сброшенный около Монтеротондо батальон немецких парашютистов, уничтожил четыреста человек, а остальные шестьсот взял в плен. Боевой дух итальянских солдат поднимается, они горят желанием схватиться с нацистами, но приходит письменное подтверждение переданного ране по телефону приказа, и дивизия «Пьяве», только что одержавшая победу, отходит в район Тиволи.
Кадорна, хотя и негодуя, подчиняется нелепым распоряжениям, но прежде чем отступить, дает бой и в двух сражениях успевает крепко потрепать танковые части противника. Между тем командующий корпусом генерал Карбони, человек смелый и решительный, сначала пытается связаться с кем-нибудь из представителей верховного командования. Но тщетно: тех уже и след простыл — все, кто мог, сбежали на юг страны. Тогда Карбони принимает самостоятельное решение и утром 10 сентября приказывает дивизиям Табеллини и Кадорны вернуться на прежние позиции — возобновить оборону столицы. «Пьяве» и «Арьете» были на марше, когда пришло известие о капитуляции, по условиям которой Рим объявлялся «открытым городом», а солдатам предписывалось сдать оружие немцам. Началось разоружение. Тех, кто сопротивлялся, убивали на месте, а остальных отправляли в Германию в концлагеря.
Вновь в Италии настали черные дни. Гитлеровцы расправлялись со вчерашними своими союзниками, как с самыми злыми врагами. В немецкие концлагеря попали шестьсот пятнадцать тысяч итальянцев, из которых тридцать тысяч больше никогда не увидели лазурного неба родины. Вот она, кровавая дружба Гитлера и Муссолини!
Несмотря на трусливое поведение короля и правительства Бадольо, солдаты не торопятся складывать оружие. Немецкая пропаганда надрывается вовсю: «Ваши командиры продали Италию англичанам. Победы и мира вы можете добиться, только сражаясь плечом к плечу с верными вашими друзьями — немцами!» Но итальянцы за эти годы сполна познали, чего стоит «верная дружба» нацистов, и вовсе не были склонны обольщаться сладкими речами.
В городе Салерно немцам удается захватить в плен командующего дивизией береговой обороны, и он под угрозой наведенного на него оружия притворно соглашается отдать приказ о сдаче, но, получив возможность обратиться к солдатам, Ферранте Гонзага призывает их биться до последней капли крови, отстаивая честь родной Италии. Отважный патриот падает, сраженный выстрелом в упор.
Особенно ярко боевой дух итальянских солдат и нечеловеческая злоба гитлеровцев проявились при обороне острова Кефаллиния в Ионическом море. Командир дивизии «Акви» генерал Гандин уже вел переговоры с немцами о капитуляции, но младшие офицеры во главе с капитаном Аполлонио при единодушной поддержке солдат отказываются сдать оружие и, завязав бой, топят десантные баржи противника. Итальянцы братаются с греческими партизанами, поют гимны времен Гарибальди. Однако закрепить победу, не имея достаточной поддержки извне, не удается. Немецкие самолеты в течение недели обрушивают на укрепления и город Аргостоли лавину железа и огня. Захватив остров, гитлеровцы устраивают кровавую бойню — за один день расстреливают 4500 офицеров и солдат. А всего там погибло 8400 итальянцев. Матерый нацист майор Хиршфельд запрещает даже похороны жертв этой бойни, заявив, что итальянские мятежники не заслуживают погребения.
А в эти трагические дни дуче, выкраденный парашютистами Скорцени из отеля «Кампо императоре», сам не свой от радости, подобострастно скалился и выгибался перед Гитлером, который, вопреки сомнениям сзоих советников, еще верил в звезду Муссолини и в возможность возродить в Италии фашистский режим.
