существования советского строя в России не будет еще революции на Западе; допустим, что за этот период наша Республика все же просуществует как Советская Республика, строящая социалистическую экономику в условиях нэпа,[12] — думаете ли Вы, что за эти пять — десять лет наша страна будет заниматься толчением воды, а не организацией социалистического хозяйства? Стоит поставить этот вопрос, чтобы понять всю опасность теории отрицания победы социализма в одной стране.
Но значит ли это, что победа эта будет полной, окончательной? Нет, не значит (см. мое “Предисловие”), ибо, пока есть капиталистическое окружение, всегда будет опасность военной интервенции. Но что это есть все же победа социализма, а не поражение, это видит всякий. И что эта победа является вместе с тем предпосылкой победы революции в других странах, — в этом едва ли есть основание сомневаться.
Я вижу, что некоторые товарищи еще не отрешились от старой социал-демократической теории о беспочвенности пролетарской революции в странах менее развитых капиталистически, чем, скажем, в Англии или Америке.
5) Советую перечитать некоторые статьи Ильича в сборнике “Против течения”,[9] брошюры его о “Пролетарской революции”[10] и “Детская болезнь”,[11] а также статью его “О кооперации”.
С ком. приветом
О “Дымовке”
Речь на заседании оргбюро ЦК РКП(б) 26 января 1925 г.[13]
Прежде всего вопрос о Сосновском, хотя он и не представляет центрального вопроса. Его обвиняют в том, что он, будто бы, утверждал где-то в печати, что весь советский аппарат, даже система — прогнили. Я этих утверждений не читал, и никто не указал, где Сосновский об этом писал. Если бы он заявил где-либо, что система Советов прогнила, он был бы контрреволюционером.
Вот его книга. Тут сказано: “Не зная достаточно хорошо украинской деревни, я не берусь судить, насколько Дымовка типична для всей украинской деревни. Пусть об этом судят более сильные знатоки Советской Украины. Однако, я позволю себе утверждать, что Дымовка — отнюдь не исключение. Из местной печати, из бесед с работниками, из встреч с крестьянами, из некоторых попавших мне в руки документов я уловил, что элементы “дымовщины” рассеяны и по другим селам”.
Это очень мягко сказано, и здесь нет речи ни о каком разложении советской системы или советского аппарата в целом. Поэтому обвинения против Сосновского, выдвинутые комиссией или отдельными товарищами, неправильны. Губком ли это выдвигает, окружном ли, комиссия или отдельные лица, — все равно, это ничем не подтверждено, документов нет.
Наоборот, я хотел бы отметить, что здесь имеется заслуга Сосновского. Об этом никто ничего не сказал. Заслугу “Правды”, заслугу Сосновского, заслугу Демьяна Бедного, — то, что у них хватило мужества вытащить кусок живой жизни и показать всей стране, — эту заслугу обязательно нужно отметить. Об этом надо говорить, а не о том, что они перегнули палку.
Говорят, что Сосновский перегнул палку. Но в таких случаях, когда есть общий уклон в сторону официальности, между тем как язвы все-таки кроются где-то там и портят всю работу, в таких случаях перегнуть палку следует. Обязательно следует. Это неизбежно. От этого ничего, кроме плюса, не будет. Конечно, кой-кого обидишь, но дело от этого выиграет. A 6eз некоторой обиды в отношении отдельных лиц мы дела не поправим.
Основной вопрос в этом деле, по-моему, не в том, что убили селькора, не в том даже, что есть у нас Дымовка, — все это очень плохо, но не в этом основа дела. Основа в том, что наши местные работники кое-где в деревне, в волости, в районе, в округе глядят лишь на Москву, не желая повернуться к крестьянству, не понимая, что недостаточно ладить с Москвой, надо уметь еще ладить с крестьянством. Вот в этом основная ошибка, основная опасность нашей работы в деревне.
