установкам, мне показалось, что я улавливаю шелест крыльев бабочек, летающих на просторах Московской области. А шум уличной городской жизни просто резал слух. Однако из квартиры Ольги Сергеевны не доносилось ни звука.
— Кот заявился… — со второй попытки озвучила шепотом свое предположение Наташка. — По месту постоянной регистрации. Его с дачи мыши выжили, вот он и прилетел.
— Спецрейсом. От пинка Ольгиного охранника. Наверное, артист массовок и эпизодов тоже не любит котов, — поддержала подругу я. О других вариантах думать не хотелось.
Стоять в одном положении стало невыносимо. Ныли ноги, ломило спину. Я первая себя пожалела, расслабилась и предложила позвонить в Ольгину квартиру. Наташка легко согласилась и позвонила. Только не в дверь, как я рассчитывала, а по номеру городского телефона. Трезвон, хоть и приглушенный, был хорошо слышен — наверное, уши «навострились».
— Никого нет, — пожала плечами Наташка.
— Но ведь я четко слышала шлепок. Следовательно, должен быть источник звука.
— Скорее всего, это виденный мной в понедельник труп мужика разгулялся. Мобилизовал все нерастраченные при жизни силы и хр-рясь по… чему-нибудь! Помнишь старый фильм «Привидение»? Там фантом чокнутого мужика в метро буйствовал. — Наташка довольно прищурилась. — Нет там никого. Хочешь — проверь. Я открою, а ты заглянешь в квартиру. В случае чего, я тебя прикрою.
— Прикрывать надо с той стороны, — мудро заметила я. — С этой ты только перекроешь мне путь к отступлению.
— Да ладно! Отступать будем вместе. Не могу же я оставить хоромы Инессы без присмотра.
— А меня?
— Так мысленно я буду с тобой!
— Оставь свои мысли при себе. У меня и своих хватает.
Я стала рыться в сумке в поисках ключей, надеясь, что не найду, но они сразу подвернулись под руку.
Замок открылся легко, а вот сама дверь проявила строптивость. Что-то упорно удерживало ее в закрытом состоянии, и я всерьез подозревала, что это внутренняя защелка.
— Я же говорила, труп мобилизовался, — еле выговорила Наташка. — А кто еще может там торчать? Домушникам у Ольги как-то нечего делать.
— Может, ее уголовник Дармоед вернулся за вещами? — предположила я, отступая назад и упираясь в подругу. — В таком случае, не будем его тревожить. Пусть человек спокойно собирается и уходит.
— Зачем ему Ольгины шмотки?
Не раздумывая, мы влетели в квартиру Инны Александровны. Сразу пахнуло чужим жилым духом, но глазеть по сторонам было некогда. Цепляться вдвоем за одну ручку двери, пытаясь сработать живым стопором, дело хлопотное и заранее обреченное на провал. Мешали и сумки под мышками. Наташка сообразила это быстрее, а посему оставила меня упираться одну и без совета со мной (я же вроде как занята — живой щит и какой-никакой, а меч, средство обороны) принялась названивать Чернову. Но самое интересное, что, услышав его злое «Ну!!!», сунула трубку мне под правое ухо. От растерянности, я поздоровалась и спросила, как он себя чувствует. И только хотела заговорить по существу, как Наташка слегка взвыла, отняла мобильники со скоростью автомата затараторила:
— Андрюша, нужен твой совет. Вчера оставила в Ольгиной квартире свои ключи от московской квартиры, сегодня заехали их забрать, а тут нас подрядили сторожить квартиру Ольгиной соседки, ты ее должен помнить. Соседка грохнулась в обморок, спасатели взломали дверь. А у Ольги внутри кто-то чем-то швыряется. И дочь у соседки — стерва. Не отвечает на звонки… Что ты сказал? Номер ее телефона? Сей момент! Записывай… Что ты еще сказал?.. А как же… Да. Мама дорогая!!! Я все поняла. Ты у нас Господь Бог. И тебе сверху виднее. Ирка, отпусти дверь, дурында. Вот вцепилась! Да, Андрюша, считай, что нас уже здесь нет.
Подруга торопливо сунула мобильник в карман и принялась отцеплять мои буквально приклеившиеся к дверной ручке пальцы, с натугой поясняя, что мы уходим, но дверь с собой не берем. Она в машину не влезет. А если и влезет, то на фиг нам не нужна. Дефицит стройматериалов — одна из теневых сторон ностальгии по прошлому. Чернов послал нас домой, и мы должны радоваться хорошему предложению. Мог бы послать и в другие места, куда совсем не хочется.