Среди погибших героев Кефаллинии, похороненных потом греками, был и отец Орландо Орланди. Когда он вновь встретился на станции с русскими пленными, голова парня по-прежнему тряслась и на него по-прежнему накатывал беспричинный смех, но внимательный взгляд мог заметить, как загораются порой его скорбные глаза беспредельной ненавистью.
Орландо опять позабавлял конвоиров, опять подошел к пленным, протянул Сереже сигарету — и не отдал. Заливаясь смехом, сам докурил. И пока немцы отсиживались в холодке, ему снова удалось поговорить с пленными.
— Салюто, Орландо!
— Салюто, амико!
— Орландо, ты познакомь нас с коммунистами… с партизанами.
— Партиджано? Си. Ладно. Я к вам приведу Капо Пополо.
— А кто это?
— Пополо — народ… Капо — командир.
— Понятно. Вожак?
— Си. Вожак.
— Когда приведешь?
— Завтра или послезавтра…
Между тем открываются новые страницы истории Италии. На юге полуострова союзники высаживают десанты: 8-я армия англичан занимает город Таронто, а части 5-й американской армии освобождают от немцев порт Салерно, невдалеке от Неаполя. На севере же, в небольшом курортном городке Сало на озере Гарда, беглый дуче создает под покровительством Гитлера неофашистскую марионеточную «Итальянскую социальную республику». Муссолини с прежним апломбом выступает по мюнхенскому радио с обращением к итальянскому народу, обещая отдать предприятия рабочим, а землю крестьянам. Но народ помнит, во что обошлись Италии два десятилетия его правления, на север к дуче стекаются лишь чернорубашечники, предатели да палачи, причастные к страшным злодеяниям фашистского режима…
В эти дни героических подвигов, кровавых расправ, высокой трагедии и фарса на железнодорожной станции в Монтеротондо появился человек в плаще и в надвинутой на лоб шляпе. Тучный, как буржуй на карикатуре. Орландо коротко, но метко обрисовал его внешность, поэтому Леонид и Сережа еще издали догадались, что это Капо Пополо. Но все же следовало толком приглядеться, ошибка может стоить не одной жизни.
Человек в шляпе прямехонько направился к немцам, вытащил пачку сигарет, о чем-то поговорил, дружелюбно хлопнул одного из них по плечу, смачно похохотал. Затем открыл флягу и дал всем глотнуть вина.
Лениво побрел по путям, прошел около Леонида, кивком пригласив его следовать за собой. Сережа выронил из рук ящик и ойкнул, прикинувшись, будто ушиб ногу.
Леонид взял его под руку, помог встать и отвел в сторону. Когда они очутились между вагонами, вне поля зрения ближайшего часового, итальянец, отчетливо выговаривая каждый слог, спросил:
— Чего вы хотите?
— Бежать. Помогите нам.
Видимо, Сережа сказал что-то не так, но, когда Леонид жестами растолковал ему, о чем идет речь, тот согласно закивал:
— Си. Си.
Леонид улыбнулся. Улыбнулся и Капо Пополо.
— Я завтра отправляюсь в Рим. А вы скажите Орландо, сколько вас собирается бежать. Днями сюда на станцию заглянет пекарь Франческо Москателли. Мос-ка-тел-ли. Он все сделает. Человек надежный. Чао!
— Чао! Спасибо. Грацие!
Толстый, как буржуй на картинках, итальянец сунул руки в карманы плаща и, насвистывая какую-то песенку, зашагал дальше. Леонид и Сережа радостно обнялись. Но тут из-за вагона вынырнул часовой. Сережа опять застонал и схватился за ногу.
— Марш! Шнель, шнель, — прикрикнул фриц и погнал их работать.
5
По дороге со станции Леонид, не вдаваясь в подробности, намекнул Ильгуже о своем разговоре с Капо Пополо. Знаком ожил, на смуглые щеки набежал румянец. Скажешь, нет ни конвоя, ни злобных овчарок, скажешь, шагает солдат Муртазин в строю со своими однополчанами — на битву с заклятым
