Божия (Быт. 2:16–17), синайский Закон (Исх. 34:29–35), купина неопалимая (Исх. 3:2), столп огненный для Израиля (Исх. 13:21); свет восхитил Илию на огненной колеснице (4 Цар. 2:11) и озарил пастухов при рождении Христа (Лк. 2:9); свет — звезда, ведшая волхвов в Вифлеем (Мф. 2:9); свет — Божество, открывшееся апостолам в Преображении (Мф. 17:2); свет озарил Павла на пути в Дамаск (Деян. 9:3); свет — сияние будущего века, когда»праведники воссияют, как солнце (Мф. 3:43), и станет Бог посреди их, богов и царей». Крещение также есть свет,«в котором заключается таинство нашего спасения» [890].
Сходство между этим учением и тем, что говорит Симеон о Боге как свете, разительно. В 3–м Богословском Слове мы читаем:
Симеон постоянно возвращается к мысли о том, что Бог Троица есть один непостижимый свет: эта мысль — краеугольный камень его богословия и мистицизма [893]. Все Божественные свойства Симеон также описывает в терминах света: он говорит о свете Божественной славы [894], свете Божественной благодати [895], свете лика Христова [896], свете Божественной любви [897], свете знания [898], свете Священного Писания [899], свете вечной жизни [900], свете бессмертия [901], бесстрастия [902], Божественных заповедей [903], и т. д.
Симеон часто сравнивает Бога с солнцем, используя аналогию, ставшую традиционной у святых Отцов, а еще прежде — в греческой философии [904]. Развивая концепцию Григория о двух солнцах в двух мирах, Симеон пишет:
Симеон рассматривает всю историю мира в целом как одно непрерывное откровение Божественного света. Божественный свет сотворил ангелов [906], эти»вторые светы» [907]. Хотя Божественный свет совершенно трансцендентен видимому миру, Бог не оставил этот мир без всякого света, но сотворил солнце, луну и огонь [908]. Человек был создан по образу и подобию Божию, как»второй мир»(???????? ??????) [909], и облечен в»светоносные и Божественные ризы», которых он впоследствии лишился [910]. Сын Божий стал человеком, чтобы мы через нашу сообразность и сопричастность Ему стали»вторыми светами», подобными первому Свету [911]. Все эти идеи мы уже встречали у Григория Богослова; отметим здесь, что и космология, и антропология Симеона (как и Григория) отмечены ощущением присутствия Божественного света во всем мироздании и в каждой твари.
Подобно Григорию, Симеон часто ссылается на опыт библейских персонажей, в частности, Моисея, Илии, Павла, Стефана, а также на некоторые важные события библейской истории — встречу Моисея с Богом в образе купины неопалимой, Преображение Господне и другие: некоторые из этих лиц и эпизодов мы уже упоминали, когда говорили об экзегетическом методе Симеона [912]. Мысль о том, что Бог — свет для праведных и огонь для грешников, которую мы встречаем у Симеона, тоже восходит к Григорию [913]. Следуя Григорию, Симеон устанавливает связь между таинством Крещения и Божественным светом, настаивая на том, что все облекшиеся во Христа должны»созерцать Его свет в свете Святого Духа» [914]. Симеон, подобно Григорию, развивает учение о том, что Божественный свет сияет в достигших обожения»по мере»(???? ?????????) их очищения и любви:
Следует, наконец, упомянуть и о том, что, хотя Симеон часто пользовался апофатическими терминами; при описании Бога как света, он почти никогда не называет Божественный свет»мраком»(??????). Среди великих писателей–мистков к символизму Божественного мрака тяготели Филон, Климент Александрийский, Григорий Нисский и Дионисий Ареопагит [916]; j Григорию Богослову, напротив, ближе был символизм света. Ареопагит утверждает, что «свет неприступный», в котором живет Бог (ср. 1 Тим. 6:16), терминологически равнозначен»Божественному мраку» [917], | поскольку Бог — за пределами всякого человеческого представления о свете. Восхождение Моисея к Богу завершается его вхождением в»таинственный мрак неведения», где он оказывается в»совершенной тьме и невидении, весь будучи за пределами всего» [918].
Симеон — один из тех богословов, у кого»богословие мрака… уступает место богословию не–тварного света» [919]: в этом он опять?таки близок к Григорию Богослову. Лишь однажды находим мы у Симеона упоминание о»Божественном мраке» — во 2–й части»Глав», одном из самых»ареопагитских»текстов [920]; но даже здесь»мрак»упомянут в одном ряду со»светом», и тема света абсолютно преобладает: