организовавший в институте первую в России кафедру социологии, и… масон. В 1887–1905 гг. Ковалевский находился в эмиграции во Франции, где вступил в масонскую ложу «Великий Восток Франции».[49] Можно предположить, что он и Кривцов познакомились в Париже (во время европейской стажировки последнего) и что именно Ковалевский свел Кривцова с Сент-Ивом д’Альвейдром. Являясь одним из главных русских масонов в Париже, Ковалевский, возможно, даже посвятил Кривцова в одну из французских лож, как это имело место, например, в случае с А.В. Амфитеатровым и М.А. Волошиным. Впоследствии тот же Ковалевский мог пригласить Кривцова преподавать юриспруденцию в Психоневрологическом институте (так же, как в 1908 г. он пригласил на свою кафедру старого парижского приятеля, социолога, философа и масона, члена ложи «Космос» Е.В. Роберти).
Но вернемся к Барченко. Прервав занятия в Юрьеве, он вернулся в Петербург, где поступил на государственную службу — «по министерству финансов». Карьера чиновника, очевидно, мало прельщала его, и потому вскоре он оставил службу. Следующий отрезок его жизни — приблизительно с конца 1905-го по 1909 год — пройдет в мучительных поисках своего места под солнцем. «Мне пришлось, — вспоминал уже в зрелом возрасте Барченко, — в качестве туриста, рабочего и матроса обойти и объехать большую часть России и некоторые места за границей».[50] Одной из посещенных им стран, возможно, была сказочная Индия, будоражившая в то время воображение многих молодых людей на Западе, на что намекают некоторые эпизоды в его романе «Доктор Черный» и что отчасти подтверждается сообщением Э.М. Месмахер-Кондиайн (одной из учениц Барченко).
Итак, в 1910 г. Барченко и Кривцов снова оказались в одном городе и, вероятно, возобновили знакомство. К их контактам мы еще вернемся на страницах этой книги. Любопытно, однако, отметить, что именно в этот период — примерно в 1910–1911 гг. — Барченко пробует заниматься «рукогаданием» — хиромантией. Начитавшись различных пособий, он уезжает в Боровичи (городок в Новгородской губернии), где с разрешения местной полиции начинает давать «консультации» всем желающим узнать свою судьбу.[51] Так он рассказывал следователю НКВД в 37-ом. Однако по сведениям И.В. Барченко (сына В.А. Барченко) Александр находился в Боровичах в 1906–1907 гг.: там он отбывал воинскую повинность в качестве вольноопределяющегося. Здесь мы прервем наш рассказ, чтобы познакомить читателя с той атмосферой, в которой протекали ранние эзотерические искания Барченко.
Начало XX века можно назвать поистине ренессансом оккультизма в России. В этот период необычайно широкое распространение — прежде всего в С.-Петербурге и Москве — получают различного рода религиозно-философские и оккультно-мистические учения. Особой популярностью у русской публики пользовались французские оккультисты Фабр д’Оливе, Эли-фас Леви, Станислас Гуайта, Жерар Энкосс (Папюс) и Сент-Ив д’Альвейдр. Во время первого визита Николая II вместе с женою в Париж вскоре после коронации (осенью 1896 г.) Папюс, между прочим, обратился к русскому монарху с посланием от имени французских спиритуалистов, в котором говорилось: «Великий тайный закон истории раскрыт одним из наших мэтров Фабром д’Оливе в его «Философской истории человеческого рода» и развит другим нашим мэтром Сент-Ивом д’Альвейдром в его «Миссиях».[52] В 1901–1906 гг. Папюс — гроссмейстер ордена мартинистов и преданный друг и ученик д’Альвейдра — несколько раз побывал в Петербурге, где был принят Николаем II. Накануне своей первой поездки в Россию он писал учителю:
«Мой дорогой Мэтр,
я определенно еду в Петербург 27 января. Мне устраивают трехнедельное чтение лекций, большинство из которых состоится при Дворе перед великими князьями. Я хотел бы посвятить некоторые из этих лекций «Археометру» и Вашей работе. Такая возможность едва ли будет у меня долгое время, поэтому Вы можете располагать мной, если пожелаете вооружить меня [материалами] с этой целью. Его Величество Царь весьма интересуется христианским эзотеризмом, и, я полагаю, «Археометр» может просветить Его».
