та сидела совершенно неподвижно. Если она и заметила Сьюзен, то не подала виду.
Стараясь скрыть дрожь в голосе, Сьюзен спросила:
– Мисс Корнинг?
Лицо сидевшей медленно повернулось на голос. Сьюзен показалось, что за тяжелыми темными очками на нее оценивающе смотрят близорукие глаза.
– Да.
– Я – Сьюзен Фишер, личный секретарь мистера Кэмпбелла, вы разговаривали со мной по телефону, когда я была в офисе.
Сьюзен ожидала проявлений недовольства и была удивлена, когда неожиданно потерявшим свою сварливость голосом женщина сказала:
– Вы молодец, Сьюзен, что доехали так быстро.
– Я приехала так скоро, как только могла.
– Я знаю. Конечно, ожидание показалось мне очень долгим, но я понимаю, что путь неблизкий и вы, должно быть, отправились тотчас же после моего звонка. Спасибо…
– Вы… мы очень рады вашему приезду. Мы возьмем такси?
– Разумеется.
– Я отнесу багаж и…
– Наймите носильщика.
– Да, мисс Корнинг, я… простите, я…
– Что такое? – раздраженно бросила женщина, внезапно потеряв всю благожелательность. – Я ненавижу людей, которые мямлят и пытаются подсластить пилюлю. В чем дело?
– У меня нет ни цента, – призналась Сью. – Я потратила все деньги на дорогу сюда.
– А разве в офисе нет денег на случай непредвиденных расходов? Почему нет фонда, доступного доверенным служащим?
– Я… я не знаю. Его действительно нет.
– Там есть сейф?
– Да, конечно.
– Кто еще, кроме вас, знает код?
– Мистер Кэмпбелл и бухгалтер.
– В сейфе всегда должны лежать несколько сот долларов на случай неожиданных командировок и поездок. Откуда вам знать заранее, когда я прикажу купить мне билет на самолет в Южную Америку?
Сью стояла в растерянности, не зная, что ответить.
– Когда увидите мистера Кэмпбелла, проследите, чтобы такой фонд появился. Я могу послать вас в Южную Америку. Вы хорошая девушка, Сьюзен, но, видно, напуганы до смерти. Когда вы познакомитесь со мной поближе, то не будете так бояться, зато научитесь уважать мое мнение и станете выполнять приказы не раздумывая. Понятно? Не раздумывая.
– Да, мисс Корнинг.
– Очень хорошо, – сказала женщина, открыла сумку, вынула портмоне и извлекла оттуда пять банкнотов. – У меня плохо с глазами, при таком освещении я не могу ничего разглядеть. Я никогда не знаю, сколько именно при мне денег, но всегда уверена, что их достаточно. Здесь, моя милая, пять десяток. Занесите в счет дорожных расходов пятьдесят долларов.
Сьюзен произнесла изменившимся голосом:
– Мисс Корнинг, это не десятки, а сотенные.
– Спасибо. Я старалась держать стодолларовые бумажки с одной стороны, а десятидолларовые – с другой. Похоже, портмоне перевернулось.
Ее костлявые пальцы ухватили другую пачку купюр и отсчитали пять бумажек.
– Это десятки, Сью?
– Да, мэм.
– Прекрасно, вот вам пятьдесят долларов на дорожные расходы. Прикиньте, сколько вы заплатили шоферу, вызовите носильщика, такси, и отправимся. Номер для меня заказан?
– Заказ был на понедельник, но… я думаю, нам удастся вселиться.
– Мою телеграмму получили?
– Нет, мэм. Только относительно понедельника.
– Должны были получить.
– Она, вероятно, в пути.
– Путь в никуда! Я и впрямь улетела раньше, чем намеревалась. Этот подонок, служащий аэропорта, которому я дала крупную купюру для отправки телеграммы, видно, порвал бумажку с текстом, сунул деньги себе в карман и пошел пьянствовать. Таков мир в нынешние времена. Никакой ответственности, никакой дисциплины, никакой честности. Ладно, Сьюзен, поехали в отель.
Сьюзен отыскала носильщика, такси и, сидя в автомобиле, вдруг заметила, что отвечает на подробные вопросы мисс Корнинг о делах компании.
Один раз она решилась сказать:
– Прошу вас, мисс Корнинг, спросите об этом мистера Кэмпбелла.
– Вы работаете на меня, не так ли?
– Да, но я подчиняюсь непосредственно мистеру Кэмпбеллу.
– Мне наплевать, кому вы подчиняетесь. Вы служите мне. Вы работаете на меня. Я требую преданности, профессионализма и сотрудничества. Вы отвечаете на мои вопросы, и больше никаких «спросите мистера Кэмпбелла». Сейчас я пробуду в отеле ровно столько времени, сколько понадобится, чтобы зарегистрироваться и занести в номер багаж, а затем мы с вами отправимся в офис, и все оставшееся время вы будете отвечать на мои вопросы.
– Я?! – с отчаянием воскликнула Сью.
– Да, деточка, ты. И ты будешь отвечать правду. Я не потерплю никаких попыток прикрыть кого-нибудь, понимаешь? Себя или кого-либо другого.
– Хорошо, мисс Корнинг.
– Причина, почему я приехала в субботу, а не в понедельник, в том и заключается, что я прекрасно
