Сколько уже признанных и не столь достойных учителей сочли бы за честь принять его в свои ряды!
Если Василий прежде всего деятель и правитель, а Григорий Богослов — ритор и поэт, то Григорий Нисский — мистик, первый, после Оригена, великий богослов и духовидец Церкви. Брат Василия, он рос в том же доме, но дети из одной семьи вовсе не обязательно похожи. В семье Макрины дети удались на славу: трое сыновей — епископы, четверо святых. Каков список! Но увы, полная неудача со вторым сыном: он начал как аскет, а кончил весьма прискорбно.
Григорий во всем отличен от своего брата, тот несомненно его несколько подавлял и, возможно, был причиною его невольной приниженности. Чтобы воздать ему должное, попытаемся вглядеться подробнее в обстоятельства его жизни.
ЖИЗНЬ
Мы мало знаем о его юности, о его увлечениях. Григорий не любил рассказывать о себе. Родители сочли, что с них достаточно затрат на образование Василия, и Григорий не выезжал из Каппадокии, был учеником кесарийской школы. Вряд ли он был любимым сыном. Кажется, его прочили в священники. В юности он много читал. Отчего он предпочел духовному чину карьеру ритора: была ли это неуверенность в себе, желание утвердиться как личность, по переменчивости зыбкой натуры? Трудно сказать. Кажется, он поддался соблазну языческой культуры, точнее, попал под влияние Ливания, особенно возвысившегося при Юлиане.
Григорий женился на некой Феосевии, широко образованной женщине замечательной духовной чуткости; пламенная приязнь соединила его с нею на всю жизнь. Подобно Иларию Пиктавий–скому, он сочетал епископство с супружеской жизнью.
Не следует придавать слишком большое значение тому, что в трактате о непорочности он укорял самого себя за избранный «торный путь»: упреки эти скорее патетического свойства. Риторику он забросил, но в браке остался. Он оставался женатым человеком и после 371 г., когда брат возвел его в сан епископа городка Нисса в восточной Каппадокии. Супружеская жизнь, по–видимому, нимало не стесняла его духовного развития, как не стесняла она и Илария Пиктавийского. Феосевия умерла в 385 г. До нас дошло письмо с соболезнованиями, направленное Григорию епископом Назианским, который называл покойную «подлинной святой и истинной супругою священнослужителя». Григорий Нисский признавал законность радостей супружества, описав их самым трогательным образом. Его последующие сомнения насчет тела и сексуальной жизни возникли, вероятно, не из собственного опыта, а как результат философского мышления, проникнутого платонизмом.
Прочие подробности жизни Григория нам почти неизвестны. Видимо, он жил с Феосевией вдали от активной мирской деятельности, предавшись занятиям и жизни духовной, но не желал разделить и отшельничество брата Василия, несмотря на все его призывы. Он остался в лучших отношениях с Макриной, хранительницей духа семьи, был сильно к ней привязан. Она главенствовала в женской общине неподалеку от Ниссы. Григорий называл ее своей духовной наставницей. Он описал ее жизнь и смерть, которой был свидетелем, в небольшом глубоко прочувствованном сочинении.
Все это время, после 371 г., Григорий возглавлял нисскую епархию. Он принял ее «по принуждению», как сам сообщает, своего брата Василия. Тот не особенно доверял способностям брата к руководству. К тому же Григорий был не слишком расположен сглаживать напряжение между Василием и дядей–епископом, который, в свою очередь, замирял брата с Григорием Богословом. Но Василию прежде всего нужны были люди, надежные с точки зрения ортодоксии. Григорий производил на всех впечатление своими богословскими познаниями. Дипломат он был посредственный, но веры держался твердо, а ученость его была повсюду признана. Во времена арианских раздоров это было важнее всего.
Крохотное епископство Нисское само по себе никакого значения не имело. По нынешним временам тамошний епископ был бы не более, чем настоятелем. Григорий согласился принять должность крайне неохотно. Он даже жаловался, что его сослали «в пустыню», и жители городка удостоились от нею самой суровой оценки. Был он, однако, епископом ревностным, преданным пастве, которая его высоко чтила. Этот богослов и мистик умел говорить напрямик и обучать без обиняков. Его проповедь на Богоявление представляет собой образец такта, дружелюбия и назидания, приспособленного к народному слуху.