Многие из работников говорят, что у нас в центре пошла мода на новые речи о деревне, что это — дипломатия для внешнего мира, что у нас нет, будто бы, серьезного и непоколебимого желания улучшить нашу политику в деревне. Вот это я считаю самым опасным. Если наши товарищи на местах не хотят верить, что мы серьезно взялись за то, чтобы привить нашим работникам новый подход к деревне, к крестьянству, если этого они не уловят, не хотят верить в это дело, — то это серьезнейшая опасность. Переломить это настроение у местных работников, круто повернуть линию в другую сторону, чтобы на нашу политику в отношении деревни смотрели как на нечто серьезное, абсолютно необходимое, — вот что нужно нам теперь.
Три союзника у нас имеются: международный пролетариат, который не торопится с революцией; колонии, которые очень медленно раскачиваются, и крестьянство. О четвертом союзнике, т. е. о конфликтах в лагере наших врагов, я сейчас не говорю. Когда международная революция раскачается, — трудно сказать, но когда она раскачается, это будет решающим делом. Когда колонии раскачаются, — тоже трудно сказать, — это очень серьезный и трудный вопрос, ничего не скажешь определенного. А вот с крестьянством мы сейчас работаем, — это третий наш союзник, причем такой союзник, который дает нам прямую помощь теперь же, дает армию, хлеб и пр. С этим союзником, т. е. с крестьянством, мы работаем вместе, мы вместе с ним строим социализм, хорошо ли, плохо ли, но строим, и мы должны уметь ценить этого союзника именно теперь, особенно теперь.
Вот почему на первый план нашей работы мы выдвигаем теперь вопрос о крестьянстве.
Нужно сказать, что нынешний курс нашей политики есть новый курс, отмечающий новую линию нашей политики в отношении деревни в деле строительства социализма. Этого товарищи не хотят понять. Если этого основного не поймут, — никакая у нас работа не пойдет, никакого социалистического строительства у нас не будет. И поскольку наши товарищи, забывая об этом основном, увлекаются своими, так сказать, ведомственными соображениями о том, что необходимо Москве показать “товар лицом”, что все у нас, будто бы, обстоит благополучно, что нужно прикрывать язвы, что не нужно, будто бы, критики, ибо она дискредитирует местную власть, местных работников, — поскольку такие речи имеют место, в этом я вижу основу самой серьезной опасности. С этим нужно покончить и надо сказать товарищам, что не надо бояться вытаскивать кусочки жизни на свет божий, как бы они ни были неприятны. Наших товарищей мы должны повернуть в том смысле, чтобы они не смотрели лицом только к Москве, а научились смотреть лицом к крестьянству, которое они обслуживают, чтобы они язв не скрывали, а, наоборот, помогали нам вскрывать ошибки свои, преодолевать их и повести работу по тому пути, который намечен теперь партией.
Одно из двух (я уже не раз об этом говорил): либо мы вместе с беспартийным крестьянством, вместе с нашими советскими и партийными работниками на местах будем сами себя критиковать для того, чтобы улучшать нашу работу, либо недовольство крестьян будет накапливаться и прорвется в виде восстаний. Вы имейте в виду, что на основе новых условий, при нэпе, новый Тамбов или новый Кронштадт[14] вовсе не исключены. Большое предостережение дало закавказское, грузинское восстание.[15] Такие восстания возможны в будущем, если мы не научимся преодолевать и вскрывать наши язвы, если будем создавать видимость внешнего благополучия.
Вот почему я думаю, что здесь надо говорить не о недостатках и не об увлечениях отдельных писателей, вскрывающих изъяны в нашей работе, а об их заслугах.
Здесь я должен перейти к вопросу о наших писателях, корреспондентах. Я думаю, что мы дошли до того периода, когда одним из основных рычагов в деле исправления нашей строительной работы в деревне, в деле выявления наших недочетов, а, стало быть, исправления и улучшения советской работы могут стать рабкоры и селькоры. Мы, может быть, не все это понимаем, но для меня ясно, что с этого именно конца
