бесконечными вопросами, обычному человеку было бы просто невозможно. Но отец Рафаил терпел всё и всех. Даже не терпел — это неточное слово. Он никогда никем не тяготился. И прекрасно проводил время за чаем с любым человеком, вспоминая что-нибудь интересное из жизни Псково-Печерского монастыря, рассказывая о древних подвижниках, о печерских старцах. Потому от сидения с ним за чаем невозможно было оторваться. Хотя, скажем честно, одними только разговорами людей, безнадежно заблудившихся в нашем холодном мире и, что еще страшнее, в самих себе, не изменишь. Для этого нужно открыть им иную жизнь, иной мир, в котором безраздельно торжествуют не бессмысленность, страдания и жестокая несправедливость, а всесильные и бесконечные вера, надежда и любовь. Но и не только открыть, издалека показав и поманив, а ввести человека в этот мир, взять его за руку и поставить перед Самим Господом Богом. И лишь тогда человек вдруг сам узнает Того, Кого он давным-давно, оказывается, знал и любил — единственного своего Создателя, Спасителя и Отца. Только тогда жизнь меняется по-настоящему.
Но весь вопрос в том, как попасть в этот удивительный мир. Это невозможно никакими обычными человеческими способами. Никакой земной властью. Ни по какому «блату». Ни за какие деньги.
В этот мир нельзя и краешком глаза заглянуть, даже при помощи всех разведок и спецслужб. А еще выясняется, что в него нельзя величественно прошествовать, скажем, просто закончив Духовную академию и даже получив священнический и епископский сан.
Но зато туда спокойно можно было доехать с отцом Рафаилом на его черном «Запорожце». Или этот мир вдруг открывался тем, кто сидел в приходском домике в Лосицах и попивал с отцом Рафаилом чаек. Почему так происходило? Просто отец Рафаил был гениальным провожатым по этому миру. Бог был для него Тем, для Кого он жил и с Кем он сам жил каждый миг. И к Кому приводил всякого, кто посылался в его убогую прихрамовую избушку.
Вот что неудержимо притягивало людей к отцу Рафаилу. А их собиралось у него, особенно в последние годы, немало. И отец Иоанн присылал к нему молодежь, и некоторые московские духовники. Отец Рафаил принимал всех, и никто в его доме не был лишним.
Многим он просто выворачивал наизнанку всё их привычное мировоззрение. Он умел, хотя и в свойственной ему почти легкомысленной манере (это для того, чтобы самого отца Рафаила не воспринимали слишком всерьез), давать такие точные, неожиданные ответы на вопросы собеседников, что порой дух захватывало — какая вдруг открывалась правда жизни! Проявляться это могло в совершеннейших мелочах.
Однажды мы подсадили в «Запорожец» какого-то попутчика, довезти до Пскова. Вместо того чтобы поблагодарить отца Рафаила, этот сердитый чудак принялся на чем свет стоит ругать священников:
— Вы, попы, все жулики! На что живете? Бабок обманываете!
Отец Рафаил, как обычно, добродушно отнесся к его брани, но тут же всерьез предложил:
— А ты попробуй — обмани бабку. Бабка старая, всю жизнь прожила, ну-ка обмани ее! Это ты наслушался на партсобраниях, и тебя, как пластинку на патефоне, заело.
Пассажира эта мысль просто сразила.
— Да-а!.. Мою бабулю поди обмани… Или, скажем, тещу!..
Потом он всю дорогу не отставал от отца Рафаила, расспрашивая обо всем на свете, но по большей части о церковных непонятностях, о покрытых для него мраком праздниках и дедовских обычаях. На прощанье отец Рафаил пригласил его приехать на приход попить чайку.
Или как-то отец Рафаил шел мимо кладбища и услышал, как за оградой какая-то женщина кричит, воет, убивается над могилой. Спутникам отца Рафаила стало не по себе от передавшегося ужаса и безысходности.
— Как страшно плачет эта раба Божия... — сказал кто-то.
Но отец Рафаил ответил:
— Нет, это не раба Божия! Это плачет неправославный человек. Христианин с таким страшным отчаянием горевать не может.
Он мог беззлобно, но и без промаха сказать священнику:
— Ну и морда у тебя сегодня! Ты что, телявизером вчера обсмотрелся?