— Так это он сидит в Ольгиной квартире! — догадалась я, расслабилась и со вздохом облегчения разжала пальцы.
— Тс-с-с… — приложив указательный палец левой руки к губам, Наташка правой вцепилась в освобожденную мной ручку, фиксируя ее защитную способность. — Мы влипли! У Ольги сидит убийца! Охотился на соседку, а мы перебежали ему дорогу. Ты вырубила ее раньше. Но не радикально. Сломала ему весь кайф. Бросаем все и уходим. По — тихому. Пока убийца думает, что с нами делать.
— А что бросать-то?
— Все! — отрезала подруга. — Все, как есть. Чернов берет функцию охраны этой квартиры на себя. Я человек исполнительный, особенно в вопросах сохранения собственной жизни и здоровья. Приказано уматывать — бу сделано. Сделано, говорю! Что ты роешься в чужом телефонном справочнике?
— Я не роюсь. Просто он сдвинулся, хотелось его поправить. Я поправила, а под ним эти… еврики, в смысле, купюры евро. Как же мы их оставим? На разграбление?
— Тебе жить надоело?
Я хотела было возмутиться — к чему эти провокационные вопросы? Да какому влюбленному в жизнь человеку надоест жить? Но возмущение смыло испугом от резкого телефонного звонка. Городской аппарат был явно задействован на самый громкий режим связи. Я айкнула, непроизвольно дернулась, вся пачка купюр шлепнулась и разлетелась по ковровой дорожке. Пока я мельтешила в коридоре, собирая их в единую пачку (мешала записная книжка, которую так и не сообразила вернуть на место), Наташка, крайне неудачно, пыталась обойти меня то справа, то слева. Куда бы она ни совалась, везде торчала моя персона. Но без моего на то умысла.
— Замри!!! — диким голосом завопила подруга, в свою очередь напугав меня до такой степени, что все собранные купюры взмыли вверх и в веерном варианте опять рассеялись по разным местам коридора. — Продолжай! — бодро крикнула Наташка, перескочив через мою сумку и направляясь в сторону кухни. — Слышишь звонок? Это у доченьки Инессы совесть проснулась. Проверяет состояние мамочки. Сейчас мы эту совесть поздравим с добрым утром.
— Алло?
Наташка не произнесла больше ни слова. Встревоженная ее молчанием, я поспешила к ней. Но запоздала. Она уже старательно пристраивала трубку в положенное ей гнездо. Я не стала дожидаться, когда подруга обернется кокну задом, ко мне передом, сама обошла ее, дабы лицезреть с «фасада». И отметила, что вид у нее какой-то недоверчивый. Не верила сама себе?
Я усердно изгалялась и так и этак, стараясь добиться ответа на вопрос — кто звонил? Она вытягивала губы в трубочку, потом возвращала их в исходное положение, но не отвечала. Пришлось сменить вопрос на другой — что от нас надо?
— Ничего, — мгновенно откликнулась Наташка. — Дверь открыть. Да она и так не закрыта. Доченька позвонила, сказала, что уже у подъезда.
— Деньги! — спохватилась я. — Вразлет по всему коридору! Она подумает, что мы домушницы. Нашли денежки и приготовили на вынос. Боже мой! — У меня сразу пересохло в горле. — Мне бы воды…
— Хлебни из чайника, вон на столе стоит, и мотаем отсюда. Доченька объяснений не любит, до нее с благими намерениями не достучишься. Быстро сдаст, куда нам не надо.
Наташка резво ломанулась в коридор, на лету подхватила мою сумку и перекинула мне. Я ее хоть и с трудом, но поймала: мешали нечаянно прихваченный со стола чайники все та же записная книжка.
Выскочив из квартиры, мы, не рассуждая, легкими птахами полетели по лестнице на верхний этаж. Кабина лифта доставила дочь Инны Александровны на место как раз в тот момент, когда мы замерли на середине пути, найдя опору в стене, окрашенной в приятный желтый цвет.
По-видимому, Чернову тоже не удалось дозвониться до женщины. Вид безжалостно раскуроченной двери ее озадачил и напугал. Но ругнулась она хоть и удивленно, но вполне осознанно и так же осознанно
