Он встал с места, а Белег увел Неллас из Менегрота; и сказал он ей:
— Не плачь. Если Турин жив и бродит еще по земле, я найду его, пусть даже все остальные устанут искать.
На следующий день явился Белег к Тинголу и Мелиан; и сказал ему король:
— Белег, дай мне совет, ибо я в печали. Я усыновил сына Хурина, и он останется моим сыном, доколе сам Хуринне явится из мрака и не потребует своего обратно. Не хочу, чтобы обо мне говорили, будто я без вины изгнал Турина в глушь. Рад бы я был его возвращению, ибо я любил его.
И ответил Белег:
— Я буду искать Турина, пока не найду. Я приведу его в Менегрот, если сумею; ибо я тоже люблю его.
И тогда он отправился в путь; и по всему Белерианду, средь множества опасностей, искал он вестей о Турине, но тщетно; а меж тем прошла зима, а за ней весна.
Теперь речь снова пойдет о Турине. Он, считая себя изгоем и думая, что король станет преследовать его, не вернулся к Белегу, на северные границы Дориата, а отправился на запад, тайно покинул Хранимое королевство и очутился в лесах к югу от Тейглина. До Нирнаэт в тех лесах жило немало людей. Они селились отдельными хуторами. Они были по большей части из народа Халет, но не признавали никаких владык; кормились они охотой и хлебопашеством, пасли свиней в дубравах и обрабатывали огороженные лесные вырубки. Но теперь многие из них погибли или ушли в Бретиль, а все, кто остался, жили в страхе из–за орков и изгоев. Ибо в те жестокие времена немало бездомных и отчаявшихся людей сбились с пути. По большей части то были несчастные беглецы, уцелевшие в битвах или покинувшие свои земли, разоренные войной; но были среди них и такие, кого изгнали в глушь за преступления. Эти изгои кормились тем, что можно добыть в лесу, но зимой, в голодное время, они делались опаснее волков, и те, кто еще держался за свои дома и земли, так и звали их: гаурвайт, люди–волки. И вот человек пятьдесят таких изгоев сбились в шайку и разбойничали у границ Дориата. Их ненавидели едва ли не меньше орков — среди них было немало жестокосердых подонков, готовых перегрызть глотку своим же родичам. Самым отпетым из них был некий Андрог — его изгнали из Дор–ло–мина за то, что он убил женщину. Были там и другие из той земли: Алгунд, спасшийся из Нирнаэт, самый старый из разбойников, и человек, называвший себя Форвегом. Форвег был главарем шайки. Белокурый, с бегающими глазами, был он высок и отважен, но вел себя недостойно адана из народа Хадора. Разбойники держались начеку и всегда, и в походе, и на стоянке, высылали дозорных, а потому, когда Турин забрел в их владения, они вскоре заметили его. Они выследили Турина, окружили его, и, выйдя на поляну, через которую бежал ручей, он внезапно увидел вокруг себя людей с обнаженными мечами и луками наготове.
Турин остановился, однако страха не выказал.
— Кто вы такие?—спокойно спросил он. —Раньше я думал, что лишь орки охотятся на людей, но теперь вижу, что ошибался.
— Да, ошибался, и еще пожалеешь об этом,—ответил Форвег. —Это наши владения, и чужаков мы сюда не пускаем. Если у чужака не найдется выкупа, ему придется поплатиться жизнью.
— Выкупа у меня не найдется, — рассмеялся Турин, — я всего лишь нищий изгой. Если не верите, можете обыскать меня, когда убьете, но это вам дорого обойдется.
Однако похоже было, что смерть его близка: разбойники натянули луки и ждали лишь приказа главаря — мечом до них было не достать. Но на берегу ручья валялось немало камней, и Турин, видя это, внезапно нагнулся, как раз в тот миг, когда один из разбойников, разозлившись на гордые речи Турина, спустил тетиву. Но стрела пролетела мимо цели, а Турин, выпрямившись, метко запустил в стрелка камнем. Тот рухнул наземь с проломленной головой.
— Вам было бы больше пользы, если бы вы взяли меня к себе, на место этого несчастного, — сказал Турин, и, обернувшись к Форвегу, добавил: — Если ты здесь главный, тебе не следовало бы разрешать своим стрелять без приказа.
— Я и не разрешаю, — ответил Форвег, — и наказание ждать себя не заставило. Я возьму тебя вместо него, если ты будешь послушнее.
Но двоим разбойникам это не понравилось. Один из этих двоих, именем Улрад, был другом убитого.
