просьбе Тихона подвел нас к нему — вот, мол, мои боевые друзья, такие-то и такие-то по именам и фамилиям. И тут между Тихоном и Андреем Александровичем случился разговор:
Евгений Петрович положил на стол второй взятый им из папки лист с записью беседы поверх первого — с ксерокопией фото и наконец-то взглянул на меня:
— С сочинениями деда упомянутого подполковника — Прокопа Щадова — вам не приходилось знакомиться?
— Я читал пару переизданных недавно его книг.
— А у нас, — тихо сложил ладоши Евгений Петрович, — есть изготовленная по нашему заказу рукопись с изложением содержания практически всех творений Прокопа Кондратьевича Щадова. Он происходил из семьи южнорусских купцов, которым, надо полагать, приходилось сталкиваться с жесткой конкуренцией еврейских торговцев. Поэтому не удивительно, что в Петербургском университете времен царя Александра студент Прокоп Щадов проявляет интерес к еврейскому вопросу и начинает изучать иврит и идиш. Первые его работы — чистая гебраистика — анализ памятников древнееврейской письменности. Но со временем все написанное им, как вы, наверное, сами могли убедиться, пронизывает лозунг: 'Шерше де жюир!' ('Ищите жида!') Наблюдается падение нравов в обществе — 'Ищите жида!' Свершаются загадочные и запутанные злодеяния — 'Ищите жида!' Происходят финансово-экономические потрясения — 'Ищите жида!'
До 1917 года Прокоп Щадов не дожил. А его сын Лука встретил Октябрьскую революцию офицером Генштаба. Ему, казалось бы, предстояло ответить за книги отца перед комиссарами-евреями. Но они не только не поставили его к стенке рядом с теми, кого считали черносотенцами, но и доверили ему довольно видный пост в штабе Красной Армии. Почему?
Лука Прокопьевич написал и издал к 10-летнему юбилею Великого Октября небольшую книженцию о своей военной службе до и после революции. В ней он между прочим упоминает о дружеских отношениях в царские времена с неким унтером Соломоном. Мы навели о нем справки и оказалось, что сей Соломон был крупным иудейским религиозным лидером, авторитетным не только для евреев- сионистов, но и для евреев-коммунистов. И те и другие на Талмуде ведь воспитывались. Дружба с Соломоном, вероятно, и явилась для Луки Щадова своего рода щитом от мести за инсинуации отца в адрес евреев.
В отличие от Прокопа Кондратьевича, Лука Прокопьевич, по всей видимости, на самом деле лично, внутренне не принимал и даже отрицал лозунг 'Ищите жида!'. Но, тем не менее, книги отца, переезжая из Питера в Москву, он из своей библиотеки не выбросил. В результате наш герой — Тихон Лукич Щадов — получил возможность их изучать, и это обстоятельство перевернуло всю его послевоенную карьеру. Да и всю жизнь после Великой Отечественной.
Изъяв из папки сразу несколько скрепленных вместе листов с текстом, Евгений Петрович снова одарил меня своим лишенным всяких эмоций взглядом:
— Когда Тихон Щадов доложил Жданову, что он — дипломированный историк, Василий Сталин подхватил под локоть своего дружка Олега и увел его знакомить с популярным артистом Андреевым. Короче говоря, наш источник информации в лице Олега Степановича при продолжении разговора Жданова со Щадовым не присутствовал. Но ему известна обращенная тогда к Тихону фраза Жданова:
— Коль ты, подполковник, шибко сведущ в прошлом еврейства, скажи — а в настоящем, сейчас, после того как народы СССР спасли евреев от Гитлера, еврейская проблема у нас в стране может быть успешно разрешена и постепенно сойти на нет?
Ответа Тихона Щадова на этот поставленный Ждановым вопрос, подчеркиваю, Олег Степанович не слышал. Но он прекрасно был осведомлен — какую точку зрения на еврейский вопрос в России-СССР имел Тихон Щадов — и изложил нам ее. Из того обилия слов, что он наговорил в диктофон, мы выбрали ряд наиболее существенных тезисов. Вот, взгляните.
Евгений Петрович вручил мне листы, на первом из которых был заголовок: 'РАЗМЫШАИЗМЫ ЩАДОВА НА ТЕМУ ЕВРЕЕВ'. А за сим следовало:
— Дворянство как правящий класс России к 1917 году превратилось в навоз. Ни воли истребить заразу смуты, ни мозгов искоренить реальные причины недовольства народа. Русские буржуа в политике — копия дворян.
Вывод: на свалку истории тех и других списала их же политическая импотенция.
— Рабочий класс Российской империи был жалок по числу, не объединен в профсоюзы и как самостоятельная сила в борьбе за власть несерьезен. Великая же масса крестьянства по природе своей способна быть лишь ведомой в политике.
Вывод: на смену дворянско-буржуазной власти в России чисто рабоче-крестьянская власть прийти не могла.
— Шанс править страной по мандату от рабочих и крестьян имели три партии разночинных интеллигентов — кадеты, эсеры, большевики. Русский трудовой люд сомневался — кому из них отдать предпочтение. Евреи же, сплоченные жесткой племенной дисциплиной, в значительнейшей их части с лета 1917-го заняли сторону большевиков. Наплыв в их партию тьмы нахальных еврейских агитаторов- Горлопанов и безжалостных главарей-палачей позволил большевикам и захватить власть, и сохранить ее в ходе Гражданской войны.
Вывод: рабочие и крестьяне России пошли за той партией интеллигентов, на которую поставил Синедрион — тайные вожди 6-миллионной еврейской общины.
— Они — везде на ключевых ролях. Они — в ЦК партии и в правительстве. Они возглавляют губернии, города и уезды. Они управляют всей финансово-хозяйственной деятельностью страны. Они вершат правосудие. Они представляют Россию-СССР за рубежом. Они делают погоду в культуре, образовании и пропаганде.
Вывод: с Октябрьской революции 1917-го субъектом власти в нашей стране стала нация. Нация евреев.
— Верхушка еврейской власти заняла особняки и дачи дворянской знати, она отдыхала на лучших российских курортах и лечилась в Европе, она пристраивала родственников и соплеменников на самые хлебные должности, она обеспечивала беспрепятственное поступление их детей в вузы. То есть она могла жить в России себе в удовольствие. Но, тем не менее, через Коминтерн, Профинтерн и Мин- внешторг уводила из страны за границу миллионы валюты и сплавляла туда в огромных количествах драгоценности и антиквариат.
Вывод: вознесенные на высокие посты евреи смотрели на Россию-СССР не как на Новую Иудею, не как на свою собственную страну, а как на захваченный в бою город, который не грех пограбить.