доказывает свое, не уступает другой — как маленькие дети. Бремя идет, возбуждение и недовольство возрастают. И, наконец, не достигнув согласия, разъезжаются кто куда. Одна едет в Лавру, другая в Елоховский, а третья в Скорбященский. И думают там помолиться. А душа-то и не молится. Благодати нет, потому что не уступила, и на сердце не мирно.
Да, велик грех неуступчивости, очень велик.
А вот теперь посмотрим, как благотворна для души уступчивость и как приятно Богу незлобие.
Две духовные сестры прожили в одной келии двадцать лет и ни разу не поссорились. И вот однажды сестра Мария говорит сестре Зинаиде:
«Зина, мы с тобой ни разу в жизни не ссорились, давай хоть раз поссоримся, хоть понарошку». — «А как?» — спрашивает Зина. «А вот как: я поставлю посреди келии ведро с водой и скажу, что это ведро мое. А ты скажешь: нет, не твое, а мое это ведро. А я скажу: ничего подобного, это мое ведро. Так и поссоримся, может быть, и подеремся».
Так сестры и договорились. Взяли ведро с водой, поставили его посреди келии. Мария говорит: «Это мое ведро». А Зина отвечает: «Твое, так и бери». И ссора не состоялась, не могла Зинаида стоять на своем. И сестры так и жили по-мирному.
Стояла знойная погода. Жара невыносимая. Хлеба и травы выгорали дотла. «Батюшка, надо бы отслужить молебен о дожде», — сказал священнику старый псаломщик.
«Ну что ж, отслужим, — ответил батюшка, — только сначала пойдем на кладбище да попросим умерших, чтоб они помолились о нас, о живых, чтобы Господь послал нам дождичка».
«Нет, на кладбище мы не пойдем, — настаивал псаломщик, — ни за что не пойдем, там чистое поле и жара ужасная».
Батюшка говорил свое, псаломщик — свое, и молебен не начинался. Тогда батюшка на минуту отлучился в свою комнату, а когда вышел, на нем был надет дождевой плащ, на ногах — галоши, над головой — зонт от дождя. Все ахнули: батюшка с ума сошел, знамо, сошел с ума!
«На кладбище пойдем», — тихо сказал он псаломщику. «Хорошо, батюшка, на кладбище», — мирно и кротко согласился псаломщик.
Не успели батюшка с псаломщиком и народом тронуться к кладбищу, как солнце закрыла тучка. Эта тучка росла, сгущалась, и, когда они пришли на кладбище, полил сильный дождь.
Уступчивость низводит с Небес на землю благодать. А батюшка имел такую твердую веру, что всегда, когда была страшная засуха и жара, он, идя в поле совершать молебен о дожде, заранее надевал дождевик, галоши и брал зонт. И вера его никогда не посрамлялась.
У неверующего отца умирает любимый сын, семнадцати лет. Отец затосковал. Дня через два после похорон, когда он пошел на кухню, увидел на пороге покойного сына. Живыми глазами посмотрел тот на отца, потом быстро повернулся и ушел в свою комнату. И на другой день, и на третий так же. Потом сын стал являться отцу во сне. Вот однажды он спрашивает отца: «Папа, ты думаешь, я совсем умер? Нет, я жив, папа». — «Как же ты живешь, Игорь?» — «Мне хорошо. За меня молится одна благочестивая монахиня». — «Игорь, что же мне делать?» — спросил в недоумении отец. «Иди, папа, в церковь и поставь за меня свечку». — «Игорь, ведь я же не верую». — «Ничего, папа, надо сходить». И отец уступил. Он сходил в церковь и поставил за сына свечку. С тех пор сын успокоился и больше не являлся отцу. (Письмо из Тулы, 1963 г.).
А вот тебе, милый мой друг, пример незлобия и прозорливости.
В одной семье брат смеялся над сестрой за то, что она верит в прозорливость митрополита Филарета Московского.
«Вот я сам испытаю, какой он прозорливый', — сказал насмешливо брат. Он оделся в бедную одежду и идет к митрополиту.
«Помогите на погорельщика», — попросил он плаксиво, обращаясь к митрополиту. Тот вынес ему пакет: «Вот вам на сгоревшее имение».
