пугать медперсонал ближайшей больницы. А то «умоют руки», прежде чем осмотреть больную.
Наташкино «А-а-а…», вылетевшее из нее при глубоком вдохе, и установившаяся следом тишина напугали меня до потери сознания. Иначе, зачем бы мне развязывать с таким трудом завязанный на концах веревки бантик — завершающей стадии процесса моей ручной работы?
— Ирка! Ей что-то вкололи. Смотри, гематома на руке будьте-нате! Наверное, сопротивлялась, бедняжка, да и колол специалист, скорее всего, хреновый.
Я так и застыла, удерживая руками концы веревки. После особого приглашения подруги, прозвучавшего уже на повышенных тонах, завязала их узлом и подскочила к ней. Наташка, оставив в покое правую руку Ольги, уже задирала левый рукав кофты. Следов от укола там не было.
— Все правильно, — пробормотала я. — Это не приступ диабета.
— Ей наркоту вкололи, — мрачно сообщила подруга. — Ничего не понимаю. Ольга и наркотики — понятия несовместимые. Ир, как думаешь, можно считать благодетелем человека, который, не считаясь с собственными затратами, решил подарить первому встречному дозу наркотика? Причем без его на то согласия.
— Это какая же сволочь… — начала было я митинг протеста, но тут же переключилась на другое: — Ольга умирает?
— Не похоже. Дыхание стало ровнее, просто слегка сопит носом и глаза закрыла. Такое впечатление, что спит. Честно говоря, я даже не знаю, что делать. Интересно, где здесь больница?
Меня вдруг окатила холодная волна беспокойства.
— Знаешь, давай-ка для начала вернемся на основную дорогу. Такое впечатление, что здесь автобус ходит раз в год по расписанию. Там все-таки скоростное движение. Движение — это жизнь, она сама подскажет, что дальше делать. Мне не нравится благотворительная раздача героина или чего-либо подобного кому ни попадя.
Я мигом обежала машину и, преодолевая легкое сопротивление Ольги, пристроила ее торчащие из машины ноги внутрь. Закрывая дверь, посетовала на то, что нечем прикрыть безвинную жертву от посторонних глаз — вдруг они окажутся не просто любопытными. Наташка тут же продемонстрировала свою практичность, выудив из багажника сумки с запасами продовольствия на предстоящие выходные. На секунду я испугалась, что Ольге предстоит изображать из себя неохлаждаемый прилавок с образцами товаров, но оказалась в корне не права. Для начала Наташка укрыла нашу девушку чистым пододеяльником. Белым, с розовыми цветами не опознаваемого сорта. При этом ворчала на себя — знала бы, не стирала. Затем, кряхтя от натуги, она подтащила запасное колесо. Сумки с продуктами, размещенные между сиденьями, послужили опорой запаске, ставшей на время односкатной крышей для верхней части Ольгиного тела, включая голову. Нижнюю украшал новый веник и пара легких пластиковых ящиков для рассады, тоже своего рода «крыша», увенчанная пустым, а потому шатким пластиковым ведром насыщенного синего цвета.
Довольные достигнутым результатом, мы уселись в машину с твердым намерением доехать хотя бы до ближайшего поста ГАИ. И доехали бы, но Ольга начала подавать признаки сознательного отношения к своему «нелегальному» положению. Сперва она тоненько завыла, что очень напоминало жалобное повизгивание маленького щенка. Затем попыталась сбросить с себя ящики для рассады. Надо сказать, очень несвоевременно — нас обгонял то ли черный, то ли темно-синий «Форд» с мигалкой на крыше. Я успела пролепетать про тревожный колокольчик в душе и опасность на дороге. Неизвестно, кто в салоне, может быть, те же «гуманитарии»… «Гуманитаристы» с наркотой.
— Лежать!!! — рявкнула Наташка исключительно Ольге. Мне на переднем сиденье просто негде было разлечься, хотя такое желание, прямо скажу, имелось. У подруги очень убедительный голос. — Оля, мы свои. Лежи и не трепыхайся. Ты в полной безопасности, чего и нам с Иркой желаю. Не заткнешься — заткнут нас всех.
Ольга затихла. «Форд» немного притормозил. Какое-то время мы ехали вровень. С испуга я изобразила на лице подкупающую улыбку тысяч этак на сто-двести российских рублей и адресовала ее затемненным боковым стеклам «Форда». Со всей очевидностью, водитель иномарки оценил ее не по достоинству и ужаснулся, поскольку уверенно взял прежний курс на обгон. А я еще долго не могла погасить улыбку. Такое иногда случается — от передозировки страха. В том, что он был обоснованным, не сомневалась — интуиция подсказывала.
