в комнату для встреч. Сначала Идаан закрыла ставни и задвинула дверь и лишь потом заговорила. Адра сел в приземистое кресло из светлого дерева, обитого алым бархатом. Идаан ходила по комнате и пересказывала услышанное от Семая. В панике слова сами вырывались из нее, наскакивали друг на друга.
— Скажи мне! Скажи, что это неправда. Скажи, что ты уверен в его смерти.
— Он мертв. Это ошибка. Конечно, ошибка! Никто не знал, когда его вывезут из города. Никто не мог бы его спасти.
— Скажи мне, что ты уверен!
Адра нахмурился.
— Как я могу быть уверен? Мы наняли людей, чтобы его освободить, увезти из города и убить. Его увезли. Труп приплыл по реке. Но меня там не было, и я не задушил его собственными руками. Я не могу скрывать от наемников, что я их заказчик, и одновременно держать их за руки. Ты сама знаешь.
Идаан прижала дрожащие пальцы к губам. Это сон! Это кошмар, болезненный бред, от которого она сейчас очнется.
— Ота нас использовал! — выпалила она. — Ота загребет жар нашими руками.
— Что?
— Посмотри! Мы сделали за него всю грязную работу. Мы убили всех. Даже… даже моего отца. Мы сделали все, что хотел сделать он. Он знал! Он знал с самого начала. Он все спланировал.
Адра нетерпеливо кашлянул.
— Не придумывай. Он не мог знать, что мы будем делать и как. Он не бог и не привидение.
— Ты уверен? Мы попались в его ловушку, Адра! Это ловушка!
— Это сплетня, которую пустил Семай Тян. Или ловушка, но Маати Ваупатая. Он мог заподозрить нас и придумать байку, чтобы мы запаниковали. Или попросить об этом Семая.
— Семай бы так не поступил, — сказала Идаан. — Семай бы так не обошелся со… с нами.
— Ты хотела сказать, с тобой, — медленно и горько поправил ее Адра.
Идаан замерла и приняла позу вопроса, глядя в глаза Адре. И вопрос, и вызов. Адра откинулся на спинку кресла; дерево под его весом скрипнуло.
— Он твой любовник, верно? Сочинил сказку о том, что он хочет посочувствовать и готов меня поддержать, если поговорит с тобой. А ты отсылаешь меня, как надоевшего щенка. Думаешь, я глупец, Идаан?
Ее горло сжалось. Она кашлянула; кашель перешел в смех и затряс ее, как собака трясет в челюстях крысу. В ее смехе была не радость, а злоба. Адра покраснел, потом побелел.
— Вот в чем дело?.. — наконец выговорила Идаан. — Вот о чем ты хочешь спорить?
— Тебе интересней другая тема?
— Скоро в твоей жизни будет не одна женщина. Вы с отцом наверняка составили список тех, с кем выгодно заключить союз. Ты не имеешь права ни в чем меня обвинять.
— Ты сама так хотела. Мы же договорились, когда… когда влезли по уши в этот заговор. Что будем вдвоем до конца, если победим и если проиграем.
— И на сколько бы тебя хватило? — поинтересовалась она. — К кому бы я пошла, когда ты нарушил бы слово?
Адра встал и шагнул к Идаан, раскрыв и наставив на нее ладонь, как нож.
— Ты не стала ждать, подведу я тебя или нет. Ты решила, что это уже произошло, и начала меня наказывать.
— Я права, Адра. Ты ведь знаешь, что я права.
— А ты знаешь, как опасно подчиняться твоим словам? Я любил тебя больше всех на свете. Больше отца, матери, сестер, всех-всех. Я все сделал потому, что ты так хотела.
— И ничего не получил взамен? Как ты бескорыстен! Стать хаем Мати — такая мука…
— Я бы тебе не понадобился, если бы не мечтал о том же, что и ты. Таким, как теперь, я стал ради тебя.
— Это несправедливо! — возмутилась Идаан.
Адра захохотал и описал по комнате широкий круг, как ребенок, который играет перед невидимыми зрителями.
— Справедливость!.. С каких пор мы начали говорить о справедливости? Когда кто-то предложил тебе взять на себя ответственность? Ты это придумала, любовь моя. Это все твое, Идаан! Все твое, и не смей винить меня за то, что теперь тебе с этим жить!
Он дышал часто, как после бега, но по плечам и уголкам рта было заметно, что гнев уже проходит. Адра уронил руки. Постепенно его дыхание замедлилось, лицо стало спокойней.
Они стояли молча друг перед другом — им показалось, не меньше пол-ладони. Ни гнева, ни печали уже не оыло. Адра просто выглядел усталым и растерянным, молодым и одновременно очень старым. Идаан чувствовала себя так же. Будто изменился сам воздух, которым они оба дышали.
Адра первым отвел глаза и нарушил молчание.
— А знаешь, дорогая, ты так и не сказала, что Семай тебе не любовник.
— Он и вправду мой любовник, — пожала плечами Идаан. Битва утомила обоих так, что новые раны уже ничего не изменят. — Несколько недель.
— Почему?
— Не знаю. Потому что он не был во всем замешан. Он чист.
— Потому что у него есть власть, и это тебя притягивает?
Идаан прикусила язык и сдержала колкость. Потом кивнула.
— Отчасти и поэтому.
Адра вздохнул, прислонился к стене, медленно сполз по ней и остался сидеть на полу, упершись руками в колени.
— Есть список Домов и женщин. Был еще до того, как ты связалась с Семаем. Я возражал, а отец настаивал: на всякий случай. Скажи мне одно… Сегодня, когда он приходил… ты не… вы не…
Идаан снова рассмеялась, на этот раз тише и нежнее.
— Нет, я не ложилась под другого мужчину в твоем доме, Адра-кя. Не знаю, почему это было бы хуже, чем мною сделанное, но так и есть.
Адра кивнул. В движении его глаз и рук она заметила еще один вопрос. Они уже несколько лет любили друга и строили заговор. Идаан знала его как близкого родственника или далекую часть самой себя. Вызвать любовь это знание не могло, но напомнить о ней — вполне.
— В первый раз, когда я тебя поцеловала, ты так растерялся! Помнишь? Была середина зимы, и мы пошли кататься на коньках. Нас было человек двадцать. Мы еще устроили гонки, и ты победил.
— И в награду ты подарила мне поцелуй, — сказал Адра. — Нойти Ваусадар так ревновал, что чуть не откусил себе язык.
— Бедный Нойти! Я тебя поцеловала, отчасти чтобы его позлить.
— А еще для чего?
— Просто хотела тебя поцеловать. А ты несколько недель не приходил за новым поцелуем.
— Боялся, что ты меня высмеешь. Каждую ночь я засыпал с мыслями о тебе, и каждое утро просыпался таким же одержимым. Ты представляешь, каково это — бояться насмешек?
— Уже не представляю.
— А помнишь ночь, когда мы пошли на постоялый двор? Там еще была такая маленькая собачка…
— Которая танцевала, когда хозяин играл на флейте? Да.
Идаан улыбнулась, вспомнив крошечного зверя с серой шерстью и добрыми темными глазами. Собачка радостно вскакивала на задние лапы и смешно махала передними… Идаан стерла слезу, чтобы не размазать сурьму, и только потом сообразила, что сейчас ее глаза настоящие, без краски. В ее мыслях все еще прыгала собачка, счастливая, невинная… Идаан всем сердцем взмолилась: пусть этот щенок где-то живет до сих пор, такой же здоровый, доверчивый и любимый, как в тот день! И не стала вытирать слез.
— Тогда мы были другими, — сказала она.
