— Приказывает, кому что делать.
Он переложил пистолет поближе, застегнул куртку на все пуговицы и тихонечко нажал кнопку звонка. Через минуту за дверями послышался шорох и раздался приятный женский голос:
— Кто там?
Леонид спокойно и ласково ответил по-итальянски:
— Откройте, пожалуйста, Софи!
Пауза, и тяжелая дубовая дверь с причудливым резным орнаментом чуть приоткрылась. Перед Леонидом стояла тоненькая, миловидная девушка в коротеньком передничке.
— Кто это? — повторила она, несколько растерявшись при виде незнакомого человека, казавшегося по сравнению с ней таким огромным, могучим.
— Не пугайтесь, — сказал Леонид и улыбнулся. — Мне бы радио послушать.
— Радио? — Девушка повеселела, поняв, что ночной гость — тот самый русский, о котором говорил ей Марио.
— Да, радио. Москву бы нам послушать.
— Прошу. Проходите! — Девушка тоже улыбнулась, показав белые, ровные зубы.
Тяжелая дверь гостеприимно распахнулась.
— Спасибо!..
10
Высокий двухсветный зал. Все линии строгие, четкие. Паркет натерт до зеркального блеска, ступишь не так — ноги разъезжаются, словно на гладком льду. Горит только одна верхняя люстра, поэтому не разглядишь, что за люди изображены на старинных портретах в массивных золоченых рамах… А где же приемник? Ага, вон в нише, рядом с мраморным амуром.
Забыв о предательски скользком паркете, Леонид устремился туда. Быстренько сориентировался в рычагах и клавишах — и вот вспыхнул зеленый глазок. Кажется, не столько слухом, сколько сердцем своим искал он в разноголосице сотен станций родную Москву. Чу!..
«…Верховный главнокомандующий Маршал Советского Союза…» Голос диктора был торжественно взволнован. Леонид, сам не свой от нахлынувших чувств, пустил приемник на полную громкость, и все заполнилось величественной русской мелодией. Полтора года прошло с тех пор, как он слушал Москву! Восемнадцать месяцев, равных восемнадцати годам!.. Он судорожно прикусил губы, но было поздно — слез уже не сдержать. Солдат Колесников, спокойно смотревший в глаза смерти, перенесший, стиснув зубы, нечеловеческие муки, навзрыд заплакал…
Стремительно вбежал Антон. То ли услышал родную столицу, то ли был встревожен тем, что так долго нет командира. Леонид обернулся и вопросительно взглянул на Таращенку. Поняв, что все в порядке, Леонид подумал, как странно, должно быть, выглядят они, два оборванца, в мягком полусвете роскошного зала…
— Москва?
— Москва!..
Антон переставлял ноги опасливо, будто новорожденный теленок, боясь поскользнуться на каждом шагу.
— Где идут бои? Какие города освобождены?
— Сейчас узнаем. Сталин теперь маршал.
— Маршал?! Ого!
Умолкли позывные. Диктор тем же торжественно-взволнованным голосом повторил:
«…Приказ Верховного главнокомандующего…»
— Киев! Киев!! — ликовал Антон, крепко обнимая Леонида.
Должно быть, пока Леонид возился с радиоприемником, Софи пошла доложить хозяину о том, что у них гость. Как раз в эту торжественную минуту на лестнице, устланной красным ковром, показался хозяин. Он был в черном костюме, белой сорочке и при галстуке. За ним шла Софи с серебряным подносом, на котором стояли хрустальные бокалы и бутылка вина.
Увидев Фонци, Леонид поднялся и, учтиво поклонившись, сказал по-итальянски:
— Добрый вечер, синьор.
— Добрый вечер, синьоры. — Фонци подождал, пока горничная поставит поднос на стол, и спросил: — Партизаны?
— Да. Русские. Сегодня наши войска освободили Киев. Большой для всех нас праздник.
— Да, да, праздник! — Фонци предложил им сесть и наполнил бокалы вином. — Браво, браво! Гитлер капут!
— Капут, капут! И Гитлер капут, и Муссолини капут! — Антон опрокинул содержимое бокала в глотку, зажмурился от удовольствия.
Фонци улыбнулся:
— «Лакрими Кристи».
— Иди, Антон, пошли сюда Сережу, пусть и он Москву послушает. А сам останься на его месте — у ворот.
С приходом Логунова разговор пошел более свободно. Фонци рассказал о своих горестях. Проклинал Гитлера, по вине которого погиб его любимый брат и теперь вот он остался один как перст. Помещик осушил платком навернувшиеся слезы.
Момент был самый подходящий.
— Сережа, — сказал Леонид, — растолкуй ему, какие у нас затруднения, не согласится ли он помочь с продовольствием.
Помещик внимательно выслушал Сережу и замотал головой:
— Да, да. Хлеб, сыр, мясо?..
— Курева, соли, спичек, мыла… — дополнил список Сережа.
— А сколько вас человек?
Леонид на мгновение задумался, правду ли ему сказать или?..
— Около сотни.
— О, целая армия!..
Леонид не понял, то ли хозяин усадьбы восхищен, то ли его ужаснула перспектива кормить такую ораву.
— Чего он, Сережа? Не согласен, что ли?
И Сережа был удивлен, услышав чуть ли не вдвое увеличенную цифру. Но он и бровью не повел — командиру, дескать, виднее.
— Нет, ничего такого не говорит.
Леонид приложил руку к сердцу и поблагодарил.
Синьор Фонци кликнул Софи, приказал принести новую бутылку вина. После двух-трех бокалов он совсем подобрел, еще раз поздравил гостей с великой победой на Восточном фронте. Потом обратился к Сереже:
— По эту сторону ущелья пасутся мои стада. Каждый день будете брать по барану. Пастухов я предупрежу.
Леонид крепко пожал ему руку.
— Спасибо. Надеемся, что немцы ничего не узнают о нашем разговоре, — сказал он, пытливо посмотрев в глаза Фонци.
— Нет, нет, — ответил синьор Фонци. — И пастухи, и люди в усадьбе — народ надежный. Гитлер — скорпион, все фашисты варвары. — Он опять вспомнил о своем погибшем брате.
Леонид еще раз протянул ему руку:
— Значит, друзья?
— Да, да! — Фонци с восхищением посмотрел на могучего русского гостя. — Богатырь!..
