Ричард дал статью Кайнене. Прищурившись, она внимательно прочла и вынесла вердикт: «Очень зло».
Ричард не понял, что крылось за ее словами, понравилась ли ей статья. Он отчаянно жаждал ее одобрения. После поездки в Нсукку к сестре Кайнене вновь ушла в себя. Она повесила на стену фотографию погибших родных — смеющаяся Аризе в свадебном платье, радостный дядя Мбези в тесном костюме, серьезная тетя Ифека в набивном покрывале, — но почти не говорила о них и никогда не упоминала об Оланне. Часто в разгар беседы она погружалась в молчание, и Ричард ей не мешал; порой он завидовал ее способности меняться в ответ на происходящие события.
— Как тебе статья? — Не дожидаясь ответа, Ричард задал другой вопрос, мучивший его на самом деле: — Нравится?
— На мой вкус, суховато и чересчур строго. Но главное мое чувство — гордость. Я тобой горжусь.
Ричард отправил статью в «Геральд», а две недели спустя прочитал и в клочки порвал ответ. «Редакции международных газет завалены историями о зверствах в Африке, и ваша статья особенно скучна и бесцветна, — писал заместитель главного редактора, — не могли бы вы ее оживить? Скажем, шептали ли они заклинания, когда убивали? Пожирали ли части тела, как в Конго? Есть ли способ заглянуть в душу этим людям?»
Ричард отложил статью. Его пугало, что он по-прежнему спокойно спит по ночам, что его, как и прежде, умиротворяет аромат апельсиновых листьев и бирюзовая морская гладь, что он не утратил способности чувствовать.
— Я остался прежним. Ничего не изменилось, — сказал он Кайнене. — Это неправильно, я должен отзываться на то, что происходит вокруг.
— Нельзя придумать роль и заставить себя играть. Будь собой, Ричард, — ответила Кайнене тихо.
Но быть собой не получалось. Он не верил, что для других свидетелей погромов жизнь тоже течет по-прежнему. Его ужаснула внезапная догадка: вдруг он по натуре всего лишь наблюдатель? Его жизнь была в безопасности, погромы не касались его напрямую, и он смотрел на них как бы со стороны, зная, что ему ничто не угрожает. Нет, неправда. Будь с ним тогда рядом Кайнене, ей грозила бы опасность.
Ричард начал статью о Ннемеке, стал описывать зал ожидания в аэропорту, где резкий дух спиртного мешался с запахом свежей крови и лежал с раздутым лицом бармен, — но бросил, потому что выходила ерунда. Фразы звучали напыщенно, ходульно, точь-в-точь как в иностранных газетах — словно в действительности никаких убийств не было, а если и были, то все происходило абсолютно не так, как написано. В каждом слове чувствовалась фальшь. Ричард отчетливо помнил события в аэропорту, но чтобы написать о них, пришлось бы мысленно пережить их заново, а он сомневался, под силу ли это ему.
В день, когда объявили независимость, Ричард стоял с Кайнене на веранде и слушал по радио речь Оджукву.
Выслушав до конца, он обнял Кайнене. Вначале ему показалось, что она дрожит, как и он; Ричард отступил, заглянул Кайнене в лицо — она была совершенно спокойна. Дрожал он один.
— Поздравляю с независимостью, — сказал он.
— С независимостью, — отозвалась Кайнене и повторила: — Поздравляю с независимостью.
Ричарду хотелось сделать ей предложение здесь и сейчас. Начиналась новая жизнь, в новой стране, их новой стране. Не только потому, что отделение от Нигерии было справедливым после всех испытаний, выпавших на долю игбо, но прежде всего из-за новых возможностей, что открывала ему Биафра. Настоящим нигерийцем он никогда не стал бы, зато мог стать биафрийцем — он ведь присутствовал при рождении республики, он не будет здесь чужим. Он не раз мысленно говорил: «Стань моей женой, Кайнене», но вслух так и не произнес.
На другой день он вернулся в Нсукку вместе с Харрисоном.