Григорию пришлось претерпеть свое от ариан. Чтобы опорочить его, те выдвинули обвинение в расточительстве церковного имущества. Обвинение забавное, если вспомнить, что он всегда держал сторону бедняков. Он был смещен и не мог вернуться на епископский престол, пока не умер император Валент (378 г.). Городок встретил его ликованием. Под впечатлением от встречи с паствой он писал: «Приязнь свою они мне хоть и выказали донельзя, но рот не заткнули».
По смерти Василия Григорий стал наследником своего брата в богословии и монашестве. Эта утрата словно бы придала ему уверенность. С этих пор ему предстояла первостепенная роль защитника православия. Василий мешал ему по–настоящему развернуться и, вероятно, не ценил его по справедливости. Характеры их были слишком несхожи, и сдержанный по натуре Григорий никогда не стал бы самоутверждаться за счет брата.
СОЧИНЕНИЯ
Григорий предался сочинительству. Его первое произведение «О сотворении человека» было завершением проповедей брата о творении. Он развивал в нем христианскую антропологию, преисполненную влияния платоновской физиологии. Мысль его развивается скорее концентрически, нежели логически, отступления следуют одно за другим. Автор увлечен богословским учением о человеке, образе и подобии Божием: «Человек не есть некое чудо подлунного мира, но реальность, несомненно превосходящая все познанное нами, ибо он, единственный из существ, подобен Богу». Григорий замечательно выявляет единство человечества: мера человечности исполнится лишь с тем последним рождением, которое во Христе разрешит полноту человечества.
В 379 г. Григорий участвовал в соборе, задачей которого было сближение Востока и Запада. Ему поручили проверку церквей по берегам Понта Эвксинского. Севастьян, из Армении, просил его остаться у них епископом. Сошлись на том, что у них останется брат его Петр. В 381 г. Григорий вместе с другим Григорием, Богословом, был призван на Константинопольский собор. Это была вершина его жизненного пути. Он произнес вступительную речь. Император назначил его блюстителем ортодоксии во всех епархиях Понта Эвксинского. В этом звании он должен был проверять надежность епископов: смещать ариан и водворять приверженцев Никейского символа.
Именно в эти годы — в точности неизвестно когда — облеченный императорским доверием Григорий возглавлял несколько миссий. Он побывал и в Аравии, и в Иерусалиме. Императорское доверие, однако, не сделало его ни более дипломатичным, ни менее суровым. Столь умеренный в речах, Григорий в письмах резок и язвителен, особенно когда описывает паломничество в Иерусалим: «Безобразий, — пишет он, — здесь куда больше, нежели благочестия. Лучше быть простым отшельником, чем показным паломником».
К этому времени относятся важнейшие догматические сочинения, на которых зиждется его богословский авторитет, да и вообще его слава. «Большой катехизис» — теоретический свод основных истин вероучения, учебник догматики, основанный на трактате Оригена «О началах», однако отнюдь не вслепую ему следующий. Произведение это обнаруживает крепость метафизического мышления Григория Нисского. Примерно в то же время написано и «Житие Макрины», о котором речь уже шла.
Григорий мыслил совершенно самостоятельно и ничуть этого не скрывал, что порою осложняло его отношения с преемником брата. Требовалось немалое смирение, чтобы признать явное превосходство подчиненного; а смирения архиепископу как раз нехватало. Поэтому сплошь и рядом возникали разногласия.
Все это время Григорий был на вершине ораторской славы. Приподнятый слог и риторический блеск его красноречия, чрезмерные на наш сегодняшний вкус, пленяли тогдашний Константинополь. В эти же годы он познакомился с одной из замечательных женщин, св. Олимпиадой, впоследствии она была адресатом многочисленных писем Иоанна Златоуста. К этому же периоду его жизни относится ряд знаменитых надгробных речей, в том числе проповедь на смерть юной царевны Пульхерии с описанием скорби, охватившей императорский двор; возможно, именно она вдохновила классические ламентации Боссюэ. Он же говорил над гробом императрицы Флаксиллы.
Затем его слава померкла перед восходящей звездой юного Иоанна Златоуста — как раз тогда он явился в первом блеске. Григория постепенно забывали, он оказался оттесненным на задний план и был глубоко
