решительную борьбу с опасностью справа на предмет полной изоляции правых и окончательной их ликвидации. Объединение всех действительно революционных элементов партии для полной ликвидации правых группировок — такова задача партии, таков выход из кризиса. Без этого нечего и думать о большевизации чехословацкой компартии.
Это еще не означает, конечно, обязательного исключения всех и всяких правых. Исключение не есть решающее средство в борьбе с правыми. Главное дело состоит в том, чтобы расколотить идейно и морально в ходе принципиальной борьбы правые группировки, вовлекая в эту борьбу широкие партийные массы. Это — одно из главных и одно из важных средств воспитания партии в духе большевизма. Исключение должно притти, если оно действительно необходимо, как естественный результат идейного разгрома противника. В этом отношении левые допустили в Чехословакии серьезную ошибку, поторопившись с исключением Бубника. Вместо того, чтобы использовать до дна “случай” с Бубником и связать его с принципиальной позицией правых по вопросу о массовых выступлениях, разоблачив их подлинную физиономию, они поторопились с исключением, отрезав себе все пути к дальнейшему наступлению против правых на этой почве.
Что касается прав Коминтерна и его вмешательства в дела национальных партий, то я решительно не согласен с некоторыми из товарищей, высказывавшихся за сокращение этих прав. Хотят, чтобы Коминтерн превратился в надзвездную организацию, бесстрастно смотрящую на происходящее в отдельных партиях и терпеливо регистрирующую события. Нет, товарищи, Коминтерн не может стать надзвездной организацией. Коминтерн есть боевая организация пролетариата, он связан с рабочим движением всеми корнями своего существования, и он не может не вмешиваться в дела отдельных партий, поддерживая революционные элементы и борясь с их противниками. Конечно, партии имеют свою внутреннюю автономию, съезды партий должны быть свободными и центральные комитеты должны выбираться на съездах. Но выводить из этого отрицание за Коминтерном права руководства и, стало быть, вмешательства, — это значит работать на врагов коммунизма.
Наконец, о тов. Крейбихе. Я думаю, что вся его речь была рассчитана на то, чтобы запугать кое-кого угрозой раскола. Не трогайте, — говорил он, — правых из Брюна, а то будет плохо, не боритесь с ними, а то будет раскол. Что ж, посмотрим. Пусть только не пугает нас тов. Крейбих, все равно не запугает. Он не может не знать, что мы люди стреляные, и угрозой раскола не возьмешь нашего брата. И если он вздумает перейти от угрозы к делу, — смею уверить его, что пострадает в этом деле только он и никто больше.
Резюмирую. Кризис в партии есть. Причины кризиса не вызывают сомнений. Главная опасность идет справа. Решительная и непримиримая борьба с этой опасностью — в этом задача. Объединение всех революционных элементов партии для полной ликвидации правых — в этом выход из кризиса.
Нужно использовать период затишья для того, чтобы укрепить партию, сбольшевизировать ее и сделать ее “всегда готовой” ко всяким возможным “осложнениям”, ибо “неизвестен ни день, ни час”, когда “грядет жених”, открыв дорогу новому революционному подъему.
К национальному вопросу в Югославии
Речь на югославской комиссии ИККИ 30 марта 1925 г
Товарищи! Я думаю, что Семич не вполне уяснил себе основную суть постановки национального вопроса у большевиков. Большевики никогда не отрывали национальный вопрос от общего вопроса о революции, ни до Октября, ни после Октября. Основная суть большевистского подхода к национальному вопросу состоит в том, что большевики всегда рассматривали национальный вопрос в неразрывной связи с революционной перспективой.