Или ответить девушке, которая спрашивала, к какому священнику лучше подойти на исповедь:
— Выбирай самого толстого! Он будет осознавать свое недостоинство и лучше исповедовать.
Однажды накануне праздника Святой Троицы мы с отцом Рафаилом и с Ильей Даниловичем с утра пошли в рощу за молодыми березками, чтобы, как и положено к этому празднику, украсить ими храм. Но когда мы принялись рубить деревца, мне вдруг стало за них грустно — росли, росли, и вдруг мы их рубим, чтобы они каких-то два дня постояли в церкви. Мое нытье возмутило отца Рафаила.
— Ничего вы не понимаете, Георгий Александрович! Березка будет просто счастлива, что украсит собою храм Божий.
Но отец Рафаил мог запросто отвечать не только за какие-то там деревья, но и за всю Вселенную.
Помню, весенней ночью мы с ним и отцом Никитой шли по чудной лесной дороге в окрестностях Боровика. Звездное небо в тот поздний час было настолько великолепно, что мы невольно залюбовались.
«Неужели прекрасная, необозримая Вселенная, беспредельное число миров созданы Богом только для нас, людей, живущих на крохотной планете, не сравнимой с бесконечностью Вселенной?» — подумалось мне. Я поделился этими лирическими размышлениями со своими спутниками, и отец Рафаил тут же, дерзновенно и без колебаний, разрешил мои сомнения.
— Разумной жизни, кроме Земли, больше нигде нет, — сказал он. И объяснил: — Потому что, если бы она была где-то еще, Господь обязательно открыл бы это Моисею, когда тот писал книгу Бытия. А Моисей хотя бы намеком, но подсказал бы нам это. Так что даже не сомневайтесь, Георгий Александрович, Вселенная была создана Богом только для человека!
— Но зачем же тогда все бесконечные мириады звезд над нами?!
— Это для того, чтобы мы, взирая на них, постигали всемогущество Божие.
Но и это было еще не все! Отец Рафаил иногда отвечал не то что за Вселенную, но и за Самого Господа Бога!
Однажды зашел разговор, есть ли в мире те, кого не любит Господь. Все дружно поспешили дать хрестоматийно правильный ответ: «Господь любит всех». Но отец Рафаил вдруг сказал:
— А вот и не так! Господь не любит боязливых!
Отношения с людьми у него были самые простые.
Однажды соседка принесла отцу Рафаилу банку огурцов.
— Вот возьми хоть ты, батюшка! А то огурцы все равно пропали, — вздохнула она.
— Ладно, давай! — великодушно согласился отец Рафаил. — Если тебе так жаль их выкинуть, я сам их на помойку снесу.
Одна московская гостья приезжала к отцу Рафаилу, но никак не хотела носить платок. Отец Рафаил строго сказал ей:
— Вы опять без платка? Я вам к голове половик гвоздиком прибью!
Девушка так испугалась, что платок больше не снимала. Говорят, даже спала в нем.
Мы поражались тому, как отец Рафаил относится к тем, кто его оскорблял или ненавидел. А таких в его жизни хватало. В том числе и среди собратий-священников. Отец Рафаил никогда не позволял себе в их адрес не то что неприязненных слов, но даже осуждающего тона. Вообще он никогда никого не осуждал. Разве что иногда бурчал на советскую власть. С ней у отца Рафаила были особые отношения.
Советская власть в те годы, с одной стороны, конечно, все время маячила где-то рядом и порой здорово мешала нам жить. Но, с другой стороны, ее для нас как бы и не существовало. Мы просто жили, не обращая на нее внимания. И в этом смысле не до конца понимали, скажем, тогдашних верующих диссидентов, которые своей главной целью положили борьбу с этой самой властью. Для нас было совершенно ясно, что советская власть сама скоро изживет себя и торжественно рухнет. Хотя, конечно, пока она могла серьезно подпортить жизнь: например, засадить в тюрьму или психбольницу, устроить травлю или просто убить. Но мы верили, что без Промысла Божиего ничего такого все равно не случится. Как говорил древний монах-подвижник авва Форст: «Если Богу угодно, чтобы я жил, то Он знает, как это устроить. А если Ему не угодно, то для чего мне и жить?»
