Я попытаюсь дать сводку сведений о независимой общественной жизни в русских городах с середины 60-х до начала 70-х годов, используя «Хронику» как основной источник.
В ХТС упоминается в такой связи примерно полсотни городов. Из каждого есть по одному или по два сообщения: у кого-то нашли самиздат, кого-то арестовали или уволили с работы за неугодные властям высказывания. По нескольку сообщений за пятилетие с 1968 по 1973 гг. было из Владимира, Горького, Рязани, Саратова, Свердловска, Кирова, Ростова, Новосибирска, Обнинска. Начну с уникального случая.
Согласно Уставу, Союз независимой молодежи — организация, в которой молодежь сама направляет свою деятельность и руководит ею в рамках советской законности.
Основная цель Союза — всемерно способствовать развитию социалистической демократии и общественного прогресса в нашей стране.
Союз требовал
«ввести подлинно демократические выборы», «настоящей свободы слова, печати, собраний, митингов, демонстраций и союзов», «не преследовать за убеждения», «ликвидировать незаконную, антиконституционную цензуру», «усилить борьбу с уголовной преступностью».
Кроме объявления об организации Союза, в информационных листках содержались сообщения из жизни страны и города Владимира с задорной критикой самого высокого начальства города и области.[111]
31 мая 1969 г. Владимира Борисова обманом увезли в психиатрическую больницу. Ему сказали, что он помещен на экспертизу для военкомата, но стали вводить сильно действующие лекарства и довели до шокового состояния. В ответ на это его друзья по Союзу распространили в городе листовки об этой организации и о судьбе его председателя. Гласность оказала действие: Борисов был признан здоровым и вскоре его выписали из больницы.[112] Но через месяц последовал его арест и повторная психиатрическая экспертиза, которая признала его невменяемым. Союз молодежи был разогнан,[113] а через год, в мае 1970 г., Владимир Борисов повесился в больничном отделении Бутырской тюрьмы.[114] Таков трагический конец единственной известной «Хронике» легальной молодежной организации, созданной в русской провинции.
Горький — центр автомобильной промышленности, в городе имеется университет, вузы и техникумы.
С начала 60-х годов в нескольких дружеских компаниях наладился обмен самиздатом. Имелись «взрослые» кружки (преподаватели вузов и техникумов, инженеры и члены их семей), имелись и студенческие. Наиболее «политизированным» был кружок на историко-филологическом факультете университета. Его составили будущие историки, мыслившие в неомарксистском духе. Среди участников этого кружка был Михаил Капранов (дважды исключавшийся из университета за независимые высказывания), и еще двое, ранее исключенные за «вольномыслие». Однако самиздатом интересовались и благополучные студенты — такие, как Владимир Жильцов, один из лучших на истфаке, и даже дети горьковских «номенклатурщиков». В середине 60-х гг. самиздат в университете читали почти открыто. Случалось, что студенты брали новые поступления на лекцию, и за учебный день, передавая друг другу листочки, вся группа успевала прочесть не только статью, но и книгу. Шел обмен самиздатом даже между студентами и преподавателями, разделявшими этот интерес. Студенты-историки интересовались более всего политическим самиздатом, среди филологов большим успехом пользовались художественные произведения, но и там постоянной темой разговоров была «свобода творчества». Но чаще — читали стихи, чужие и свои, пели под гитару и, конечно же, пили водку.
В 1968 г., когда началось наступление на «подписантов» в Москве, видимо, по всей стране кагебисты получили указание «подкрутить гайки». В Горьком это совпало с попыткой, хоть и робкой, присоединиться к московским протестам. Горьковчане написали по поводу «процесса четырех» два письма — оба анонимные, написанные печатными буквами (говорят, так труднее идентифицировать почерк).[115]
Тогда же произошло еще одно событие, всполошившее горьковских кагебистов. В городе появились листовки. Они были разбросаны в университете, политехническом, педагогическом и медицинском институтах, а также расклеены вблизи здания КГБ и вокруг университета. Листовки содержали требование демократических свобод, реабилитации осужденных по процессам 30-х годов, улучшения жизни нынешних политзаключенных. Авторы листовок призывали «следовать чешскому примеру».
Причастных к распространению листовок не нашли, но нескольких студентов исключили из институтов за распространение или даже за чтение самиздата, некоторых — за отказ от дачи показаний. Несколько преподавателей были уволены.[116]
Вскоре после этих событий пятеро студентов университета из «исторического» кружка устроили обсуждение коллективно написанной ими работы «Социализм и государство». Она базировалась на доступных советских источниках, была выдержана в марксистском духе, но выводы расходились с официальными.
Все участники обсуждения были комсомольцами, и их «дело» решалось на комсомольском собрании. Осуждение вовсе не было единодушным. Многие сочувствовали «еретикам». Когда их все-таки исключили, студентка Клара Гельдман из солидарности заявила о выходе из комсомола. Она была исключена из университета перед самой защитой диплома. Авторы «Государства и социализма» тоже были изгнаны из университета и тут же призваны в армию (Виталий Помазов уже после того, как он отслужил армейский срок, был осужден на 1,5 года лагеря все за ту же марксистскую работу[117]).
В связи с «делом пяти» прошла новая волна обысков и допросов. Летом 1969 г. были арестованы Михаил Капранов, Сергей Пономарев и Владимир Жильцов. Они признались, что это они прошлой весной распространили листовки. Вместе с ними был арестован их знакомый — преподаватель политэкономии в