Семич цитировал Ленина, говоря, что Ленин стоял за закрепление известного решения национального вопроса в конституции. Этим он, Семич, очевидно, хотел сказать, что Ленин будто бы считал национальный вопрос вопросом конституционным, т. е. не вопросом революции, а вопросом реформы. Это совершенно неверно. Никогда Ленин не страдал и не мог страдать конституционными иллюзиями. Стоит просмотреть его сочинения, чтобы убедиться в этом. Если Ленин говорил о конституции, то он имел в виду не конституционный путь разрешения национального вопроса, а путь революционный, т. е. он рассматривал конституцию как результат победы революции. У нас в СССР тоже имеется Конституция, и она отражает известное разрешение национального вопроса. Однако, эта Конституция пришла в свет не в результате сделки с буржуазией; а в результате победоносной революции.
Семич ссылается, далее, на известную брошюру Сталина по национальному вопросу, написанную в 1912 году,[24] стараясь найти там хотя бы косвенное подтверждение своей правоты. Но ссылка эта оказалась безрезультатной, ибо он не нашел и не может найти не только цитаты, но и отдаленного намека, сколько-нибудь оправдывающего его “конституционный” подход к национальному вопросу. В подтверждение этого я мог бы напомнить Семичу известное место из брошюры Сталина, где австрийский метод разрешения национального вопроса (конституционный) противопоставляется методу русских марксистов (революционному).
Вот оно:
“Австрийцы думают осуществить “свободу национальностей” путем мелких реформ, медленным шагом. Предлагая культурно-национальную автономию, как практическую меру, они вовсе не рассчитывают на коренное изменение, на демократически-освободительное движение, которого у них не имеется в перспективе. Между тем, русские марксисты связывают вопрос о “свободе национальностей” с вероятным коренным изменением, с демократически-освободительным движением, не имея основания рассчитывать на реформы. А это существенно меняет дело в смысле вероятной судьбы наций в России”.
Кажется, ясно.
И это не личная точка зрения Сталина, а общая точка зрения русских марксистов, рассматривавших и рассматривающих национальный вопрос в неразрывной связи с общим вопросом о революции.
Можно без натяжки сказать, что постановка национального вопроса в истории русского марксизма имела две стадии: первую, т. е. дооктябрьскую, и вторую, т. е. октябрьскую. В первой стадии национальный вопрос рассматривался как часть общего вопроса о буржуазно-демократической революции, т. е. как часть вопроса о диктатуре пролетариата и крестьянства. Во второй стадии, когда национальный вопрос расширился и превратился в вопрос о колониях, когда национальный вопрос из вопроса внутригосударственного превратился в вопрос мировой, — национальный вопрос рассматривался уже как часть общего вопроса о пролетарской революции, как часть вопроса о диктатуре пролетариата. И там и здесь подход был, как видите, строго революционный.
Я думаю, что всего этого Семич не вполне еще уяснил себе. Отсюда его попытки низвести национальный вопрос на почву конституционную, т. е. рассматривать его как вопрос реформы.
Из этой ошибки вытекает другая его ошибка, состоящая в том, что он не хочет рассматривать национальный вопрос как вопрос по сути дела крестьянский. Не аграрный, а крестьянский, ибо это две вещи разные. Совершенно верно, что национальный вопрос нельзя отождествлять с крестьянским, ибо, кроме вопросов крестьянских, национальный вопрос включает в себя еще вопросы национальной культуры, национальной государственности и пр. Но несомненно также и то, что основу национального вопроса, его внутреннюю суть все же составляет вопрос крестьянский. Этим именно и объясняется, что крестьянство представляет основную армию национального движения, что без крестьянской армии не бывает и не может быть мощного национального движения. Это именно и имеют в виду, когда говорят, что национальный вопрос есть по сути дела вопрос крестьянский. Я думаю, что в нежелании Семича принять эту формулу кроется недооценка внутренней мощи национального движения и непонимание глубоко народного, глубоко революционного характера национального движения. Это непонимание и эта недооценка представляют большую опасность, ибо они означают на практике недооценку внутренней потенциальной силы, кроющейся в движении, скажем, хорватов за национальную свободу, недооценку, чреватую серьезными осложнениями
