«Придется. Кажется, кто-то хочет меня убить».
Я почувствовала, что он задумался.
«Извини, я не понимаю намека».
«Это не намек. Тут выяснилось, что за мной охотится Пластин».
«ПЛАСТИН?!!»
«Ага. И у меня сложилось впечатление, что это очень плохо».
«Сгореть мне, еще как плохо! Ты слышала жуткие страшилки, которые рассказывает Вильгельм? Ох, что я говорю — замечательно, что ты их не слышала! Впервые за все это время я рад, что ты ни с кем не разговариваешь. Не хватало только, чтобы ты думала обо всем этом сейчас!»
«Ты меня еще больше пугаешь».
«Не так-то просто узнать, что близкий тебе человек оказался на мушке у носферату-терминатора! Я думал, что привык к тому, что мои самые близкие друзья приговорены к смерти. Оказывается, ни к чему я не привык, и меня трясет от одной мысли об этом!»
«Прости меня! Боже, я все время все делаю не так. Прости!»
«Ты можешь хоть раз побеспокоиться о себе?»
«Я не знаю, как это делается, — честно написала я. — Я не стою того, чтобы обо мне беспокоиться».
«Повтори это еще раз, и я наплюю на все твои провалы и покажу тебе, чего ты стоишь! Ты в порядке? Он тебя не тронул? Ты просто узнала о нем?»
«Нет, я его видела своими глазами. И он ударил меня шоковой дубинкой».
Я начала было писать дальше, но Отто опередил меня.
«Они реактивировали твои наноботы? Это непременно нужно сделать!»
«Да, они все сделали».
«Отлично. Черт, эти коитальные штуки причиняют страшную БОЛЬ».
«Откуда ты знаешь?»
«Ты не хочешь знать ответ. К тому же этический кодекс запрещает мне распространяться».
«Тогда конечно».
«Да ладно, я все равно больше не могу притворяться праведником. Ты в безопасности?»
«Сейчас да. Я у Брэна, ты не забыл?»
«О, вот с ЭТОГО места поподробнее. Он передумал?»
«Нет». Отто ничего не ответил, поэтому я дописала: «И я не хочу, чтобы он это делал».
Отто снова немного помедлил с ответом.
«Нет, хочешь».
«Не хочу».
«Брэн — это единственное, чего ты захотела за все время, что я тебя знаю. Такое так быстро не проходит».
«Нет, не проходит, — созналась я. — Но я притворяюсь».
«Молодец».
«Что ты имел в виду, когда сказал, что не можешь больше притворяться праведником? Что-то случилось?»
«Нет. Но должно случиться. — Последовала долгая пауза, а потом Отто нехотя добавил: — Три дня назад ты едва не заставила меня нарушить мой этический кодекс».
«Что? Но как?»
«Я понадеялся, что ты не решишься признаться Брэну. Когда я хотел связаться с тобой вечером того же дня, я думал, ты все еще колеблешься или набираешься храбрости. Тогда я посоветовал бы тебе не делать этого. Но когда ты не ответила, я понял, что опоздал. Меня остановил мой слишком глубоко укоренившийся этический кодекс, и я страшно винил себя за это. Ты не представляешь, как я жалел о том, что не отвел тебя в сторону тогда, на школьном дворе, и не выложил всю правду».
«Правду?»
«Правду о том, что Брэн откажется. Я дважды нарушил свой этический кодекс — в первый раз, когда пробрался к Брэну в мозги в поисках хотя бы намека на то, что он может согласиться, а во второй раз, когда хотел сказать тебе, что такого намека там нет. Ты плохо на меня влияешь».
«Я никогда не попросила бы тебя ни о чем подобном».
«Я знаю. В этом все дело. Но это избавило бы тебя от сердечной боли».
«Вряд ли. Если бы отказ пришел через тебя, я бы все равно чувствовала себя отвергнутой».
«Это да. Но я был бы гораздо тактичнее. Придурок».
«Почему ты так говоришь?»
«Потому что я видел практически все, что произошло между вами, в его мозгах! Он разозлился на меня, когда я выразил свое неодобрение. Похоже, мы теперь в ссоре».
«О боже! Я разрушила вашу дружбу. Пожалуйста, не думай так, Брэн ни в чем не виноват, так мне и надо! Я это заслужила».
«Может быть, ты и нападение Пластина заслужила? Ты ведь ненавидишь себя, признайся».
Я не знала, что написать в ответ. Отто с удивительной точностью доискивался до самой сути.
«Не осуждай Брэна, — написала я больше для того, чтобы сменить тему. — Он просто меня не понял. И потом, он сам чувствует себя виноватым».
«Еще бы он не чувствовал! Черт, мне нужно идти, ночной староста заметил, что у меня открыт ноутскрин».
«Я постараюсь связаться с тобой, как только смогу», — написала я, но Отто не ответил. Наверное, староста отключил его от Сети.
Я выключила экран Хилари.
— Что пишешь? — спросила меня Хилари.
— Просто пишу другу из школы.
— В этом экране есть вход для сотового.
— Он не разговаривает по мобильному, — ответила я.
— Ой, — ахнула Хилари. — Ты говорила с Отто!
— Да.
— А он хороший? — нахмурилась Хилари. — Я знаю, что он друг Брэна, но меня от него в дрожь бросает.
Я в упор посмотрела на нее и почувствовала, как у меня вспыхнули щеки. Зато голос прозвучал холодно, как лед.
— Отто самый лучший из всех, кого я видела после выхода из стазиса!
— Ой. Извини.
Я проглотила уже готовые сорваться с языка слова. Отто был странным, а девочка не хотела сказать ничего плохого, она просто спросила.
— Да нет, ничего.
Мы погасили свет и приготовились спать. Через несколько мгновений в темноте снова раздался тихий голосок Хилари.
— Скажи, каково это — учиться в средней школе?
Я хмуро уставилась в темноту.
— Честно сказать, вопрос не ко мне.
— Но ведь ты учишься в средней школе!
— Я никогда не задерживалась в одной школе настолько, чтоб узнать, каково это, — ответила я. — Поэтому я знаю только то, каково быть новенькой в классе. Это совсем не здорово.
— Ох, — прошептала Хилари. — Я не знала.
— Да нет, — заверила я. — Думаю, тебе понравится. Все, что тебе нужно, — это завести нескольких друзей.
— Думаю, что сумею, — отозвалась она.
Я обдумала ее слова.
— У тебя сейчас есть друзья? — спросила я.
