даром Богу, тогда у нас уже нет внутреннего конфликта, разлада, тогда мы целостны. Конечно, есть препятствия на этом пути молитвы, но к совершенству ведет только этот путь — путь любви. Любовь дарует истинное самоотречение, истинную нищету духовную, потому что она изгоняет из души все ненужное и оставляет место только Богу.
Нужно, чтобы из фрагмента нашей жизни, где говорятся просто некие слова, молитва превратилась в нашу жизнь, в наше дыхание.
Истинная молитва — это дыхание Духа в нас.
Освященный дух человека молится, в этом освящении он становится богоподобным. Во мне живет Христос. Если я имею Дух Христов, то могу обратиться только к Тому, Кого знаю. Через Иисуса Христа я могу обращаться к Его Отцу, и Он становится моим Отцом.
По мере того, как мы освобождаемся от всех препон, греховных узлов нашей души, мы обретаем чувство пространства, легкости, внутренней свободы.
Писание сохранило несколько молитв Авраама, отца веры. В молитве о Содоме и Гоморре, где Авраам требует ясного ответа от Бога, он ходатайствует за жизнь этих городов; потом он просит о сыне, затем о жене для сына.
Все остальное время своей жизни он доверяет себя провидению Божьему. Он живет в сознании того, что Господь всегда с ним, любит его, и что эту любовь ничто не может поколебать. Господь сказал ему: ходи предо Мною и будь непорочен (Быт 17:1).
Мы видим, что Господь в основном всегда первый обращается к Аврааму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего [и иди] в землю, которую Я укажу тебе (Быт 12:1).
Авраам слышит голос Бога, призыв Его, и этот опыт даже короткого диалога с Творцом является для него столь потрясающим, что полностью изменяет его жизнь. Он приобретает детское доверие, то есть полное упование на Вышнего, Который начал диалог.
Господь всегда первый выявляет желание беседовать с человеком.
Предоставление возможности Богу первым начать диалог — это очень трезвое познание своей ограниченности, то есть Господь единственный видит нашу жизнь во всем ее объеме, а мы сами видим ее только отчасти.
Самое главное в этих отношениях — это довериться Богу предельно, то есть довериться Ему во всем и вся. Доверившийся Богу знает, что его немощь становится источником силы. Как раз в тот момент, когда этот человек переносит самое тяжелое страдание, он больше всего освящает себя и других. Бог пользуется этой немощью, чтобы нас привести к Себе. Бог может, если мы этого захотим, пробудить в нас того беспомощного младенца, который спрятан глубоко внутри и скучает о Боге.
Доверие — это самое высокое состояние, в котором может пребывать человек.
Человек живет в нищете и каждый день хвалит Бога за то, что Он его богатыми дарами облагодетельствовал, и когда кто?нибудь спрашивает его: «Бог тебе ничего не дал, что же ты Его лицемерно благодаришь?», то из предельного доверия человек отвечает: «Бог видит меня, все мои искушения и возможности. Он мне дает то, что делает меня духовно совершенным».
Вера, хотя и имеет некоторый уровень познания, не есть рассудочное знание, она — свет во тьме. Наше прошлое, наше будущее укореняются в таких далях, которые мы усмотреть не можем.
Если мы доверяем Богу, то поступаем куда более мудро, чем пытаясь своим умом понять, где Бог действует и где Он уже не действует.
В истинной молитве есть трезвое, смиренное сознание, что ее исполнение зависит вовсе не от нас, не от нашего духовного состояния, не от нашего достоинства.
В православном предании имеется случай, когда блудница, увидев плачущую мать, которая хоронила сына своего, возопила к Богу, чтобы Господь воскресил его, и молитва ее исполнилась. Возопил абсолютно неправедный человек, но ее молитва была предельно искренней, потому и исполнилась. Господь явил славу Свою в немощи человеческой, в человеке, утопающем в грехе.
Очень часто человек чувствует себя оставленным Богом. Что делать в этих случаях?
В акте веры мы можем преодолеть это состояние через осознание, что Господь нас не оставил и никогда не оставляет. Его любовь неизменна и всегда с нами.
Когда мы чувствуем себя оставленными, то должны понять, что это только чувство, и в молитве можем сказать: «Господи, я не чувствую Тебя!» Это будет верное и искреннее определение своего положения. Но нельзя сказать: «Господи, Ты меня оставил, Ты меня бросил!»
