О.В. В советское время ко мне приезжал из Харькова один юный исповедник веры, Леонид. Я бывал у них дома, когда ездил к о. Серафиму, моему духовному отцу. Леонид тогда учился, может быть, в шестом классе обычной советской школы. За свое исповедничество веры он терпел насмешки и побои. Ему запрещали носить крест, потому что он был как бельмо на глазу. Учителя поднимали истерику, ученики ненавидели его за это (не все, правда). Администрация уже шла на крайние меры. Был тайный сговор отправить его в психиатрическую больницу.
И вот однажды, это было в сентябре, еще стояли теплые дни, ученики на перемене набросились на него, чтобы сорвать с него крест. Учительница стояла и не вмешивалась, как бы поощряла. Но когда мальчик закричал от боли, потому что ему шнурочком от креста начали резать горло, она тоже закричала, остановила их. Но крестик все равно они сняли — отломалась дужка, и он попал в их руки. Тогда Леонид перекрестился и сказал:
– А этого креста вы с меня снять не сможете! — и прыгнул в окно: класс находился на первом этаже.
Вскоре они с матерью поехали в Кисловодск, где у них был знакомый доктор, с намерением получить справку о здоровье на тот случай, если Леониду действительно будет грозить психиатрическая больница. Сначала мама ничего не рассказала доктору, а лишь попросила проверить здоровье сына. Врач внимательно осмотрел мальчика и дал справку о том, что он абсолютно здоров. Мать принесла ее в школу и тем самым пресекла все дурные намерения.
Учительницу раздражало, что мальчик очень хорошо отвечает на уроках. Она говорила:
- Ты говоришь, как старик, тебя противно слушать!
А я видел, как он готовится к урокам, какая у них библиотека. У них были добротные исторические книги, которые он внимательно прочитывал, потому что там можно было что–то встретить о Боге, о монастырях, о храмах, о богослужении, об иконописцах. И он развился. У него были друзья — тайные, правда, которые его уважали, любили. Когда я у них ночевал, то, чтобы его не подвести, старался по утрам уходить из дома раньше его. Но иногда я слышал, как утром раздавался звонок, приходили его друзья– школьники, чтобы идти вместе в школу. Они его понимали, им нравилось, что он такой умный, добрый. Они видели, что он лучше той учительницы, которая его позорит и все время унижает.
Только один раз Леонид смог прислуживать в алтаре в харьковском Соборе. Ему сшили стихарь. Но уполномоченный вызвал настоятеля и строго приказал, что, если такое повторится, то его выгонят из Собора, А могут и Собор закрыть. В общем, припугнул в самой последней степени. И мальчик больше не был вхож в алтарь.
Но исповедником остался. Он взял однажды котомку и ушел из дома в Киево–Печерский монастырь, который тогда уже открыли. И, когда он пришел туда, его принял настоятель и, выслушав, ласково сказал:
— Мы тебя примем тогда, когда ты закончишь школу.
Его никто не заталкивал в монастырь. Мама имела благоразумие не проявлять никакого насилия. Вообще, если мама хочет, чтобы ее ребенок, повзрослев, жил в монастыре, то это желание мамы, а не ребенка. Если она по–настоящему верующий человек, то должна понять, что это насилие, которого допускать нельзя.
М.Г. История Леонида — уникальный случай, не часто встречается в детях такая сила духа.
О.В. Да. Еще раз хочу отметить, что важно не кем я буду, а каким. Монахом ли, президентом, это значения не имеет. Я не стану лучше оттого, что надену монашеские одежды. Не монастырь нас спасает, а Господь. Монастырей можно понастроить в каждом городе, как и было в России. Но иногда монастыри возникали вовсе не по благим причинам. Жили там часто как сибариты, утопая в роскоши. А где исполнение заповеди о нищете?
Духовно одаренные дети
И.Г. Есть дети, которые очень тонко чувствуют присутствие Бога в своей жизни. Приведу один пример: мальчик в очень близкой мне семье в шесть лет решил стать монахом, о чем он заявил своим родителям. Это было очень серьезно. В десять лет он сам, по своей инициативе, исполнял монашеские правила, постился, читал книги о монашеской жизни, истории монашества. В четырнадцать лет он сделал серьезный доклад на научной конференции. Родители его были люди церковные, но они отнеслись к его выбору очень осторожно. Они ему не помогали, но и не мешали исполнять то, что он задумал. И так продолжалось лет десять, пока в шестнадцать он «остыл». И это не единственный пример. Как быть с такими особенными детьми?
О.В. Тут, действительно, надо не спешить. Часто, когда ребенок проявляет такой интерес, у родителей бывает рвение сразу же определять ему место в монастыре. Как я говорил, видеть в монастыре идеал жизни не следует. Можно носить монашеские одежды и не принадлежать Богу.
Надо просто радоваться, если ребенок любит Бога, но сразу же спешить определить его путь, я думаю, не следует. Надо дать ему возможность самому сделать выбор. В семь лет, когда он говорит о том, что он хочет быть монахом, к этому надо отнестись осторожно.
Духовно одаренные дети — такие же, как дети, одаренные в любой другой сфере. Главное — не мешать этому дару развиваться. Надо быть очень внимательными.
Надо оберегать их от таких людей, которые могут испортить неумеренными похвалами. Я был свидетелем такой «порчи». Бабушка возила внучку по всем монастырям России. Когда люди видели эту красивую девочку, ей тогда было лет семь–восемь, они все млели от восторга и говорили: «Это не ребенок, это ангел! Конечно, она будет монахиней!» Кончилось тем, что она стала психически больным человеком. Какая–то «порча» возникла. Она стала плохо, жестоко относиться к своей бабушке, капризничала, выдумывала какие–то болезни, чтобы бабушка ужасалась и всем рассказывала. Сейчас это — несчастное существо, она и замуж не может выйти, потому что «ни туда, и ни сюда». Разбитый, больной человек. Испортили ребенка. А был действительно духовно одаренный человек.
И.Г. Мы предпринимаем действия, если у ребенка есть какой–то талант — к музыке, к художеству. Стараемся найти учителя, создаем особые условия, чтобы развить этот талант. А надо ли так себя вести в случае духовных дарований?
О.В. Я думаю, что надо, чтобы была полноценная церковная жизнь. Чтобы ребенок посильно участвовал в этой церковной жизни, в службах. Если у него есть дар к пению — надо дать ему место в хоре. Если хорошо читает — то давать читать. Мы в храме иногда даем детям читать отдельные молитвы во время службы. Пусть проявляется то, к чему ребенок тянется. Хочет молиться — надо дать ему возможность молиться.
Воспоминания детства
И.Г. Хорошо известен рассказ покойного митрополита Антония Блума о его потере веры в детстве и о встрече с Богом в подростковом возрасте. Эта встреча стала переломной и определила всю его дальнейшую жизнь. Было ли что–либо близкое в Вашей жизни?
О.В. Однажды мне пришлось публично свидетельствовать о моей встрече с Богом. Я сказал, что самым сильным впечатлением моего детства было то, когда, пробудившись ночью, и не раз, я видел на молитве свою мать. Мама была вдова, нас — девять человек детей. Папа погиб во время войны. Я чувствовал, как она молится, как она просит помощи и защиты, чтобы выжить в таких условиях. Я чувствовал, что мама всегда с Богом. Когда случались какие–то трудности, из нее вырывалась какая–то очень краткая молитва, и всегда я знал, что Господь помогает.
Мама была очень добрым человеком и всегда защищала тех, кто нас обидел, а не выступала в нашу защиту. Меня очень удивляло, почему она так делает — потому что, казалось бы, несправедливость явная.…