С улыбкой справилась только тогда, когда она стала служить отягчающим обстоятельством, мешающим Наташке нормально вести машину. Мы уже выехали на скоростное шоссе. Благодаря Ольге пришлось переиграть планы. Ее жалобная просьба «хочу домой» вызвала в наших душах понимание. Какой уж тут питомник! Раз Ольге полегчало, решили следовать прямо на дачу. Там свой домашний доктор — мой Дмитрий Николаевич. Вот только я со своим нервно-паралитическим оскалом определенно создавала аварийную обстановку на дороге. На меня оборачивались, сигналили, как какой-нибудь… Короче, я возмутилась и впала в другую крайность — состояние ужасающей угрюмости.
Ольга лежала спокойно и в полудреме повторяла одно и то же. Зациклилась на вопросе смены пола. Не в физиологическом смысле. Обыкновенного, из струганных досок толщиной в сорок сантиметров. Правда, мы не сразу это поняли. Наташка задала ей вопрос, в состоянии ли бедняжка объяснить, что случилось, вот она и понесла половую ахинею. Да еще речь у нее была замедленная, растянутая по продолжительности до такой степени, что я не выдержала и пожелала спокойной ночи. Увы, она никак не могла угомониться, пришлось убедить себя, что Ольгуня нам с Наташкой нисколько не мешает — своеобразное фоновое сопровождение.
Мы вспоминали детали сегодняшней поездки. Как выяснилось, мне и вспомнить-то было нечего, кроме как о сумке с кошельком, пристроенной Наташкой под голову Ольге из соображений безопасности — обе целее будут. И сумка, и Ольгина голова. Наташка сорвала меня в поездку, едва я перешагнула порог собственной квартиры. Не поленилась прикатить с дачи, куда переселилась две недели назад. Причина «срыва»: массовый завоз обалденной рассады кустарниковых, овощных и цветочных культур в питомник, расположенный в десяти километрах от Ольгиной старой фазенды. Судя по заверениям нашей девушки, в ее заброшенном саду и огороде ежегодно сами по себе цветут и плодоносят великолепные экземпляры указанных культур, посаженных еще мамочкой. Правда, Ольгуня долгое время там не была…
Предполагалось, что мы заедем к Ольге на дачу (менее полутора километров после съезда с второсортного шоссе на первоклассно укатанную временем лесную дорогу) и вместе с ней наведаемся в питомник. О завозе Ольга вспомнила скоропалительно — сегодня около шести утра, когда ее, скажем так, «друг» разозлился и послал любимую куда подальше. Без собственного сопровождения. В принципе ссора с ним началась еще с вечера. Просто «друг оказался вдруг и не друг…». Короче, так — сплошное недоразумение. А если уж Ольге быть честной перед собой, то сплошным недоразумением он оказался совсем не вдруг, а с первых дней их знакомства. Его даже сожителем невозможно обозвать. Так считала Наташка. Игорек — типичный приспособленец из разряда паразитов. Дармоед. Ольге вообще «везло» на таких типов. А всему виной панический страх перед одиночеством. После смерти матери ей постоянно мерещился ее призрак, выражающий недовольство по разным поводам. Словом, все, как при жизни, только намного страшнее. Схожая ситуация сложилась у одной нашей знакомой — Джин-Тоника. Такое впечатление, что Ольга — ее родная сестра. Только мамы и папы у них разные.
Маргарита Антоновна была женщиной властной, не признающей авторитетов, любившей только себя. Второе место занимал кот Дарик (если официально — Дарий), третье — дочь, которой она искренне желала добра, но по своему разумению и опять-таки исходя из своих интересов. Личная жизнь Ольги находилась под полным и неусыпным контролем мамочки. Главной своей задачей Маргарита Антоновна считала необходимость исключить тлетворное влияние мужчин на нежную, доверчивую и заботливую дурочку. Мужчин Маргарита Антоновна не то чтобы ненавидела, но относила к разряду млекопитающих, находящихся на низшей стадии развития человечества. Единственный более-менее развитый представитель мужского рода — ее муж — оказался подлым предателем. Она так и не простила ему преждевременной скоропостижной смерти от инфаркта. Брат Ольги и, соответственно, сын Маргариты Антоновны Владислав вышел из-под материнского контроля еще в подростковом возрасте, разговоры о нем были запретной темой. Тем не менее Ольга тайком проявляла заботу о братике — точной копии своей матери. Владик предпочитал жить исключительно для себя и искренне возмущался поведением сменявших друг друга жен, которые не желали приносить себя в жертву его интересам.