Через акт веры, просветленной и продуманной, мы понимаем, что такого просто быть не может, нет полной оставленности.
Когда реально проявляется то, что человек не может помолиться, то уже само определение: «Господи, я не могу Тебе помолиться!» — это тоже искренняя молитва.
«Господи, я не могу в Тебя поверить, потому что мне кажется, что Ты несправедлив ко мне, что я страдаю безвинно!» Господь такую молитву принимает как драгоценный дар. Не просто кричать Богу: «Ты несправедлив!», потому что знать этого мы не можем, но искренно сказать: «Я не могу поверить Тебе, потому что по своей жизни, по своим страданиям, испытаниям я считаю, что Ты несправедливо ко мне относишься».
Такая молитва уже будет диалогом. Она раскрывает наши предрассудки. Если мы скажем: «Господи, я не хочу молиться», то это уже — установка: молитва мне не нужна, Бог мне не нужен.
Нам всем надо учиться думать о Боге как о своем Отце, а себя ощущать Его сыном или дочерью.
Душа наша хочет «знать Его более, чем отца родного, потому что родной отец видится вне нас, а Дух Святой проникает всю душу, и ум, и тело», — говорил преподобный Силуан.
Тогда появляется в нашем общении с Богом готовность к прозрачности, к такой открытости, когда другая Личность в тебя смотрит, и ты не боишься, а раскрываешь всю свою сущность, потому что ты чувствуешь, что эта Личность тебя любит и не хочет тебя поглотить.
Нам, живущим в мире сем, доступен опыт молитвы падшего человека и только в какой?то мере — человека райского. Чистые сердцем прозревают райскую молитву. Преподобный Силуан Афонский вмещал в свое сердце весь мир, все творение Божие, скорбел даже о падших ангелах: «Господи, жалко мне людей, которые мучаются во аде, и каждую ночь я плачу за них, и томится душа моя так, что жалко бывает даже бесов»[12]. Он стяжал молитву любви. Это молитва того, кто лично встретился с Богом и постоянно общается с Ним. Он знает Его и любит Его. Его сердце открыто к Богу и постоянно тянется к Нему, как цветок к свету, как ребенок к любящей его матери, как жених к любимой невесте. Влюбленный всегда хочет видеть свою возлюбленную, быть с ней, общаться с ней. Так и душа преподобного Силуана всегда жаждала общаться с Богом, жаждала насытиться Им.
Когда в нашем храме заканчивается вечерняя соборная молитва — молитва покаяния, просительная, благодарения, хвалы, славословия, у всех молящихся возникает потребность в молитве без слов, в чистой молитве. Хочется безмолвно посидеть в Божьем присутствии, уйдя от слов к слушанию Самого Бога. Как это было у одного французского крестьянина, который часами молча сидел в пустом храме перед Распятием, не нарушая тишину близости с Богом словами. Господь приходил в его душу тихо и давал ей мир.
Это — проникновение Духом в тайну бытия. Частные просьбы, полные забот и боязни, исчезают, кажутся уже ненужными, душа постепенно сосредоточивается, мы всецело предаем себя воле Божьей, Его всеобъемлющему промыслу.
Это — «молчание ума», которое выше молитвы, — пишет преподобный Исаак Сирин, состояние будущего века, где «…святые, когда ум их поглощен Духом, не молитвою молятся, но с изумлением водворяются в веселящей их славе.
Так бывает и с нами. Как скоро ум сподобится ощутить будущее блаженство, забудет он и самого себя, и не будет уже иметь в себе движения к чему?нибудь».
Может быть, в этом мы прикасаемся к тайне молитвы воскресшего человека, к тайне его общения с Богом и с ближними, к тайне полноты бытия в Царствии Божием, где Бог будет всё во всем, где праведники воссияют, как солнце (Мф 13:43).
В чем эта полнота нашей жизни в Царстве Божьем? В том, что мы преодолеем нашу ограниченность жизни в этом падшем мире, которая есть следствие первородного греха. Даже самые великие святые, живя в этом мире и молясь о всех людях, предельно расширяя свое сердце, все же не могут иметь личное общение с каждым человеком, живущим на земле.
