сроднившиеся спецслужбы… а Запад, господин Тюрин, это все страны не-Востока…
Я сказал резко:
– Я понимаю это не хуже вас, госпожа Зосимова. Но не надо меня пугать байками о конце света, угрозах идеалам демократии и прочей хренью! На ужасающем вас Востоке столько же людей, стремящихся к сингулярности, сколько и на Западе. Если хотите, то исламские страны сейчас – медленно разваливающийся замок из песка, каким была Империя Красного Равенства. Сейчас и шейхи примеривают строгие костюмы, а женщины снимают паранджу. Все! Мир – един. И не втягивайте меня в политические интриги!
Зосимова выслушала меня с каменным лицом, сказала так спокойно, что я даже почувствовал укол совести, когда наговорил резкостей:
– Я поняла вас, господин Тюрин. Что ж, другого от вас мы и не ждали. Тогда я желаю вам удачи.
Я кивнул в ответ, прошел КПП и направился к машине. Странно, но в душе боролись убеждения в собственной правоте и трусливенькие «а может, все-таки переехать?». Вконец озлившись на себя, я рухнул в кресло, рявкнул автоматике:
– Домой!
Сенсорная панель торпедо ожила, мягко заурчал мотор. Что-то резко щелкнуло, и меня вдруг рвануло куда-то, оглушило болью, а салон потонул в кроваво-красном пламени…
Последнее, что я запомнил, было напряженное лицо того самого модного парнишки, что спорил по поводу баймы. Он щурился, пытаясь хоть глаза укрыть от бушующего вокруг огня, и, совершенно не заботясь об обгорающей коже и скручивающихся волосах, тянул меня за шиворот, приговаривая:
– Мать… мать… мать…
Save 0.7
Я с трудом поднял веки, от усилия даже застонал, кожа похожа на наждак. Глазные яблоки обожгло болью, я почувствовал, как по щекам потекли слезы. Потрескавшуюся от огня кожу тут же запекло от соли.
– Лежите смирно, господин Тюрин!
Новый приступ боли едва не выбил сознание, и так плавающее в огненном озере. Кожа на лице горит, все тело сотрясает судорога, будто раскаленными щипцами отрывают по кусочку мяса.
Рядом возникло белое пятно. Я почувствовал на губах влагу, организм сам дал команду вцепиться зубами в вату, впитать живительные капли. Потом влага исчезла…
Видимо, вода была с лекарством, боль чуть отпустила. Сознание медленно прояснилось, я даже смог открыть глаза.
В первый миг меня ослепил яркий свет, потом мелькающие вспышки превратились в белоснежные халаты докторов. Я услышал писк аппаратуры, почувствовал запах лекарств.
– Что… прои… зошло? – едва слышно прохрипел я.
Один из «халатов» обернулся, сказал повелительно:
– Молчите, вам нужен покой.
Откуда-то сбоку громыхнуло:
– Толковый врач ему нужен, – потом добавил, как ругательство – эскулапы!
В палату ворвалось что-то свирепое, могучее, лязгающее металлом. Только через миг «это» оформилось в здоровенного мужчину в мундире, похожего на медведя. Тяжелая челюсть вызывающе выпячена, из впадин выдающихся надбровных дуг сверкают глаза, как система наведения крылатых ракет.
Мужчина повернул голову к доктору, мне показалось, что это повернул башню танк.
– Он может говорить?
– Генерал Рогада, ему вкололи антишоковое и обезболивающее. Но ему предстоит операция. Взрывом оторвало правую руку, к счастью, это единственное масштабное повреждение. Даже ожоги не столь ужасны, успели вытащить из огня. Бригада медиков уже наготове, рука-имплант срочно подготавливается к присадке. Так что скоро он будет как новенький.
Генерал выслушал врача с каменным лицом, но я заметил скуку в его глазах. Ну конечно, о достижениях науки и медицины в первую очередь уведомляют Президента и военку. То, чем его пытаются удивить, он давно знает, потому и спокоен, как слон. Боевой слон.
Врач закончил, генерал выпятил широкую грудь, коротко гаркнул:
– Хорошо, действуйте! – Он проводил врача взглядом, обернулся ко мне, сказал заговорщицки: – Вы все такие упрямые, писатели? Ведь говорили же, переезжай к нам… э-эх, хорошо, что хоть машину нашу взял… в другой бы туго тебе пришлось, без взрывной-то защиты. Ну, лежи пока. Эскулапы обещали, что через пару дней уже сможешь пользоваться новой рукой. А до того придется тебе, голубчик, пока левой рукой…
Рядом мелькнул халат медсестры, что прилаживала капельницу, генерал запнулся. Но быстро выкрутился:
– Гм-х… левой рукой… честь отдавать…
Медсестра усмехнулась краешком рта, сказала негромко:
– Господин генерал, пациенту нужен покой…
– Понял, понял, – ворчливо отозвался Рогада и, дождавшись, когда девушка отошла, нагнулся ко мне: – С вашей помощью, Игнат Афанасьевич, мы вычислили всех, кто желал нагреть руки на вашей работе. Президент сейчас проводит чистку, поганой метлой всех… ну, это уже конфиденциальная информация. В общем, спасибо, господин писатель, знайте, что за ваш проект лично я буду зубами всех несогласных рвать!
От его зверского оскала у меня мурашки пробежали по коже…
Save 0.8
Я открыл глаза. Палата наполнена розовым светом, через открытое настежь окно волнами накатывает прохладный воздух, полный рассветной свежести. Минуту я пытался вспомнить события последних дней, потом скосил глаза на правую руку. Толстая змея бинтов начинается от плеча. Если верить доктору, то через пару дней уже полностью заработают даже пальцы.
Пальцы левой руки нашарили на тумбочке майнд-бук, от приятной кожаной обложки растеклось спокойствие. Я неуклюже раскрыл его, сконнектился с «Творцом».
Логин.
Пароль.
Экран загрузки.
Глаза обожгло нестерпимо ярким сиянием сверхновой! В огромном газопылевом облаке красиво… нет! – божественно красиво вспыхивают термоядерные взрывы. Подкрашивают космический туман яркими красками, синими, оранжевыми, ослепительно-белыми.
Я засмотрелся на зарождающуюся галактику. В скором времени здесь появятся планеты, спутники, зародится хрупкая жизнь, столь прекрасная в своих многообразии и силе. Наверное, Творец назвал гордость одним из смертных грехов потому, что людская гордыня смешна в сравнении с тем чувством, какое испытываешь при создании вселенной!
Космос поплыл, повинуясь моему желанию. Где-то в пылевом образовании сверкнуло, я моментально приблизил…
С сильно колотящимся сердцем я заметил крохотную планетку! Она еще только начала набирать массу, кропотливо вбирая пылинки из космоса, но я уже знал – вот она, колыбель будущего человечества! Там будет развиваться новое общество, люди будут любить, бороться и умирать за свободу, отстаивая идеалы…
Я вздрогнул от пронзительного звонка телефона. От нехорошего предчувствия на затылке зашевелились волосы, в животе похолодело. Я скомандовал неожиданно охрипшим голосом:
– Связь.
Странно, экран телефона остался погашен, а значит – плохие новости. Но мысли враз исчезли, в палату ворвался могучий бас генерала Рогады:
– Игнат Афанасьевич? Как здоровьице, уже отжимаетесь? Или вам прислать инструктора?
– Спасибо, не надо, – прохрипел я. – Генерал, не томите! Говорите начистоту, что там у вас?!
На миг в трубке образовалась пустота. Голос генерала прозвучал сочувствующе:
