Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание

которые являлись авторитетами не только для него, но и для его противников. Однако есть в»Триадах»Паламы одно весьма примечательное место, где Григорий говорит о Симеоне как выразителе того же Предания, к которому принадлежит он сам:

Ты ведь читал»Житие»Симеона Нового Богослова, почти вся жизнь которого… была чудом… так что если бы кто назвал его творения писаниями жизни (??????????? ????), не погрешил бы против правды… [Следуют имена некоторых позднейших писателей]. Ты знаешь, что все они и многие другие их предшественники, современники и последователи одобряют это Предание (??????????) [1566] и увещевают держаться его… [1567]

После падения Константинополя в 1453 году наследником византийской традиции стало Великое княжество Московское; на несколько веков именно Москва становится центром восточно–христианского мира [1568]. Но уже за сто лет до окончательного исчезновения Византийской империи с политической карты мира, в середине XIV столетия, влияние византийского исихазма на русскую духовность было очень велико. Именно в это время (которое иногда называют периодом»второго южнославянского»влияния на русскую цивилизацию) многие исихастские тексты, включая сочинения Симеона Нового Богослова, были переведены на славянский язык и стали известны в монашеских и светских христианских кругах Руси [1569]. О большом значении Симеона для русского читателя этого периода наглядно свидетельствует значительное количество рукописей славянского пере

вода сочинений Симеона в различных библиотеках мира [1570]. Славянская версия Симеона содержит главным образом его Гимны; наших предков более всего вдохновило это самое мистическое по содержанию и самое оригинальное по форме из всех сочинений Симеона [1571].

На основе того факта, что множество славянских рукописей сочинений Симеона дошло до нас от XIV?XV веков, можно предположить, что с этого времени Симеон стал одним из самых читаемых на Руси византийских авторов [1572]. В отличие от поздней Византии, где древние Отцы Церкви считались более авторитетными, чем позднейшие писатели (ср. Григория Паламу, который предпочитал ссылаться именно на древних авторов), на Руси такого предпочтения древним Отцам не оказывали, и Симеон пользовался равным авторитетом и равной популярностью с великими Отцами первых веков христианства.

Как справедливо указал о. Иоанн Мейендорф, невозможно объяснить возрождение монашества на Руси в XIV?XV веках вне контекста ее связей с Византией [1573].

Один из главных возобновителей монашества на Руси, преподобный Сергий Радонежский (1314– 1392) состоял в переписке с Константинопольским патриархом Фило–феем Коккиным, одним из вождей исихастского движения [1574]. Сергия иногда называют»первым русским мистиком» [1575]: во всяком случае, он — первый, чья жизнь была пронизана мистикой огня и света до такой степени, что в этом отношении его можно сравнивать с Симеоном Новым Богословом [1576]. Жизнь Сергия совпала со временем, когда сочинения Симеона получали распространение среди славян. Не удивительно, что они стали весьма популярны в среде учеников Сергия: некоторые из самых древних славянских рукописей Симеона, датируемые XIV и XV столетиями, хранились в библиотеке Троице–Сергиевой Лавры [1577].

Другое подтверждение влияния Симеона на русскую духовность мы находим в том, что на его творения постоянно ссылаются ведущие представители двух противостоящих монашеских групп — так называемые»стяжатели»и»нестяжатели», которые противостояли друг другу на Соборе в 1503 года [1578]. Большая часть церковной иерархии, созванной в этом году на Собор, поддержала точку зрения Иосифа Волоколамского (1439–1515) и»стяжателей», но истинным продолжателем исихастской традиции был именно глава»нестяжателей», Нил Сорский (ок. 1433–1508) [1579]. В своем учении он делал акцент на внутреннем молитвенном опыте, отречении и удалении от мира [1580]; в борьбе за возврат монашества к своим первоначальным корням Нил обращался к»Преданию Евангелия, апостолов и Отцов» [1581]. Неудивительно, что в поисках святоотеческих параллелей своему учению Нил часто обращался к Симеону Новому Богослову, наряду с такими авторами как Иоанн Лествичник, Исаак Сирин и Макарий Египетский. Нила Сорского весьма привлекал мистицизм Симеона; так, среди множества цитат из Симеона в монастырском»Уставе»Нила есть и отрывок из Гимна 13–го:

О, чудо!.. Вижу свет, которого не вмещает мир, и, сидя в келлии, вижу внутри нее Творца мира, и беседую с Ним, и люблю Его, и питаюсь единым бого–ведением и, соединившись с Ним, превосхожу небеса… Господь меня любит и в Самого Себя приемлет, и в объятиях скрывает… Невидимый для ангелов и Неприступный существом мне видится и с моим соединяется существом…[1582]

Будучи сам выдающимся мистиком и одним из величайших борцов за сохранение чистоты монашеского предания, Нил Сорский находил опору в духовности Симеона, где акцент также ставится на внутренний опыт и видение Божественного света.

Менее ожидаемым может показаться то, что и в сочинениях Иосифа Волоколамского, главы партии»стяжателей», встречается немало ссылок на Симеона. Иосиф тоже был выдающимся организатором монашеской жизни, но усилия свои направлял главным образом на ее внешнюю сторону: его более всего заботило улучшение монастырской дисциплины, основанной на безусловном послушании всех иноков игумену [1583]. Поэтому его по преимуществу вдохновляли места, где Симеон касается монастырской дисциплины. В»Духовном завещании»Иосиф несколько раз цитирует Симеона; в частности, он приводит рекомендации Симеона во время богослужения не опираться на столпы, не переминаться с ноги на ногу, не сходить с места [1584]. Мы видим, как различные стороны учения Симеона воспринимаются представителями разных (чтобы не сказать противоположных) течений внутри русского монашества.

Если вернуться к грекоязычному миру, то здесь интерес к Симеону оживляется во второй половине XVIII века: это было вызвано возрождением монашества на Афоне и во всей Греции. Множество монахов выступило тогда за возврат к корням восточного христианства и святоотеческого богословия: лидеры движения получили название»колливадов» [1585]. Одним из важных пунктов их программы было возвращение к практике частого, по возможности ежедневного причащения. Симеон Новый Богослов с его особым евхаристическим благочестием и его призывом к напряженной мистической жизни вновь оказался в центре внимания. Некоторые его творения были включены в»Добротолюбие» — собрание святоотеческих текстов о молитве и трезвении, изданное в 1782 году Макарием Коринфским (1731–1805) и Нико–димом Святогорцем (1748–1809) [1586].

Никодим Святогорец, один из видных членов движения колливадов, весьма почитал Симеона и даже составил службу в честь византийского святого [1587]. Эта служба — замечательный литургический текст, пронизанный темами Божественного света, огня и обожения:

Небесный яко воистину подобает имети язык хотящим восхвалити Симеона, небеснаго человека. Сей бо в Дусе зрением несредственне соединився Святому по естеству, свят по причастию бысть; Первому Свету свет вторый наречеся, и по существу Богу бог по благодати содеяся…[1588]

Любве горя огнем в сердце твоем, весь во изступ–лении был еси и Богу единому всему, возлюбленному от тебе, срастворился еси, якоже един дух быти с Ним, священнейше[1589].

Желания Божественная имел еси в сердце твоем, святе, яже суть Бога Свет неизреченный, отонудуже богоприятен и обожен весь был еси…[1590]

В тот же период другой афонский монах, Дионисий Загорейский, спустя восемь лет после выхода в свет греческого»Добротолюбия»издал объемистый том творений Симеона, куда вошел перевод его Слов и