отлучается, будучи подвергнут умеренным наказаниям, но не совершенно будет нечист и чужд Бога; напротив, омыв одежды, чист будет, то есть приимет в помощь себе оправдание во Христе. Острижение же волос, представляющее жрецу обнаженную рану, может указывать на то, что пред очами Божества все как бы выступает из средины и является обнаженным все то, на что Оно восхотело бы воззреть; «И нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто перед очами Его», как написано (Евр.4, 13).
П. Правда; ибо Он сказал устами одного святого: «Разве Я — Бог [только] вблизи, говорит Господь, а не Бог и вдали? Может ли человек скрыться в тайное место, где Я не видел бы его?» (Иер.23, 23–24.)
К. Заметь, Палладий, что закон говорит о вещах гораздо более тонких и из необходимого для знания не опускает ничего, чем мог бы принести пользу слушателям, подчиняя оное своим правилам; потому что, как написано: «грехопадения кто разумеет?» (Пс.18, 13.) «Все мы много согрешаем» (Иак.3, 2). Ибо естество наше недугует бессилием и удобопреклонностию к прегрешению: «Кто родится чистым от нечистого?, — как говорит Священное Писание, — Ни один» (Иов 14, 4). Поэтому и божественный Давид воспевает о нас: «Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, — Господи! кто устоит? Но у Тебя прощение» (Пс.129, 3–4). Итак, смотри теперь, как закон милостиво освобождает нас от обвинения в таковых прегрешениях и по благости очищает тех, которые вследствие человеческой неустойчивости подвергаются едва не тяжким невольным грехопадениям; ибо он сказал так: «Если у мужчины или у женщины на коже тела их будут пятна, пятна белые, и священник увидит, что на коже тела их пятна бледно–белые, то это лишай, расцветший на коже: он чист» (Лев. 13, 38–39). Хотя по точному исследованию страдание лишаем есть болезнь плоти и близко к проказе; однако еще не соединено с омертвением и не вовсе безнадежно. Таковы же некоторым образом и бывающие с нами грехопадения, которые хотя суть, без сомнения, пороки, однако еще не служат к смерти и погибели души. И не очень строг в приговоре Судия, «Ибо Он знает состав наш» (Пс.102, 14), и Ему не безызвестна немощь естества нашего. Итак, Он дарует отпущение по свойственному Ему человеколюбию. И это, думаю, значит, что страдающий лишаем «чист есть». И добрым людям приходят иногда на ум малые грехи, каковы, для примера сказать: кратковременное раздражение, умеренные движение к гневу, малодушие в отношении к братиям, иногда стремление к суетной славе. И таковые поползновения обыкновенно случаются иногда даже с людьми, проводящими безупречную жизнь и истинно чистыми: ибо это свойственно человеку и, так сказать, обще всем, ведущим жизнь в плоти и крови. Так и это опять таинственно изображает закон, говоря: «Если у кого на голове вылезли [волосы], то это плешивый: он чист; а если на передней стороне головы вылезли [волосы], то это лысый: он чист» (Лев. 13, 40–41). Невольное отпадение волос есть болезнь головы; а мы недавно говорили, что голова именуется во образ ума: ибо голова есть жилище ума, как некоторые думают.
П. Это я буду помнить.
К. Итак, пороки головы телесной по справедливости указуют на недуги ума, но опять незначительные и такие, которые прилично прощать. Так закон освобождает нас от обвинения во всяких естественных для человека страстях и в невольных осквернениях, которые могут с нами случиться, потому что естество наше по необходимости недугует немощью, и быть вполне чуждыми страстей не есть удел настоящего времени, а приличествует лишь веку будущему, в котором грех будет ниспровергнут до основания, и мы преселимся в жизнь совершенно беспорочную. Впрочем, «Если же на плеши, — сказано, — или на лысине будет белое или красноватое пятно», то прокажен есть и нечист будет (Лев. 13, 42–44). Ибо иногда и малые страсти переходят в сильные вины и весьма сквернят, не будучи пресекаемы нами, но получив как бы свободный и беспрепятственный доступ к худшему. Говорю для примера: если кто–либо иногда гневается немного, и страсть эта усилилась в нем, то пусть он отсечет ее кротостью, дабы малое грехопадение, возрастая, мало–помалу не оказалось смертною виною для одержимого страстью. Это, вероятно, и значит то, что на плеши расцвела проказа, то есть как бы в образе представляющееся Устремление от ничтожного начала к худому концу. Потому правильно, полагаю, сказано блаженным Давидом: «гневайтеся и не согрешайте» (Пс.4, 5).
П. Как глубоко это слово!
