Кто ж навстречу друг другу их гонит, скажи? Ну не Зевс ли, колеблющий тучи?
Да нимало, не Зевс. Это — Вихрь.
Ну и ну! Значит, Вихрь! И не знал я, деревня,
Только все ж ничего ты еще не сказал о грозе и громов грохотанье.
Ты ведь слышал. Набухнув водой дождевой, облака друг на друга стремятся,
И, как сказано, лопнув, как полный пузырь, громыхают и гулко грохочут.
Как поверить тебе?
Объясню тебе все на примере тебя самого же.
До отвала наевшись рубцов отварных на гулянии панафинейском,132
Ты не чувствовал шума и гуда в кишках и бурчанья в стеснённом желудке?
Аполлон мне свидетель, ужасный отвар! Все внутри баламутится сразу
И гудит, словно гром, и ужасно урчит, и шумит, и свистит, и клокочет.
Для начала легонько, вот этак: бурр-бурр, а потом уж погромче: бурр-бурр-бурр.
Ну, прикинь: если столько грозы и громов в животишке твоем, так подумай,
Как чудовищно воздух безмерно большой и бурчит, и гремит, и грохочет.
Все понятно теперь; так от ветра, от туч говорят у нас: ходим до ветра.
Ну, а молнии ярко горящий огонь, объясни мне, откуда берется?
Попадет и живого до смерти спалит или кожу, одежду обуглит.
Ну, не ясно ль, что молнии мечет в нас Зевс в наказанье за лживые клятвы.
Об одном бы подумал, глупец, стародум, стародедовским верящий басням!
Если мстит за присягу подложную Зевс, почему ж не сожжен еще Симон?
Почему он сжигает свой собственный храм, и предгорье афинское — Суний,
И вершины высоких дубов? Для чего? Ведь лгунов средь дубов не бывает.
Что ответить, не знаю. Пожалуй, ты прав. Расскажи же, в чем молнии тайна!
Если воздух горячий, поднявшись с земли, залетает к заоблачным высям,
Изнутри он вздувает огромный пузырь, а затем, под давлением силы,
Разорвавши пузырь, клокоча и свистя, вылетает и в тренье сгорает,
От полета, от стрепета в пламенный столб обращаясь и в пыль разрушаясь.
Зевс свидетель мне, то же случилось со мной на Диасиях134 нынешних. Помню,
Колбасу кровяную я жарить взялся для родных, да забыл ее взрезать.
Все глаза залепила начинкою мне и сожгла, словно молнией, щеки.
Человек! Пожелал ты достигнуть у нас озарения мудрости высшей.
О, как счастлив, как славен ты станешь тогда среди эллинов всех и афинян,
Если тщателен будешь, прилежен в труде, если есть в тебе сила терпенья,
И, не зная усталости, знанья в себя ты вбирать будешь, стоя и лежа,
Холодая, не будешь стонать и дрожать, голодая, еды не попросишь.
От пирушек уйдешь, от гимнасий сбежишь, не пойдешь по пути безрассудства;
И за высшее счастье одно будешь чтить, как и следует людям разумным:
Силой речи своей побеждать на судах, на собраньях, в советах и в спорах.
Воздержанья во всем, в животе пустоты, на воде и на хлебе сиденья, —
Будь уверен во мне! Чтоб до цели дойти, на себя дам ковать я подковы.
