Божия, куда же мне такому старому и больному идти?» На Успение Господь взял к Себе священника, а о. Кирилла оставил в Пустыньке.
Епископ Иоанн сильно притеснял старца, но о. Кирилл все нападки терпел. Православные латыши, каким?то образом узнав это, сказали владыке: «Если вы старца еще обидите, мы пойдем за него, как на войну».
Имеющий опыт мученика и исповедника, о. Кирилл был наставником в науке мужества.
В 20–е годы о. Кирилл обличил владыку–самосвята. Тот пригрозил, что посадит его. Так и получилось. В тюрьме о. Кирилла принуждали отречься от Бога и обещали за это свободу.
Будучи глубоко верующим, он понимал, что его жизнь не зависит ни от тирана, ни от патриарха, ни от кого из людей, а только от Бога. Бог — Любовь. Он никогда не хочет никому плохого, поэтому всем искушениям в жизни старец стремился доблестно противостоять, без смущения и озлобления. Своим гонителям и притеснителям он всегда мог сказать: «Я вас не боюсь, я вас люблю». Слова апостола: Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте (Рим 12:14) — были его жизнью.
Инокине Валерии он говорил: «За правду Божию борись до крови».
Умудренный опытом мужества и терпения во времена гонений на Церковь в 20–30–е годы, о. Кирилл пережил и новую волну гонений на христиан, начавшуюся в 1960 году. В Латвии, как и в России, стали закрывать храмы. Великолепный рижский Христорождественский собор, в подвале которого когда?то жил владыка–мученик Иоанн (Поммер), без сопротивления со стороны правящего архиерея был закрыт 21 января 1961 года и превращен в планетарий.
Власти за этот «подвиг» повысили епископа в сане и перевели в Нижний Новгород. Рижскую епархию начали обслуживать приезжие епископы, среди которых был и нынешний патриарх Алексий II. Только через три с половиной года на Рижскую кафедру был назначен постоянный архиерей. Епископ Никон (Фомичев), приехавший в Ригу в 1962 году, добился восстановления Рижской епархии.
Под угрозой закрытия оказался и Рижский монастырь. Молодых и трудоспособных монахинь предполагали устроить на работу, а стареньких — отправить в Пустыньку. Игумения Тавифа ради спасения Рижского монастыря решилась закрыть Пустыньку. О. Кирилл решительно отверг этот человеческий план. В защиту правды Божией он проявлял всегда твердость, кроткую независимость. Он и сестры, его духовная семья, горячо молились. Пустынька и Рижский монастырь были сохранены.
Удивительно кроткий, смиренный, о. Кирилл, всегда живя по совести, не отступал от правды, не человекоугодничал. Так, однажды он не допустил кощунства над исповедью со стороны любимого им рижского священника.
«Я с семьей одно время жил в очень большой нужде, — рассказывает о. Серафим Шенрок. — И как?то в состоянии отчаяния решил: поеду к о. архимандриту на исповедь, но внутренне думал о другом: он даст мне'на дорожку', что меня в настоящий момент может серьезно поддержать. Приезжаю, меня все знали, пропустили к келье о. архимандрита. Стучу. — 'Кто там?'Я говорю:'Отец Серафим к Вам, о. архимандрит'. — 'Я не принимаю'. Я был удивлен. Он так был со мной мил, так любезен, как будто я один у него избранник. Он знает, откуда я приехал, не сосед же я его. Не принял. Я поехал обратно с чувством невероятного душевного волнения, даже подумал:'Вот тебе и старец'. Только уж дома, придя в себя, порадовался происшедшему: старец прозорлив, он не допустил меня совершить грех кощунства над исповедью».
Однажды в Пустыньку приехали представители власти. О. Кирилл в запачканной одежде что?то мастерил. С раздражением они спросили его: «Где здесь у вас о. Кирилл? Нам надо с ним поговорить». Батюшка ответил: «Сейчас он придет» и пошел переодеться, а гостей позвал попить парного молока. После беседы с о. Кириллом гости успокоились и, удивленные его миролюбием, покинули обитель.
У о. Кирилла не было страха перед инославными, потому что он был глубоко православным, сыном Вселенской Церкви. Отсюда — его свободная открытость человеку другого опыта христианской жизни.
В Пустыньку постоянно приезжала медсестра из Риги Клавдия Штессингер, православная, муж которой, Иван Юрьевич, был лютеранин. На этой почве у них был разлад. Познакомившись с о. Кириллом, Иван Юрьевич полюбил старца, православную службу. О. Кирилл не раз долго беседовал с ним, но без всякого давления. Ивану Юрьевичу открылась тайна неразделенной Церкви, и он пожелал принять Православие. В ночь после присоединения он видел сон: очень высокая стена — не перелезть. Кто?то говорит ему: «А все?таки ты ее перелезешь». И он перелез.
Схимонахиня Ксения из Москвы рассказывала, что когда о. Кирилл молился за убиенных в первую мировую войну воинов, похороненных в Пустыньке, то однажды усомнился: «Может быть, Тебе неугодно, Господи, что я за них молюсь?» «Я встал на колени, — вспоминал батюшка, — вдруг открылось небо, и на каждой могилке немецких и русских воинов я увидел венец.'Они у Меня мученики, — сказал Господь, — не по своей воле погибли'. И я удвоил и утроил молитву о них».
Отец Кирилл обладал не одним даром старчества, он имел и другие дары Духа: исцеления, прозорливости, совета. Все они помогали батюшке как можно лучше и больше послужить ближнему.
…Монахиня Людмила из Пюхтиц была очень больна, ее волоком притаскивали в храм. С двумя провожатыми она приехала в пустыньку к о. Кириллу. Он в момент их появления разговаривал с питерской женщиной, уезжавшей домой, благословил ее, и она пошла на поезд и уже была далеко. «Мать Людмила! Она сумочку забыла. Отнеси ей», — громко, со властью сказал о. Кирилл. Людмила схватила сумочку и понесла женщине. «Да разве ты ее так догонишь? Беги», — приказывает батюшка. Мать Людмила как побежит, и догнала женщину. Возвращается, а батюшка улыбается.
…«У меня после операции разболелась правая нога, — рассказывала монахиня Соломония, — я не могла ходить, разгребать снег в Пустыньке. Кое?как приду в храм, а то и нет. Вечером экономка о. Кирилла м. Амвросия приносит от него деньги и записочку:'Соломония, сходи в магазин и купи сахар и консервы'. А я думаю:'Что же мне такое батюшка написал, мне же не пройти'. Сказать матушке, что не пойду, не смела. До святых ворот дошла потихоньку, хотя мне трудно было даже разогнуться. Когда я шагнула за святые ворота, у меня боли в ноге не стало, я не ощутила ее, и я сходила в магазин. Никто об этом не узнал, знала только моя душа, что это произошло по молитвам о. Кирилла».
…«Однажды после службы о. Кирилл дал мне несколько просфор, — вспоминает его сотаинник, долголетний послушник из мира И. А. Калиниченко. — В конце недели он присылает письмо:'Иван Андреевич, Вы небрежно храните просфоры'. Я сразу кинулся на кухню, где лежали просфоры. Там было сыро, и просфоры стали плесневеть».
«Когда в семействе нашем случится скандал, батюшка всегда придет на несколько минут», — вспоминает тот же послушник.
…Однажды, находясь в Троице–Сергиевой Лавре, о. Кирилл навестил схимонахинь Александру и Маргариту, часто приезжавших в Пустыньку, у которых остановилась мать иеромонаха Виссариона, хорошо знакомого батюшке. Мать, в постриге монахиня Валерия, скорбела, что живет возле Лавры без прописки, просила помолиться о. Кирилла. Батюшка сказал ей: «Тебя скоро пропишет преподобный Сергий». Через три месяца она, болевшая астмой, скончалась у кого?то в доме рядом с обителью.
…Отец Кирилл не благословлял пустынниц мать и дочь Варвару и Веронику Васипенко, приехавших в Пустыньку из Иерусалима, из Горненской обители, возвращаться туда. «Вас там убьют», — открыто сказал им старец. Они не послушались и уехали в 1965 году. Батюшка скорбел. Через много лет его предсказания сбылись. Об этой трагедии, случившейся в Горненской обители, узнал весь мир [3].
…Монахине Евгении о. Кирилл незадолго до ее кончины сказал: «Вместе домой пойдем». Она умерла 19, а он — 28 июня.
…«Когда мы подъехали к домику настоятеля, — вспоминает протоиерей Борис Старк, — нам сказали, что батюшка отдыхает и его нельзя тревожить, но в эту минуту дверь отворилась, и появился сам батюшка с открытыми объятиями:'Ну, наконец, о. Борис приехал. А я давно Вас жду'. Я был поражен этими словами, так как батюшка не был предупрежден о нашем приезде, и вообще я думал, что он не знал о нашем существовании. Потом была беседа, как со старым знакомым, поразившая меня своей простотой и, в то же время, прозорливостью. Казалось, что он знает все обстоятельства моей жизни. Уже потом, после его смерти, я сообразил, что он мне многое сказал о моем будущем. Я припомнил все его слова, сказанные как