(О Сент-Иве и его «Археометре» — «универсальном ключе к древним наукам» — мы расскажем подробнее в одной из последующих глав.)
Хорошо известно имя еще одного французского оккультиста, имевшего большое влияние на царскую чету — в особенности на царицу — в годы, предшествовавшие первой русской революции. Это учитель Папюса, гипнотизер и спирит Антельм Филипп Низье (1849–1905) — «отец Филипп» из Лиона.
В те же годы стремительно набирает силы теософское движение, все более привлекавшее к себе тех, кого не удовлетворяла позитивистская материалистическая наука, равно как и религиозная ортодоксия. В конце 1908 г. в северной столице с разрешения городских властей учреждается Российское теософическое общество. Главная его цель, согласно уставу, «служение идее всемирного братства и научное изучение всех религий, а также исследование природы и скрытых сил человека».[53] Помимо теософии и, несколько позднее, ее разновидности, антропософии, распространение получают и друг ие оккультные течения — спиритуализм, спиритизм, медиумизм. Петербург — «холодный головной центр» империи — все более погружался в мир иррационального. Эту обстановку «религиозно- мистического брожения» в столице — всего через несколько месяцев после опубликования октябрьского манифеста 1905 г. — корреспондент популярного оккультистского журнала «Ребус» охарактеризовал такими словами:
«Весь Петербург охвачен необычайно сильным мистическим движением, и в настоящее время там образовался уже целый водоворот маленьких религий, культов и сект. Движение охватывает собою как верхние слои общества, так и нижние. В верхних слоях мы находим теософско-буддийское течение. Любители теософии соединяются вместе и уже начинают обсуждать вопрос об устройстве буддийской ламасерии (общежития) и теософско-буддийской моленной-храма. С другой стороны, наблюдается возникновение сильного интереса к масонству и возникают вновь заглохшие было формы религиозных движений прошлого столетия».[54]
Удивительно, что это сообщение появилось на страницах «Ребуса» за два дня до того, как Николай II принял в частной аудиенции в Зимнем дворце прибывшего в Петербург инкогнито посланника 13-го далай- ламы Тубтена Гьяцо — бурятского ламу Агвана Доржиева.[55] На этой встрече Доржиев обсуждал с царем главным образом тибетские дела — весьма щекотливый для российской дипломатии вопрос о помощи далай-ламе, бежавшему из Тибета летом 1904 г. от англичан, вторгнувшихся в страну. В то же время он просил монарха позволить петербургским буддистам устроить в городе небольшую молельню для удовлетворения своих духовных нужд. Оба вопроса, однако, остались нерешенными. Лишь три года спустя, после нового ходатайства Доржиева, подкрепленного личным обращением далай-ламы к царю, Николай II согласился удовлетворить «просьбу» тибетского первосвященника (на самом деле инспирированную самим Доржиевым), разрешив постройку буддийской молельни-ламасерии. Рассказывают, что царь якобы даже заявил Доржиеву на встрече весной 1909 г., что «буддисты в России могут чувствовать себя как под крылом могучего орла».[56]
Это обещание воодушевило небольшую буддийскую колонию в Петербурге, во главе которой находился все тот же Агван Доржиев, окончательно переселившийся на невские берега осенью 1905 г. Ее костяк составляли осевшие в столице буряты и калмыки. К буддистам причисляла себя и горстка этнических русских — это были в основном представители петербургской интеллигенции и «высшего света», неожиданно увлекшиеся буддийским учением. Многие из них пришли к буд дизму через теософию, которая, как известно, имеет сильную буддийскую закваску и потому нередко рассматривается как своего рода «необуддизм». По мере того как ширилось теософское движение, неуклонно росло и число теософо- буддистов или необуддистов. Здесь необходимо отметить, что буддийское учение в основном привлекало тех, кто стремился к нравственному совершенствованию и искал идеалы вне укоренившейся в западном обществе крайне эгоцентричной системы моральных ценностей.
Ответ на свои запросы эти люди находили в раннем «этическом» буддизме Хинаяны, или Малой Колесницы, т. е. индийской разновидности вероучения, получившего в то время наибольшую известность на Западе. Основу Хинаяны составляет учение Будды о Четырех истинах и Среднем пути, при этом особый