— Хорошенькое дело!— воскликнул он. —Убил одного из наших лучших людей, и его за это примут в братство!
— Он сам напросился, —возразил Турин.— А что до того, кто лучше, — я предлагаю вам обоим померяться со мной силой, с оружием или голыми руками, и тогда будет видно, гожусь ли я на его место.
С этими словами Турин шагнул в их сторону. Но Улрад отступил и сражаться не пожелал. Другой опустил лук и смерил Турина взглядом. Это был Андрог из Дор–ломина. Наконец он покачал головой.
— Я тебе не ровня, — сказал он. — Да и никто из нас, по–моему. Ладно, будь с нами, я не против. Вот только выглядишь ты странновато — опасный ты человек. Как твое имя?
— Я зовусь Нейтаном, «невинно осужденным», — ответил Турин, и с тех пор изгои звали его Нейтаном. Он сказал им только, что пострадал от несправедливости (и всегда готов был поверить тем, кто говорил о себе то же самое), но не рассказывал ни о своей жизни, ни откуда он родом. Но разбойники видели, что некогда занимал он высокое положение, и что, хотя при нем нет ничего, кроме оружия, оружие у него эльфийское. Он скоро завоевал их уважение, ибо был силен и отважен, и был лучшим следопытом, чем они; и товарищи доверяли ему, ибо он не был жаден и мало заботился о себе; но его боялись, ибо он мог внезапно вспылить, а они не понимали причины его гнева. В Дориат Турин вернуться не мог, да и гордость не позволяла; в Нарготронд, со времен гибели Фелагунда, никого не принимали. Народом Халет, людьми Бретиля, он пренебрегал, считая их ниже себя; а отправиться в Дор–ломин он не решился, ибо все пути были перекрыты, и Турин думал, что в одиночку нечего надеяться перейти Горы Тени. Так Турин остался с изгоями; ибо невзгоды жизни в глуши легче переносить, когда рядом есть хоть какие–то люди. Турин хотел жить, и не мог постоянно ссориться со своими товарищами, а потому ему приходилось смотреть сквозь пальцы на их злодеяния. Но временами в нем пробуждались жалость и стыд, и тогда он бывал опасен во гневе. Так жил он до конца того года, и пережил трудную, голодную зиму, а потом пришло Пробуждение, а за ним ласковая весна.
Так вот, как уже говорилось, в лесах к югу от Тейглина еще были отдельные хутора людей, отважных и бдительных, хотя теперь их оставалось немного. Они не любили изгоев и не особенно жалели их, но зимой, в холода, оставляли в лесу кое–какие съестные припасы так, чтобы гаурвайт могли найти их, — они надеялись уберечь тем самым свои дома. Но изгои были не более способны на благодарность, чем звери и птицы, так что лесных жителей защищали в основном собаки и заборы. Расчищенные земли каждого хутора были обнесены изгородью из колючего кустарника, а вокруг домов шел вал с частоколом; отдельные хутора были связаны торными тропами, и жители могли позвать на помощь, протрубив в рог.
Когда наступила весна, гаурвайт стало опасно бродить вблизи домов лесных жителей — те могли собраться и устроить на них облаву. Турин никак не мог понять, почему же Форвег не уведет их прочь. На юге, где никто не жил, теперь появилось вдоволь еды, время было хорошее, и в глуши было безопаснее. Однажды Турин заметил, что Форвег куда–то исчез вместе со своим другом Андрогом; но когда он спросил у товарищей, где они, те только расхохотались.
— По своим делам, должно быть, ушли, — сказал ему Улрад. — Вот вернутся, и сразу двинемся. Боюсь, придется нам поторопиться, — если они не притащат за собой целый осиный рой, считай, нам повезло.
Сияло солнце, и молодая листва ярко зеленела. Турин вдруг почувствовал отвращение к грязному биваку разбойников и решил пройтись по лесу. Против воли вспоминал он Сокрытое королевство, и в ушах у него звенели дориатские имена цветов, как отзвуки полузабытого наречия. Но внезапно он услышал в лесу крики, и из орешника навстречу ему выбежала насмерть перепуганная девушка. Одежда ее была изодрана о сучья. Девушка споткнулась и упала, задыхаясь. Вслед за ней из кустов выскочил мужчина. Турин, выхватив меч, разрубил ему голову и, только когда тот рухнул наземь, увидел, что это Форвег.
Турин остановился в замешательстве, глядя на окровавленную траву, но тут из кустов выбежал
