отвалился, он хлопнул меня по руке.
— Все, кончай дурить, давай сюда бумажку, все расскажу.
Я сунул подкопченную купюру обратно в карман.
— Сначала расскажи!
— Гони сперва бабки, понял?
— Нет, не понял. Не знаю, что ты мне тут наплетешь. Давай, выкладывай. Если будешь складно рассказывать, получишь свои бабки.
— Ах ты говнюк. Я сразу просек, что ты говнюк. Кругом одни говнюки, весь этот говенный мир — одни говнюки. Я думал, что ты нормальный парень, а ты говнюк!
В чем-то он был, конечно, прав. Я испугался, что он начнет сейчас вопить. Лучше всего было бы встать и смыться отсюда. Платить за фуфло я не собирался.
— Не распускай сопли, я эти деньги не на дороге нашел.
Он что-то пробормотал про себя. Потом сказал:
— Ладно, много не расскажу, но кое-что слышал про это дело. Этот убитый чучмек имел дело с наркотой. Сильно увяз с торговлей, но точно ничего не знаю. На улице товар не толкал, по крайней мере здесь. Тут есть один тип, с которым я видел Хамула — они о чем-то шушукались. Когда Ахмеда кокнули, кто-то сказал умную вещь, что, дескать, не стоит ворочать делами в одиночку. Крыша должна быть. Что-то вроде этого. Ну вот, больше ничего не знаю и не хочу знать — меньше знаешь, крепче спишь.
Я задумался, насколько крепко спит он сам.
— А как звали того типа, кто шушукался с Хамулом?
— Даже если ты дашь мне в два раза больше…
— Ладно, — прервал я его, — о девчонке небось тоже ничего не скажешь?
— Нет, тут завязаны многие. Можешь спросить про нее в других домах — тут, по соседству. Но интервью там тебе вряд ли дадут.
Я сунул ему в руку слегка обгоревшую банкноту, поднялся и пошел вниз по улице. Ночная жизнь била ключом. В глаза мне бросился сияющий лиловыми огнями бар.
С чего-то надо начинать. Это был секс-бар Милли. Буква «а» в слове «бар» беспокойно подрагивала. Окно с табличкой «Кайф до 4-х утра», занавешенное шторой, отгораживало бар от любопытных взоров.
Я толкнул дверь и очутился в лиловом раю. Все было лиловым — обои, ковры, стулья, стойка, стаканы, картины, подушки, абажуры и даже сами обитатели этого рая. Народу было немного. Половину присутствующих явно составлял персонал. В темных уголках поодаль сидело несколько потных мужчин со сбившимися набок галстуками, в обществе легко одетых женщин в лиловом. Полумрак бара дополнялся гитарным перебором.
По мягкому ковру я добрался до одного из столиков и устроился на поролоновых подушках, обтянутых шелком. За стойкой стояла Милли. Я определил ее по виду. Много лет тому назад она наверняка была секс- бомбой. Сейчас даже толстый слой штукатурки на лице не мог скрыть глубоких морщин. Выкрашенные перекисью водорода волосы висели, как и ее двойной подбородок. Кусок леопардовой шкуры подчеркивал складки жира на том месте, где раньше находилась талия, поддерживал обвисшие груди и создавал впечатление, что дама ошиблась с размером одежды. Но здесь она была несомненно боссом и грозно покрикивала на девочек.
Я уселся на лиловый плюш и чувствовал в голове легкий дурман. Потом повеяло сквознячком. Я ощутил на лбу чьи-то черные локоны и запах дешевых сладковатых духов. Полуголая грешница местного гессенского разлива подсела ко мне и кокетливо заморгала накладными ресницами.
— Мой дикий шейх, не могу ли я составить тебе компанию? — самозабвенно прошептала она. Ее слова обволакивали мягкостью камамбера. — Что мне сделать, чтобы ты угостил меня скотчем со льдом?
— Ничего, подожди немного, и я буду твоим послушным голубем.
Она встала, слегка виляя узким задом, и погладила короткими, толстыми пальцами мое плечо, словно ее персты были длинными и тонкими, как у красавицы с персидской миниатюры. Я сомневался, что кто-то в этом заведении что-нибудь слышал об Ахмеде Хамуле, и решил выпить виски и пойти дальше. Влажная рука обвила мою шею и стала ее поглаживать.
— Мой дикий шейх, — ворковала она. Я резко отвел ее руку от своей шеи.
— Ну, ты, мой дикий шейх, не так бурно, мы же не спешим?
Идиотское прозвище «мой дикий шейх» прочно прилепилось ко мне. На другое, пусть даже такое же, дурацкое обращение ей, по-видимому, не хватало смекалки. Полузакрыв глаза, она медленно вычерчивала круги вокруг своего пупка, который не вызывал во мне никаких эротических побуждений, тем более что на животе росли не полностью сбритые черные волоски. Все, с меня довольно!
— Послушай, мой гадкий утеночек, я здесь совсем не для того, чтобы грызть мочки твоих ушей или говорить всякие пошлости. Я ищу человека, кто знал некоего Ахмеда Хамула. То, что я забрел в вашу лиловую лавочку, чистая случайность. Но коли я здесь, я спрашиваю тебя: тебе знаком человек по имени Ахмед Хамул?
С мозгами у нее был явно напряг. После того как она все же осознала, о чем ее спрашивают, последовала естественная реакция:
— Ты из полиции?
На этот раз в ее тоне не было приторности.
— Нет, не из полиции.
Я бросил на стол свою лицензию. Она медленно прочла, что там было написано.
— С днем рождения, турок! — неожиданно выпалила она.
Она оказалась не такой уж дурой.
— Тебя можно поздравить? Так ты просто сыщик, ходишь тут, все вынюхиваешь?
— У всех своя работа, тебе ли не знать.
С моей стороны это звучало не совсем вежливо, но мне было наплевать.
— Итак, Ахмед Хамул. Слыхала когда-нибудь?
Она посмотрела на меня не столь враждебно, как я того ожидал.
— Нет, не слыхала. — Пауза. — Но советую тебе: вали отсюда поскорее, а то хозяйка очень не любит, когда сюда шастают типы вроде тебя. Хотя ты был не больно ласков со мной, ничего против тебя не имею. Поэтому и советую тебе валить отсюда по-хорошему.
— А что имеет против твоя хозяйка, если клиент платит?
— Ты же турок, она терпеть не может вашего брата, а уж если заказывают только выпивку, то такой клиент здесь вообще лишний.
— А кто меня отсюда выставит? Эта бабуся в леопарде?
Она посмотрела в сторону стойки, усмехнулась и прошептала мне на ухо:
— Там сзади ее дружки. Они при оружии.
Внезапно я почувствовал симпатию к этой девице. Ее лицо вдруг перестало казаться мне таким глупым, а ее кривляний из репертуара одалиски из гарема полностью исчезли.
— Хочу сказать тебе, моя голубка, что в тебе есть шарм, когда не прячешься под глупой маской из «Тысячи и одной ночи».
Она одарила меня взором, лишенным всякой дежурной ласки, который тронул меня до глубины души.
— Хочется верить, что ты не лжешь.
— А не выпить ли нам еще по рюмашке?
Она бросила на меня быстрый взгляд, почесала нос и прошептала:
— В другой раз. Она все время смотрит на нас. Не хочу неприятностей. Уходи.
— О'кей. Где мне заплатить за виски?
— Вон там, у входа.
— Ладно. До скорого, голубка.
— До скорого, мой дикий шейх, — буркнула она.
Я с трудом пробрался к входу. У стойки стояла Милли, держа в накрашенных блестящих губах
