Принцесса с окраины Галактики

Во-вторых, он дал понять, что первые шаги заговорщиков его страшно разочаровали и, если они не возьмутся за ум, он перейдет к гораздо более активным действиям. В-третьих, он почти открытым текстом предложил что-то вроде индульгенции. Не абсолютную. Этого не мог себе позволить предложить им даже император. Но все же кое-какую, пусть относительную. Поскольку Старого Лиса, заранее подготовившегося к мятежу (а теперь это стало совершенно ясным), не переиграть, он намекнул, что, если они окажутся более-менее адекватным правительством, которое не напортачит слишком сильно, а, наоборот, всемерно поспособствует будущему непременному триумфальному возвращению императора, он готов спустить дело на тормозах, не возрождая, так сказать, традиции Эззара. Но этот идиот не понял НИЧЕГО! Да и темная бездна с ним. А вот ему, лорду Эксенту, пожалуй, стоит позаботиться о том, чтобы Старый Лис понял: уж он-то услышал все, что тот хотел им сказать.

– Куда лететь, мой лорд? – тихо спросил пилот, так и не дождавшийся руководящих указаний.

Лорд Эксент на мгновение нахмурился, а затем, решительно дернув подбородком, приказал:

– В казначейство.

Надо было разобраться, с чего это, темная бездна побери, там приостановили финансирование кораблестроительной программы флота. Им что, урок Эсгенты недостаточно нагляден, что ли?

Глава 3

– …Хаосу.

Тихий и как-то неосознаваемо, но явственно нечеловеческий голос умолк в голове Олега, оставив ощущение абсолютной стройности и ясности изложенного… Вернее добавив его к осознанной безупречности изложенных логических построений. Некоторое время Олег молча сидел, не столько даже размышляя над изложенным, ибо ему было совершенно понятно, что сейчас он неспособен не только что-то возразить своему собеседнику, но и даже до конца понять его. Осмыслить все изложенное. Поэтому он просто сидел, скорее давая всему изложенному запомниться, затвердиться в голове, чтобы потом, позже, когда приступит к осмыслению, не упустить каких-нибудь важных деталей, способных привести логическую цепочку его размышлений к ошибке. Ведь записать на какой-нибудь носитель все, что ему только что изложили, он не мог. Никак. Ибо нигде – ни в империи, ни у канскебронов – не существовало техники, способной записывать слова, звучавшие прямо в голове человека. Вернее, Олег ничего не знал о существовании подобной технологии, и соответственно она ему была недоступна. Потому что утверждение, что что-то совершенно точно в природе не существует, его нет, и особенно что такого не может быть никогда, как правило, в девяти случаях из десяти оказывается ложью. Мы просто выдаем свое незнание за истину в последней инстанции, что вполне простительно простому человеку (причем чаще всего именно категоричная уверенность в этом и является его едва ли не самым ярким отличительным признаком), но человеку, претендующему на сложность, а именно такой и может рискнуть возложить на себя бремя принятия решений за других хоть с какими-то шансами на успех, такое непростительно. Это было сказано Олегу Средоточием еще во время их первой беседы здесь, на Земле. И после неоднократных размышлений было принято им как один из возможных вариантов истины.

– Хорошо, – негромко произнес берсерк, поднимаясь с простенького, обтянутого материей шезлонга, на котором сидел на протяжении всего этого внешне совершенно безмолвного монолога. – Спасибо. Я должен это обдумать.

Эта фраза за те десять дней, что они встречались, стала у них со Средоточием почти ритуальной. Поэтому Верховный контролер никак на нее не отреагировал. Олег встал, подошел к двери и, откинув стальную защелку, с некоторой натугой повернул тяжелый штурвал. Оборот. Второй. Третий. Толстая стальная дверь с мощной свинцовой подложкой едва заметно вздрогнула. Стальные упоры толщиной в руку взрослого человека вышли из своих выемок, освобождая дверь. Олег уперся ногами и навалился всем телом на чудовищную дверь. Почти сорок тонн стали, свинца и диэлектрических изолирующих материалов, подвешенные на хитроумной игольчатой петле, медленно, но грациозно отошли назад на сорок сантиметров. Олег протиснулся в образовавшуюся щель и оказался в узком и коротком коридоре, сильно напоминавшем стальную трубу и по длине едва превышавшем диаметр двери. Закрыв первую дверь и повернув штурвал на три оборота в обратную сторону, он сделал два шага вперед и откинул защелку, которая фиксировала штурвал, открывавший следующую дверь. Открыть ее также можно было только вручную.

Никаких электронных и даже электрических устройств в камере, в которой находился или, вернее, содержался Верховный контролер, не было. Как и не было никаких иных устройств, имеющих внешние приводы. Свет в камере создавал светильник, работавший от простейшей химической батареи, восстановление кислорода и адсорбция углекислого газа осуществлялись с помощью химических же фильтров и кислородных патронов, которые Олег приносил с собой по мере необходимости. Сама камера была абсолютно герметична и представляла собой сталесвинцовую капсулу со стенками толщиной около пяти метров, заключенную в железобетонную подушку, которая заполняла камеру, выжженную в базальтовом массиве, в десяти километрах под дном Северного Ледовитого океана в двухстах километрах севернее мыса Карлсена, являющегося северной оконечностью Новой Земли. Земляне не собирались повторять ошибку, уже совершенную адмиралом Эканиором…

Еще три оборота – и он наконец выбрался в коридор гораздо более привычных очертаний. С той стороны двери его ждал Кормачев. Караул у этих дверей берсерки не доверили никому другому.

– Ну что, – усмехнувшись, приветствовал он собрата, – получил новую порцию промывания мозгов?

Олег не поддержал его тона.

– Знаешь, – задумчиво произнес он, – в том, что он говорит, действительно много полезного.

– Ага, – хмыкнул Кормачев. – Так, глядишь, скоро ты станешь еще более жарким сторонником вхождения в Единение, чем адмирал Навуходоносор. Я вообще не понимаю, зачем ты ведешь с ним эти беседы.

Олег задумчиво потер подбородок:

– Странно…

– Что?

– Что ты не понимаешь.

– А что тут странного?

Олег усмехнулся:

– Странно то, что ты, берсерк, вполне способен это понять, но даже не попытался это сделать.

Кормачев досадливо сморщился:

– Ну вот еще, буду я в тратить время Проникновения на эту чушь.

– А на основании чего ты сделал вывод, что это чушь? – С нарочито любопытной миной подался к нему Олег. – Ты что, дал себе труд вникнуть, разобраться, разложить все по полочкам и вследствие этого принял решение – чушь? Или, наоборот: мол, раз я в этом не разобрался, значит – чушь!

Кормачев пару мгновение досадливо хмурился, а затем вздохнул и рассмеялся:

– Ну ладно, уел. Не знаю я, чушь это или не чушь.

Олег вздохнул:

– Ну этого-то и я не знаю. Потому и разбираюсь. Я совершенно уверен, что в логических построениях канскебронов есть какая-то системная ошибка, иначе они бы не создали столь чудовищный вариант цивилизации, как Единение. Но пока еще не отыскал ее. Пока все логично. И цели, и способы их достижения. Предельно бесчеловечны в том смысле, в котором мы понимаем человечность, но идеально логичны. Что может означать, что мы не совсем точно осознаем, что есть человечность или даже что само это понятие вообще лишнее, часть мусора, которым засорено наше сознание.

Кормачев хмыкнул:

– Ну я же говорю – промывание мозгов.

– Да нет, – Олег покачал головой, – все намного сложнее. – Можно, конечно, не заниматься этим, заявив: а мне плевать, я такой как есть, так что либо смиритесь с этим, либо идите на хрен. Но это значит, что мы с канскебронами будем говорить совершенно на разных языках, никак не понимая друг друга. Хотя и думая, что говорим об одном и том же. Ну скажем, как два Прежних – туарег и эскимос – говорили бы о летнем дне. Лето, день… ну что здесь непонятного, но для одного это была бы сочащаяся водой, покрытая