В Новороссийске у меня нет школы. Нет помещения, приборов, финансирования. Нет интереса к моей научной работе.
Здесь за 20 лет я подготовил… одного кандидата наук.
А что в моем распоряжении? Собственная голова, опыт, знания, сотрудничество ученого- единомышленника — жены. Возможность публикации сочиняемых дома статей в прекрасном сборнике «Судовождение, связь и безопасность мореплавания». Домашний компьютер с выходом в Интернет. И интереснейшее, граничащее с фантастикой, научное направление, которое мы, в меру ограниченных возможностей развиваем умозрительно. Оно нас с Тамарой Васильевной настолько увлекло, что о нем я подробно (а если удастся, то и интересно) расскажу в следующей главе.
С чего же начиналась моя научная деятельность в Новороссийске?
Не скрою, перебирался я на новое место, чувствуя себя сухопутной крысой, которой предстоит сосуществовать с морскими волками. Но, к моему удивлению, выяснилось, что и специальность, и учебный план на радиотехническом факультете морского вуза почти один к одному совпадали с тем, что было в Омске.
Оказалось, что и «морских волков» в училище меньше, чем я полагал, и «морзянку» (после тридцатипятилетнего перерыва!) знаю лучше своих коллег. А вот «поплавать» так и не удалось: слишком много «тайн» мне в свое время доверили…
Впрочем, об этом-то я не слишком жалел: в качестве пассажира уже довелось «бороздить» моря и океаны. Да и во многих странах побывал.
Уже в первый «новороссийский» год с помощью коллег по кафедре удалось заключить «хоздоговор» с геленджикским филиалом научно-исследовательского института океанологии АН СССР на разработку подводного термоградиентометра. Нет смысла обременять читателя его описанием. Скажу только, что он «защищен» авторским свидетельством и принес мне, как научному руководителю разработки медаль Выставки достижений народного хозяйства СССР (ВДНХ).
Но главное — прибор сослужил немалую пользу науке.
Вблизи Сицилии есть подводная гора с ласковым «женским» именем Жозефин. Ученые спорили об ее происхождении — то ли она вулкан, то ли сдвиговое образование земной коры.
С борта исследовательского судна «Витязь» опустили на дно подводный аппарат «Аргус», оснащенный нашим прибором. И «вулканическая» версия была опровергнута. А мы были удостоены благодарственного письма вице-президента Академии наук, посланного в адрес министерства и училища.
На этом эпическая часть повествования заканчивается и начинается детективная.
Закончив сотрудничество с океанологами, мы обратились в пароходство. Флот в Новороссийске, в основном, танкерный. Уровень и температуру нефти в резервуарах — танках в то время измеряли «дедовским» способом: откручивали горловину танка и опускали в него стержень с термометром на конце.
Нефть, а тем более, бензин, — груз взрывоопасный. Контролировать его, на наш взгляд, нужно в течение всего рейса. И делать это автоматически, не вскрывая танк.
Мы предложили разработать такой прибор.
Новороссийское морское пароходство заключило с нами «хоздоговор». Но насколько же нищенской была его сумма! В Омске я и разговаривать не стал бы с таким крохобором-заказчиком. Но здесь выбора не было.
Работало над созданием прибора всего три-четыре человека. И снова не буду касаться его устройства. Скажу только, что аналогов у него в мире не было. Об этом, опять-таки, свидетельствовали авторское свидетельство на изобретение и медаль ВДНХ.
Представили прибор в пароходство для установки на судно.
— Что вы, — говорят нам, — сначала получите разрешение Морского регистра.
Идем к представителю регистра.
— А что я в этом понимаю? Обратитесь в региональное представительство Морского регистра.
Везем прибор в Одессу (дело происходило за несколько месяцев до распада СССР). Оттуда нас перенаправляют в Москву.
В Москве требуют, чтобы прибор был аттестован в Днепропетровском научно-исследовательском институте электровзрывобезопасности.
В Днепропетровске оставляем чуть ли не половину денег, причитавшихся нам по договору. Прибор опускают в камеру с гремучей смесью (кислород плюс водород) и дистанционно замыкают (или размыкают) наиболее подозрительный контакт. Взрыва не происходит.
С сертификатом Днепропетровского НИИ едем в Москву. Там говорят:
— А чем вы докажете, что сертификат выдан именно на ваш образец? Вот составьте спецификацию, промаркируйте все резисторы, транзисторы, конденсаторы… Тогда и милости просим!
Снова везем прибор в Днепропетровск. Там добродушно посмеиваются, даже денег больше не берут. С надлежаще оформленным сертификатом едем в Москву и… получаем разрешение на установку прибора!
А дальше все как по маслу (вернее, по Агате Кристи). Судно в доке судоремонтного завода. Устанавливаем прибор, выполняем проводку, монтируем автоматический индикатор.
Вскоре судно уходит в рейс. Откуда-то из океанских просторов получаем телеграмму: прибор, что надо!
А потом происходит следующее. Могучий, великий Советский Союз рассыпается, как карточный домик. Судно, приписанное к одесскому порту, возвращается на (простите, «в»!) «незалежну» Украину. Все наши попытки получить обратно свой прибор и акт о его внедрении заканчиваются провалом. Глухое молчание. Был прибор, и нет прибора.
Направляем стопы в наше пароходство. Так мол и так. Не отвечают на наши запросы. Может, вам ответят?
— А мы то при чем? Спасение утопающих…
— Но прибор-то себя оправдал!
— Откуда это известно?
— Телеграмму прислали.
— Телеграмма — не документ. Вот будет соответствующий акт, приходите. А до тех пор и речи о продлении договора быть не может! Вы что, порядка не знаете?
По прошествии одиннадцати лет не ручаюсь за словесную точность этого диалога. Но смысл именно таков. Больше никаких дел с пароходством у меня не было. Новороссийским морским пароходством (государственным в ХХ веке и акционерным обществом в XXI) я не востребован. Видать, как ученый, я здесь и впрямь «белая ворона».
Виктор Викторович прав: «пока горит свеча», рано уходить «на заслуженный отдых». Чувствую, что еще многое могу сделать в науке. Только удастся ли?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
«Катти Сарк» будущего
И каждый моряк экипажа «Катти Сарк» чувствовал себя наследником прежних победителей морей, прокладывавших новые пути по грозным необозримым океанам, среди которых любой корабль терялся ничтожной песчинкой.
