– Вы почему-то выглядите удивленным.
– Ну, если честно – я действительно немножко удивлен. К примеру, труды товарища Сталина или книги о методах ведения военных действий мне кажутся вполне логичным выбором, также как и учебники, справочники и научные работы по разным дисциплинам – вот взять хотя бы Циолковского, например. Но что здесь делают Адам Смит и Кейнс?
– О, на этот вопрос очень легко ответить, – генсек улыбнулся. – Чтобы победить врага, надо понять, как он устроен. Увидеть, чем он силен, а в чем его слабость. И тогда победа станет гораздо более доступной. Впрочем, это тема отдельного разговора.
– Действительно, – конструктор кивнул.
– Итак, Сергей Павлович, я вас внимательно слушаю. Надеюсь, никаких серьезных проблем не появилось?
– Если только таковым не считать фон Брауна, – пробурчал Королев. – Он слишком много на себя берет.
– Так мы с вами об этом уже говорили, – Драгомиров с неодобрением мотнул головой. – Вы же не дети, в конце концов. Ведь умеете же сотрудничать друг с другом. Вон, какую ракету для нашей армии сделали. Я что, нянькой вам должен быть? Мне вроде как есть чем заниматься!
– Да-да! – поднял руки ракетчик. – Извините, товарищ Драгомиров, это же не со зла.
– Будем надеяться, – проворчал Богдан, наблюдая, как вошедший секретарь расставляет на столе содержимое своего подноса. – И так на обе программы выделяем целую прорву ресурсов. Могли бы и поделиться наработками друг с другом.
– Еще что-нибудь? – закончивший сервировку секретарь поднял голову.
– Да нет, вроде бы все есть. Спасибо, Юрий Григорьевич.
– Пожалуйста, Богдан Сергеевич.
Дождавшись закрытия двери, генсек вновь повернулся к Королеву:
– Вернемся к настоящим проблемам. Для начала: вы, наконец, определились с запуском спутника?
– Да. Ориентировочно в апреле, но возможны еще корректировки.
– Вы особенно не корректируйте. Апрель – значит, апрель. Не то чтобы сроки так сильно горели. Американцы серьезно отстают, согласно информации наших товарищей из ведомства Лаврентия Павловича. Но вот медлить точно не надо. Сами понимаете, в космосе Советский Союз должен быть первым. Без вариантов. Поражение недопустимо.
– Да я понимаю. И если бы нам дали возможность сразу бросить все силы на этот конкретный пуск…
Богдан вздохнул. Королев оставался настоящим фанатиком ракет и космоса, будучи достойным учеником Циолковского, но обратной стороной этого положительного, в данном случае, качества оказалась необходимость иногда опускать конструктора с небес обратно на грешную землю.
– Первым делом – оборона, Сергей Павлович. И для нее нужнее многочисленные и испытанные ракеты – вы с этим согласны и сами неоднократно высказывали подобное мнение. Хоть как-то решили вопрос с обороной – теперь можно и космонавтикой заняться гораздо плотнее. У нас же не бесконечные ресурсы. Уж извините, – Богдан развел руками.
– Да что вы, товарищ Драгомиров, не надо. Я все понимаю. Просто хочется же быстрее туда добраться… – Королев ткнул рукой в потолок.
– Доберемся, Сергей Павлович, доберемся. А пока давайте поподробнее. Значит, в апреле у нас запуск спутника, так?
– Да.
– Затем, если все пройдет удачно – а я надеюсь, так оно и будет, – летом последуют еще три запуска. Если и с ними все будет хорошо – запускаем в космос собаку. Все правильно?
– Абсолютно. Только ваша просьба, чтобы спутник нес полный комплект исследовательской аппаратуры… Вам не кажется, что для первого раза может быть вполне достаточно простого сигнала? Зачем усложнять?
Богдан покачал головой:
– Никак нет, Сергей Павлович. Это же не критичное усложнение в сравнении со всем остальным? Зато политический эффект – гораздо выше.
Конструктор пожал плечами и заметил:
– Вообще-то, товарищ Драгомиров, это критичное усложнение. Именно из-за него нам, возможно, и потребуется отложить запуск.
Богдан задумался. Подошел к окну, постоял, глядя на невероятно синее небо. Наконец, повернулся:
– Хорошо. Давайте так – пока делайте без усложнений. Пусть будет простой сигнал. Этот запуск. Но уже следующий должен пройти так, как планируется. Такое предложение вас устроит, Сергей Павлович?
Королев, недолго думая, кивнул.
– Значит, какие еще проблемы вы пока не можете решить своими силами? – и два, без всякого сомнения, великих человека склонились над бумагами.
В этот же осенний день, через полчаса после ухода окрыленного Королева, едва начавший обедать Богдан вдруг подумал, что романтизм космоса – штука заразная. Так и лезут в голову фантазии о межгалактических звездолетах, бороздящих просторы Вселенной.
– Но жить в эту пору прекрасную, похоже, придется не нам, – продекламировал генсек. Ему вдруг стало как-то грустно. Хотелось чего-то такого, возвышенного…
– Юрий Григорьевич, не знаешь, чего сегодня в Большом идет?
– Шостакович концерт дает, Богдан Сергеевич.
– М-м-м… Пятая симфония будет? – Драгомиров задумчиво посмотрел на часы.
– Конечно. Собираетесь поехать?
– Пожалуй. Организуй пока, а я еще поработаю. Время вроде бы еще есть.
И, завершив на этом разговор, Богдан отправился на террасу.
Наслаждаясь прекрасным видом осеннего сада, генеральный секретарь размышлял о вопросах, требующих его пристального внимания.
Неожиданно сильный порыв ветра, подхвативший опавшие листья, закружил их в золотом танце, напоминающем о потерянной уже так давно, но все еще не забытой любви…
Проходящий по саду охранник, бросивший взгляд на сидевшего на террасе председателя СНК, увидел как тот со странной смесью грусти и нежности на лице рассматривает какую-то фотографию. Охранник не знал, что на ней запечатлена погибшая под немецкими бомбами в один из первых дней Отечественной войны девушка. Одна из тех безымянных миллионов, отданных русской землей за свободу, соседка тогда еще молодого лейтенанта, так и не смогшего собраться с духом, чтобы предложить ей стать друг другу кем- то большим, нежели друзья.
Именно известие о ее смерти стало одной из тех причин, что превратили фактически пацана в матерого волчару, не щадившего никого и ничего. В пылающий сгусток холодной ненависти, не чурающийся расстрела выпрыгнувших с парашютом пилотов противника. В того, кто перестал бояться чего бы то ни было уже седьмого июля тысяча девятьсот сорок первого года.
Богдан Драгомиров тоже был человеком…
'Великая Отечественная война. Том 1, часть первая, глава 4. Развитие РККА во второй половине тридцатых годов двадцатого столетия'. Москва, Военное издательство, 1988 год.
'Вторая половина тридцатых годов началась для Красной Армии большой трагедией. Страшная железнодорожная катастрофа в январе тридцать пятого года забрала из ее рядов таких талантливых военачальников, как маршалы Тухачевский и Ворошилов, командармы Якир и Дыбенко и многих, многих других. Тогда еще Начальник Штаба Красной Армии, будущий маршал Победы Триандафиллов Владимир Кириакович, за несколько лет до этого события чудом выживший в авиакатастрофе и лишь благодаря случайности не поехавший на роковом экспрессе, позднее с горечью отмечал в своих мемуарах, что 'пересев на поезда после двух аварийных событий на самолетах, я ожидал большей безопасности. У судьбы была другая точка зрения'.
