Победила культурность. В последнее время очень Крюкову хотелось быть похожим на товарища Гвоздева, а тот нипочем не стал бы из-за лени под чужой забор гадить.
Повернулся Крюков, посеменил назад. В хату заходить не собирался. Но когда пробегал мимо, послышалось ему чудное: будто в доме баба голосит. Неоткуда там взяться бабе. Товарищ Гвоздев человек серьезный, по женской линии не озорует.
Любопытно стало ефрейтору, а нужда могла минутку и обождать. Подкрался к окошку, на цыпочки привстал.
И позабыл про революцию в брюхе.
— Эх, Алексей Парисович, крепкий ты мужчина, да не железный. — Бочарова поняла, что помощник револьвера ей не отдаст, и говорила уже не зло — с горечью. — А большевики железные, ни перед чем не пасуют. Оттого и жмут они нас. Если мы стальными не сделаемся, Россию потеряем.
— Ты за порядок или за анархию? — Романов не спускал глаз с арестованного — тот был усажен к стене, на скамью. — Если человека без суда кончать, чем мы лучше их?
Гвоздев слушал спор молча, переводя взгляд с прапорщика на штабс-капитана и обратно. Выражение лица у председателя было заинтересованное, но ничуть не испуганное. Будто дискуссия шла не о его жизни и смерти.
— Коли так, увозить его надо. И поскорей. — Бочка оглянулась на незавешенные окна. — Прознают солдаты — отобьют. Я во дворе велосипед видала. Покачу в Ломницы, в штаб. Пусть дадут грузовик с конвоем. А потом надо в батальон поспешать. Времени мало… Как вы тут вдвоем с Шацкой — продержитесь?
— Продержимся. Я сейчас лампу загашу, чтоб никто не совался.
— А если этот накинется?
— Вот тогда я его пристрелю. С полным правом и огромным удовольствием.
Алексей положил перед собой на стол пистолет. «Наган» вернул начальнице — видно было, что она успокоилась.
Губы изменника тронула веселая улыбка.
— С чувством сказал, штабс-капитан. Верю. Повода меня кокнуть я тебе не дам, не надейся.
Бочарова заскрипела ступеньками крыльца. Звянькнула велосипедная цепь. В окно было видно, как по темной улице, вихляя, покатил странный силуэт: снизу тоненький, сверху тыквообразный.
— Сесть на табурет, лицом к стене, — приказал Алексей обозному. — Шацкая, вы за него отвечаете. Карабин держать наготове.
— Слушаюсь, господин штабс-капитан.
Теперь можно целиком сосредоточиться на Гвозде. Несколько секунд Романов рассматривал задержанного, прикидывая, как вести допрос. Председатель тоже разглядывал офицера — с насмешливым любопытством, будто какое-то невиданное насекомое.
Похоже, что товарищ председатель — крепкий орешек.
Огонек Алексей прикрутил до минимума, лампу переставил на подоконник. Если кто и заглянет через стекло, ничего не увидит, зато сам будет отлично просматриваться.
— Закурить можно? Папиросы здесь.
Гвоздев медленно показал на карман кителя.
— Нельзя. Одно движение — и… Палец у меня так и чешется — учтите. И помолчите пока что.
У Ефремова штабс-капитан спросил:
— Что вы передавали германцам?
— Не знаю я, Лёха знал. Я только шинелку держал.
Солдат хотел повернуться, но Шацкая, молодец, чуть тронула его штыком — сразу вжался в стену.
— Ты меня спроси, — предложил Гвоздь. — Лёха-покойник ни черта не знал. Жал на кнопочки по бумажке: то два раза коротко, то разок подлиннее… Я все-таки закурю.
И спокойно вынул из кармана портсигар. Понимал, что штабс-капитан в него после этих слов нипочем не выстрелит.
— Что было в сообщении?
— Сейчас вспомню. — Председатель щелкнул красивой заграничной зажигалкой. С удовольствием затянулся. — Кажется, так: «Завтра около шести утра атака через поле силами одного батальона. По флангам отвлекающий огонь». Ефремов, вы передать-то поспели?
— Нет, товарищ Гвоздь. Только начали, а тут эти…
— Эх, жалко.
Большевик досадливо махнул рукой — с папиросы посыпались искры.
— Жалко?! — Алексей задохнулся. — Зря я Бочарову не послушал. Но это еще и сейчас не поздно! Бросить папиросу! Считаю до трех: раз, два…
Гвоздев понял: это не простая угроза. И папиросу кинул на пол. Стер с лица усмешку. Заговорил серьезно:
— Убить меня хочешь? Погоди, капитан, успеешь. Да, жалко. Очень жалко. Вот их жалко, — кивнул он на Шацкую. — Девчонок этих несчастных. Ты думаешь, я немцев пытался об атаке предупредить, чтоб они дурочек бочаровских пулеметами посекли? Нет, брат. Это ты и твои начальники хотят женскую кровь пролить. А я их спасти хотел. Узнали б мои камарады про завтрашнюю атаку, доложили бы своему командованию. Тогда немцы с поля не оттянули бы силы, а наоборот, подослали бы подкрепления. В бинокли это было бы видно. И отменил бы генерал атаку, куда ему деваться? Девочки бы живы остались. Ты погляди, как она на тебя смотрит. — Гвоздев снова показал на полуобернувшуюся Шацкую. — Глазищи-то сверкают, а? Царевна-лебедь! Неужто такую под пули поведешь?
В самую уязвимую точку бил, сатана. Алексей опустил руку с пистолетом, оглянулся на Сашу — и не мог оторвать взгляда. В самом деле, казалось, будто ее глаза светятся в полутьме.
Хлопнула калитка, во дворе стало шумно. Дверь чуть не сорвалась с петель — в горницу ввалились гурьбой солдаты. Вооруженные, много. Вел их тот самый чернявый, что взял у Гвоздя листок и удалился.
Романов крикнул им, что Гвоздев арестован за измену, но никто не слушал. У штабс-капитана вырвали оружие, ударили прикладом по голове, скрутили. Отобрали карабин и у Шацкой, саму ее оттолкнули в угол.
Чернявый размахивал руками над председателем.
— Товарищ Гвоздев, вы живой? Я боялся, кокнут они вас!
— Не кокнули… Тихо ты, цигарку затопчешь.
Большевик поднял с пола папиросу, подул на еще не потухший огонек, затянулся.
— Это германский шпион! — громко повторил Алексей, воспользовавшись тишиной. — Сам признался!
— Не бреши, контра, — ответили ему. — За Гвоздя тебя убить мало.
— Они Лёху Самородова шлепнули! — жалобно воскликнул обозный Ефремов. — Наскрозь штыком проткнули! Колите их, ребята, как они Лёху!
— Господа солдаты! — Все обернулись на звенящий голос. Девушка в гимнастерке держала в руке листок. — Они сигналили врагу фонарем. Вот листок с шифровкой! Я взяла его с убитого! Сами смотрите! А дал им шифровку Гвоздев!
Романов смотрел на ударницу с изумлением. Он в спешке забыл про улику, а Саша сообразила!
Бородатый солдат вырвал у девушки бумажку.
— Эй, лампу дайте.
Несколько человек заглядывали ему через плечо. Гвоздев спокойно пустил в потолок струйку дыма.
— Что за каляки? Точки какие-то, черточки…
— Морзянка, — сказал солдат в железных очках. — Ею по рации донесения передают. И светом тоже
