камень? Кости тверды как камень, но достаточно ли этого сходства, чтобы так их называть? Все это нужно уравновесить, чтобы пленение удалось. К счастью, в Империи создали формальные грамматики. Они очень точные.
— Ты его описываешь…
— А потом держишь описание в уме до самой смерти. Правда, твоя мысль умеет думать в ответ, что иногда утомляет.
— Это неприятно? — спросила Идаан, и что-то в ее голосе дрогнуло. Семай открыл глаза: Идаан смотрела сквозь него со странным выражением лица.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты должен таскать его на себе всю жизнь. Разве ты никогда не жалеешь, что был призван?
— Мне нравится моя работа. Да и с интересными женщинами легче познакомиться.
Идаан смерила его холодноватым взглядом и отвела глаза.
— Завидую. — Она вытащила свой халат из груды одежды на полу. Семай тоже сел. — Утром у меня встречи, надо привести себя в порядок. Лучше пойду сейчас.
— Если бы ты почаще со мной говорила, может, я бы реже тебя злил, — ласково упрекнул ее Семай.
Идаан развернулась к нему резко, как охотничья кошка, потом ее лицо смягчилось и погрустнело. Она приняла позу извинения.
— Я очень устала. У меня тоже есть груз, и я несу его не так смиренно, как ты. Я не хотела срывать на тебе злость.
— Зачем это все, Идаан-кя? Почему ты сюда приходишь? Вряд ли из любви ко мне.
— Ты хочешь, чтобы я перестала приходить?
— Нет. Не хочу. Но если таково будет твое решение, я не стану спорить.
— Я польщена, — ядовито процедила она.
— Тебе нужно, чтобы я тебе льстил?
Семаю уже не хотелось спать. В лице Идаан были боль, гнев и еще что-то неясное. Она молча встала на колени и засунула руку под кровать в поисках своих сапог. Семай взял ее за предплечье и вынудил встать. Казалось, что она вот-вот заговорит, что слова уже на полпути.
— Я готов просто делить с тобой постель. С самого начала я знал, что ты принадлежишь Адре, а я не смогу быть рядом с тобой, даже если бы ты этого хотела. Думаю, отчасти потому ты выбрала меня. Но я тепло к тебе отношусь и хочу быть твоим другом.
— Ты хочешь быть моим другом? — переспросила она. — Приятно слышать. Затащил меня в постель, а теперь снисходишь до дружбы?
— Точнее, это ты меня затащила, — поправил ее Семай. — Мне кажется, люди часто поступают так же, не заботясь о чувствах другого. Даже желая ему зла. Да, мы повели себя не совсем обычно: как я понимаю, сначала люди разговаривают и только потом прыгают в постель. В некотором смысле это значит, что к моим словам надо отнестись серьезно.
Она отстранилась и приняла позу вопроса.
— Ты знаешь, что я говорю это все не для того, чтобы залезть к тебе под подол, — сказал он. — Если я предлагаю тебя выслушать, я говорю правду. Ничего нового мне это не даст.
Идаан вздохнула и села на кровать. Свет единственной свечи отбрасывал на девушку оранжевые сполохи.
— Ты любишь меня, Семай-кя?
Семай глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Вот они, ворота в ее мысли и страхи. За ними ждет все, что привело ее к нему в постель. Остается сказать лишь одну немудреную ложь, которую тысячи мужчин произносили с куда меньшим основанием.
Семаю очень хотелось поступить так же.
— Идаан-кя, — вздохнул он. — Я тебя не знаю.
К его удивлению, она улыбнулась. Надела сапоги, не заботясь о завязках, наклонилась к нему и поцеловала. Потом погладила его по щекам и тихо сказала:
— Тебе же лучше, что не знаешь.
Оба прошли по коридору молча. Ставни на ночь закрыли, воздух был душным и спертым. Семай проводил ее до двери, потом вышел на улицу, сел на лестницу и долго смотрел, как Идаан исчезает среди деревьев. Пели сверчки; луна все так же заливала ночь голубым светом. Над прудами и бассейнами слышался писк летучих мышей. Хлопали крыльями совы.
— Тебе пора спать, — раздался голос сзади, точно гравий прошуршал.
— Пожалуй.
— На рассвете встреча с резчиками.
— Верно.
Размягченный Камень шагнул вперед и присел на ступеньку рядом. Массивное тело приподнялось и опустилось от выразительного вздоха.
— Она не говорит мне всей правды, — сказал Семай.
— Возможно, ей просто нравятся двое разных мужчин, — предположил андат. — Бывает… С тобой она не в состоянии связать судьбу. А с тем…
— Нет, — медленно, подбирая слова, произнес Семай. — Ей нравлюсь не я. Не совсем я.
— Быть может, ей льстит твое отношение. Я слышал, что это важно.
— Ее привлекаешь ты.
Андат повернул к нему улыбающееся лицо.
— Со мной такое в первый раз! Я не собирался заводить любовниц. Что теперь делать?
— Не в этом смысле, — отмахнулся Семай. — Я нужен ей из-за тебя. Потому что я поэт. Иначе бы ее здесь не было.
— Это обидно?
На руку Семаю села мошка. От крошечных крылышек стало щекотно. Поэт пристально вгляделся в насекомое: мелкая серая живность, которая даже не подозревает, что может погибнуть… Он сдул мошку в темноту. Андат молча ждал.
— Как ни странно, нет, — наконец произнес Семай.
— Так научись.
— Обижаться?
— Раз тебе странно.
Буря в глубине его ума — мысль, олицетворяющая андата — шевельнулась, как младенец в утробе, как узник, который ощупывает стены темницы. Семай хмыкнул:
— Легче мне от этого точно не станет.
— Пожалуй, — согласился андат.
— А другие понимали своих возлюбленных? Ну, поэты до меня?
— Откуда мне знать? Они любили женщин, женщины любили их. Они использовали женщин, те использовали их. Вы, может, и сумели посадить меня на цепь, но все равно остались обычными людьми.
Поскольку рана Маати еще не зажила, он проводил в библиотеке больше времени, чем в ту пору, когда притворялся исследователем. Прошло пятнадцать дней с тех пор, как Итани Нойгу вышел от Господина вестей и исчез. Четырнадцать дней — с тех пор, как убийца распорол живот Маати. Тринадцать — с пожара в тюрьме.
Маати узнал все, что мог, про Итани Нойгу, посыльного Дома Сиянти, и сущий мизер — про Оту-кво. Итани занимался «благородным ремеслом» почти восемь лет, а до того жил на Восточных островах. Он был приятным человеком и неплохо, если и не идеально, справлялся со своими обязанностями. С любовницами в Тан-Садаре и Утани порвал после знакомства с владелицей постоялого двора в Удуне. Его товарищи отказывались верить, что Итани — беглый Ота Мати, призрак из ночных кошмаров города. Маати упрашивал и настаивал, требовал и умолял, льстил и угрожал, но нигде не мог найти даже следов Оты-кво, а вместо тайн и заговора раскапывал пустоту.