Торжествуя и смеясь, брат рассказывал сестре, как он обманул митрополита Филарета, когда вдруг принесли телеграмму, в которой говорилось, что от возникшего пожара сгорело имение брата в таком-то селе. Он был поражен. Но еще больше он поразился тому, что сумма ущерба от сгоревшего имения совпадала с той, которая была в пакете, данном ему митрополитом Филаретом.
Один неверующий доктор хотел увидеть знамение Божие. Жена его говорила ему о Боге и предупреждала, что знамение может быть страшно.
Как-то прибежал к доктору старик сосед. «Доктор, спасите моего внучка, он задыхается!» — «Ни за что на свете. Ты меня обобрал, негодяй, обманул, а теперь просишь спасти внучка? Вон отсюда, уходи», — и доктор захлопнул дверь.
В комнате на стене висела гравюра, изображающая Христа, внизу — подпись: «Любите врагов ваших, добро творите ненавидящим вас». Взор доктора упал на гравюру. Где же Христос? Нет Христа. Нет на гравюре Христа! Только слова остались: «Любите врагов ваших…»
«Я с ума схожу, лишился рассудка. А, может быть, это — знамение? Жена говорила, что оно страшно. Любите врагов ваших… Не помните зла… А старик, ребенок?..» Доктор быстро собрался и пошел в соседский дом. Он застал ужасную обстановку. Женщина держала на руках мальчика, который задыхался от дифтерита. Старик, безнадежно опустив руки, сидел на лавке в углу. Увидя доктора, мать радостно вскрикнула: «Боже милостивый, мой ребенок будет спасен!»
…Операция прошла успешно, ребенок стал дышать свободно. Старик упал на колени. Доктор же быстро оделся и вышел. На душе было спокойно и светло. Вот он входит в свою комнату, бросает взгляд на гравюру: Иисус Христос на прежнем месте — в центре картины…
Преступный сын несчастной матери осужден на смертную казнь. Мать скорбит, что погибает его душа без покаяния, без причастия, без исповеди, от которой он отказался перед казнью.
«Зачем мне священник, все равно подыхать», — сказал преступник.
Мать пришла к знакомому тюремному начальнику и упросила его отнести в смертную камеру сына маленький узелок. Отдавая узелок, мать про себя думала: «Он узнает Ее. Перед Ней в детстве он молился, он так любил Ее». А вслух сказала: «Когда все будет кончено, я приду».
…В камере смертников на земляном полу вниз лицом лежит юноша. Он забылся тяжелым сном, страшный кошмар сдавил его душу… Тихо открылась дверь. Вошел тюремный страж. Развязав узелок, он вынул небольшую икону Божией Матери, поставил ее на стол, засветил свечку. Просфорочку вынул, в пузыречке святую воду, все положил на стол и так же тихо вышел.
Юноша очнулся, поднял голову. В слабом луче света грустный и кроткий лик Богоматери смотрел прямо в его душу. Чем-то знакомым, родным повеяло от иконы, молнией мелькнули в душе образы маленькой детской, родимой матери и теплой материнской любви. Мать вспомнила о нем!
Дрогнуло жестокое сердце преступника. Он потянулся к родной иконе, дрожащими руками взял ее, прижал к груди и зарыдал… «Пошли христианскую кончину, о Матерь Божия!» Не отрывая икону от груди, он принял часть просфоры, запил святой водой и от наплыва чувств глубокого раскаяния и сожаления о прошлом потерял сознание и упал на пол…
В храме перед образом Владычицы молилась мать. Вдруг она почувствовала, что кто-то стоит около нее. Повернулась — сын смотрел ей в глаза.
«Спасибо, мама, ты все мне простила, я теперь свободен».
Когда в назначенный час пришли за юношей, чтобы вести его на казнь, он лежал на полу, безжизненный и холодный, крепко прижимая к груди святую икону.
Матушка Сергия жила недалеко от Сергиева монастыря. Она была уже старенькая старушка. К святой обители горела большой любовью. Одно время, пока были силы, она пекла на дому просфорочки для монастыря. Неся такой тяжелый труд, в котором ей помогали некоторые сестры, она всегда благодарила