К. Конечно так: ибо ты сознаешь, как я думаю, что очень тонкую речь веду я и что без труда такие умозрения не могу ни помыслить, ни изложить. А что невозможно укрыться нечестиво недугующим явными прегрешениями, тогда как весьма малые остаются иногда неведомыми и сокровенными, это ты можешь узнать из следующего. Страждущие плешивостью чисты, говорит закон, напоминает об этом, по справедливости прощая нам малые из грехопадений, как мы говорили недавно. Но если у кого будет на плеши проказа, то есть когда недуг от маловажного переходит к худшему, тогда он объявляет его явно гнусным и не имеющим слова в оправдание виновности. Посему и говорит: «У прокаженного, на котором эта язва, должна быть разодрана одежда, и голова его должна быть не покрыта, и до уст он должен быть закрыт и кричать: нечист! нечист! Во все дни, доколе на нем язва, он должен быть нечист, нечист он; он должен жить отдельно, вне стана жилище его» (Лев. 13, 45–46). Раздрание одежд и непокровение головы может указывать и весьма ясно на неприкровенность бесстыдства; и обвитие около уст — на неимение так сказать, защиты и невозможность ничего сказать, когда Бог будет обвинять нечистоту. Необходимость же выходить из стана может служить образом того, что оный грешник уже не водворяется с ликами святых, но, быв изгнан из священного общества их, непричастен останется всякому благу.
П. Сколь это ужасно и достойно проклятия!
К. Совершенно так, Палладий. Посему и божественный Давид говорит: «грех юности моея, и неведения моего не помяни: по милости твоей помяни мя, ради благости твоея, Господи» (Пс.24, 7). Но как бы до всего доходит закон, представляя доказательство присущей ему точности, до сосудов, до шерсти, до утка и основы и кожаного сосуда. «Аще прокажение», говорит, будет, и болезнь появится на чем–либо из сего, то «увидит» опять «жрец» и отлучит «язву»: и если не будет никакого перехода пятна к лучшему, то «на огни да сожжется: понеже прокажение исто есть», говорит (Лев. 13. 51 и 52). Еще повелевает, чтобы попорченное было омываемо; а если после сего окажется, что порча укоренилась, то предает уже огню, как совершенно бесполезное, уподобляя, вероятно, шерсти, утку, основе и кожам то, что нас касается. Ибо, что у рога никакого значения не имеет шерсть, уток или иное что подобное в том, как или почему может кто–либо сомневаться? Итак, мы должны признавать тягчайшим из преступлений то, когда, после очищения и омовения, которые соделал в нас Христос, не будем удаляться от скверн, но пребудем и останемся в них. Ибо если омывающий нас Христос не увидит в нас никакой пользы от омовения, то предаст огню в наказание, совершенно подобно тому, как и подзаконный священник, не увидев никакой пользы для утка или основы от омовения, сожигал их наконец.
П. Это так.
К. Итак, проказою закон прекрасно указует на омертвение, как бы в делах искусно заимствуя от того, что можно видеть ясно и чувственно, мысля о более сокровенном и плотскими примерами уясняя мысленное. Но предлагая нам богатое познание о душевных осквернениях и представляя явным как бы в телесных недугах то, что случается мысленно, сверх сказанного говорит еще в книге Левит: «если у кого будет истечение из тела его, то от истечения своего он нечист. И вот [закон] о нечистоте его от истечения его: когда течет из тела его истечение его, и когда задерживается в теле его истечение его, это нечистота его; всякая постель, на которой ляжет имеющий истечение, нечиста, и всякая вещь, на которую сядет, нечиста; и кто прикоснется к постели его, тот должен вымыть одежды свои и омыться водою и нечист будет до вечера; кто сядет на какую–либо вещь, на которой сидел имеющий истечение, тот должен вымыть одежды свои и омыться водою и нечист будет до вечера; и кто прикоснется к телу имеющего истечение, тот должен вымыть одежды свои и омыться водою и нечист будет до вечера; если имеющий истечение плюнет на чистого, то сей должен вымыть одежды свои и омыться водою, и нечист будет до вечера» (Лев. 15, 2–8). И кроме сего говорит, что мерзок будет и отвратителен всякий сосуд, на котором «всядет изливаяй семя», хотя бы он и омыл руки водою, — и это будет оскверненным (ст. 9 и далее). И если бы кто прикоснулся к телу его, во всяком случае и тот становится причастным вине нечистоты; также, если бы приблизился к нему кто–либо из неоскверненных еще, то и в таком случае они будут подлежать вине нечистоты. Поэтому–то он, вместе с прокаженными, выходил и выселялся из стана, будучи недоступным для всех и не имея с ними общения, даже прикосновением руки оскверняя случайно встречающихся с ним.
П. Но какой же мог бы быть недуг в душе, подобный телесному излиянию семени?