Ричарду нравилась Филлис Окафор — ее пышные парики, медлительная речь уроженки Миссисипи, теплый взгляд из-под очков в строгой оправе. С тех пор как он перестал бывать у Оденигбо, он часто проводил вечера с Филлис и ее мужем Ннаньелуго. Будто догадываясь, что он потерял прежний круг друзей, Филлис настойчиво приглашала его то в художественный театр, то на публичную лекцию, то на игру в сквош. И когда Филлис позвала его на семинар «В случае войны», который проводила женская организация университета, Ричард согласился. Войны не будет, но необходимо быть готовым. Нигерия признает Биафру; никто не станет нападать на народ, и без того пострадавший от погромов. Напротив, они рады будут избавиться от игбо. Значит, можно не беспокоиться. Гораздо больше тревожило его другое: что делать, если на семинаре он встретит Оланну? До сих пор ему удавалось ее избегать. За четыре года он видел ее всего несколько раз из окна машины, а играть в теннис, бывать в университетском клубе и делать покупки в универмаге «Истерн» он перестал.
Ричард остановился рядом с Филлис у входа в лекторий и обвел глазами зал. Оланна сидела впереди с Малышкой на коленях. Ричарду почудилось, будто он совсем недавно видел и ее прекрасное лицо, и синее платье с рюшами на воротнике. Зал был полон. Женщина за кафедрой без конца повторяла одно и то же: «Положите ваши документы в непромокаемые пакеты и в случае эвакуации возьмите их с собой в первую очередь. Положите ваши документы в непромокаемые пакеты…»
Потом выступали другие. Официальная часть закончилась. Люди сбивались в кучки, смеялись, разговаривали, делились советами «на случай войны». Ричард видел, что Оланна беседует с бородатым преподавателем музыки. Он незаметно повернул к выходу, но у самых дверей Оланна нагнала его.
— Здравствуй, Ричард!
— Все хорошо, — ответил он. Лицо его застыло как маска. — А у тебя?
— У нас все отлично.
«У нас». Подразумевала ли она себя с Малышкой или себя и Оденигбо? Или намекала, что примирилась с прошлым?
— Малышка, ты поздоровалась? — спросила она у дочки, державшей ее за руку.
— Здравствуйте! — тоненько пискнула та.
Ричард нагнулся, потрепал девочку по щеке. Тихая, задумчивая, для своих четырех лет она казалась не по годам взрослой.
— Привет, Малышка!
— Как дела у Кайнене? — спросила Оланна.
Ричард избегал ее взгляда, не зная, какого выражения лица она от него ждет.
— Все хорошо.
— А как твоя книга?
— Спасибо, движется.
— Название прежнее, «Корзина рук»?
Приятно, что Оланна до сих пор не забыла.
— Нет. — Он умолк, стараясь не думать о судьбе той рукописи, которую вмиг поглотило пламя. — Теперь она называется «В век оплетенных сосудов».
— Необычное название, — пробормотала Оланна. — Надеюсь, войны не будет, но польза от семинара все равно есть, правда?
— Конечно.
Подошла Филлис, поздоровалась с Оланной и потянула Ричарда за руку:
— Говорят, Оджукву здесь! Оджукву здесь!
— Оджукву? — переспросил Ричард.
— Да, да! — Филлис спешила к выходу; из коридора неслись возбужденные голоса. — Знаешь, что на днях он нежданно нагрянул в университет Энугу? Видно, теперь наш черед. Наверное, он хочет выступить перед студентами.
Ричард вышел за ней следом. К административному корпусу уже спешили люди. Ричард и Филлис устремились туда же. Ричард увидел в окно шагавшего по коридору бородача в строгой, ладно сидевшей военной форме, перетянутой ремнем. Вокруг теснились репортеры, тянули руки с микрофонами, как с подарками. Студенты — их было так много, что Ричард удивился, когда они успели собраться, — закричали: «Ура! Ура!» Оджукву спустился по лестнице, взобрался на бетонные плиты посреди газона, поднял руки.
