«Едем Вифлеем отверзе». Но ведь у Романа икосов было 24!
[15]
Ср.: Аверинцев. Указ. соч., с. 103—104 и 317—318. Любопытно, что канон часто возращается либо к ритмической прозе («Великий канон» Андрея Критского), либо — в виде нечастого, но характерного исключения — к античной метрике (ямбические каноны Иоанна Дамаскина).
[16]
См.: Christ, Paranikas 1871, p. XXVIII. Тот же Ксанфопул, однако, довольно пространно говорит о Романе Сладкопевце в своих «Толкованиях на степенны антифоны Октоиха» (соответствующий отрывок, изданный К. Афанасиадисом Свя-тогорцем, перепечатан в статье: Papadopouios-Kerameus 1893, S. 601— 603). Но Роман существует для него, во-первых, как герой легенды, во-вторых, как композитор и певец, главное отличие которого — ??????????, только не как поэт, не как явление словесности. «Агиографический», а не «историко-литературный» Роман упомянут и в эпиграмме Михаила Пселла:
Не Ты ли древле, Дева, предала во снедь Роману свиток, Твоему служителю?
И мой кратер исполни, Благодатная,
Премудрости сладчайшим растворением,.
Затем, что дух бесплоден мой, и ум мой сух;
Я жажду влаги, душу напояющей.
(Перепечатано у Гродидье де Матона: Crosdidier de Matons. Op. cit., p. 190).
[17]
Amphilochia XCI—XCIII. Ср.:Sevcenko 1981, S. 298—300.
[18]
Amphilochia LXXXVI.
[19]
Ecloga, 112, 9; 165, 3; 192, 10; 273, 9; 312, 5; 337, 17 ed. Ritschl.
[20]
Пселл 1975, гл. 10, с. 165; пер. Т. А. Миллер. Ср.: Миллер 1975, с. 140—
155.
[21]
Пселл. Указ. соч., гл. 10—11, 17—18 и др. Характерно замечание о Григории Назианзине в другом трактате, рассматривающем его стиль наряду со стилем Василия, Иоанна Златоуста и Григория Нисского: «Своей речи он придал лоск не хуже любой аттической музы» (пер. Т. А. Миллер; см.: Миллер. Указ. соч. с. 154)
[22]
Walz ed. 1834, vol. 3, p. 692, 24—25; p. 693, 4.
[23]
Имеются два исключения: «Вечерняя песнь» и «Увещание к деве». Однако эти образцы неуверенно пробуемой силлабики, важные для истории литературы, как мы ее теперь понимаем, совершенно теряются на фоне необычайно обильной поэтической продукции Григория Назианзина в гекзаметрах, элегических дистихах и ямбических триметрах. Во всяком случае, не ими определяется облик его творчества. Византийский почитатель стиля Григория, как тот же Пселл, имел полное право не заметить самого их существования.
[24]
Ср. посвященные им разделы в классическом труде Эд. Нордена: Norden 1898, Bd. 2.
[25]
«Диатрибами» они называются в рукописях, «гомилиями» — в заглавии одного из разделов флорилегия Иоанна Стобея («Из увещательных гомилий Арриана» — Йог. 97, 28).
[26]
Ср. ??????? 1966.
