Эмилиан (Вафидис) Слова и наставления

присутствия.

Творец чудес. Когда я освящаюсь в соборе, в Церкви, и моя собственная жизнь становится лицезрением жертвенника Божия, перед которым предстоим все мы, когда я вижу Бога, открываемого во славах, и без этого уже жить не могу, когда живу только ради этого, и моя собственная жизнь и жизнь других людей наполняется чудесами и откровениями благодати Бога, когда наши святость, добродетели, благоухание жизни становятся столь ощутимы, что окружающие изумляются: «Не может быть!», тогда очевиден вывод — со мной Бог, истинный, вечно сущий, и в Нем вечно сущий я.

***

Мне бы хотелось закончить еще одним повествованием о царе Давиде. Только в Духе Святом жизнь имеет смысл. Отличительные особенности суть таковы: радование сердца, изменение внутреннего человека, держание Богом человека за руку, объятие Бога, беседа и непрерывное единение с Ним. Сколь прекрасна такая жизнь! Это единственное, ради чего стоит жить!

Стать тем, что есть Он! Это единственное оправдание для монашества! Это единственная причина, по которой мы оставляем мир! Это единственная причина, по которой мы затворяемся в стенах обителей, открывая Небесам свои души. Это единственная цель жизни и смерти. Это единственная цель Рождества Христова, Его Распятия и Воскресения. Мы, люди, смиренно катимся по земле, как пылинки.

Напомню вам одно пророчество. Нафан предрек Давиду, что тот станет царем и получит вечность, ибо от его семени родится Христос. Как дивно сказано: И пришел царь Давид, и стал пред лицем Господним, и сказал: кто я, Господи Боже, и что такое дом мой, что Ты так возвысил меня? (1 Пар. 17, 16). Царь пришел. Пришел — это движение человека. Сел, а не встал, ибо Сам Господь сидел. Давид пришел. В этом пророчестве Нафан возвестил Давиду о его грядущей славе. Покинув Нафана, царь Давид пришел ко Господу. Не сказано, что идет, но уже пришел.

Итак, он пришел и сел перед Богом. Ибо единственное место, с которого можно разглядеть происходящее вокруг нас, это место Бога. Единственный критерий, который можно использовать при оценке другого человека — куда бы он ни направлялся, что бы он ни делал, — это посмотреть с позиций Бога и судить Его судом, основываясь на Божественном. Только Божественным провидением можно понять людей и их поступки. Когда мы взглянем на мир оттуда, откуда взирает Он, и тем взглядом, что смотрит Он, тогда сумеем понять другого человека. Ничто человеческое не должно вмешиваться в наши суждения о ближнем — ни собственные мнения, ни мысли, ни желания, ни своеволие. Нельзя, применяя человеческие мерки, осуждать или оправдывать того или иного человека, но должно все измерять мерками Божественными. Справедливое решение принимается на том месте, где восседает Господь. Каким оттуда покажется каждый из нас? Какого приговора буду удостоен я сам при взгляде оттуда? Где я сейчас: близко или далеко от того места?

Итак, он пришел и сел возле Господа. Очевидно, имеется в виду перед завесой, которая скрывала Бога. Он сел перед жертвенником, то есть сделал то, что ежедневно делаем все мы. Давид сел возле завесы. В тексте сказано: «перед Господом». Как он верил! Как смотрел на Бога! Мы же денно и нощно находимся перед этой самой завесой, перед Господом. Но можем ли мы утверждать, что пришли к Богу и сели напротив Него? Сидим ли мы в действительности напротив Господа? Делаем ли шаги к Нему навстречу, становимся ли Ему ближе? Сомневаюсь.

А вот Давид сел напротив Господа и сказал. Это важно, что он сел, а не стоял. Он пришел туда, сел подле Бога, и, глядя на Него, с Ним говорил. Он обращался не к завесе, которая тленна и может раздраться или сгореть, но к Самому Богу. То, что он сел, символизирует постоянство, защищенность, уверенность: «наконец–то я нашел Тебя, давай с Тобой поговорим». Приидите — и рассудим (Ис. 1, 18), — предлагает Господь. Здесь же Давид призывает Бога, сам идет к Нему и как бы Ему говорит: «Садись рядом, побеседуем с Тобой».

Давид пришел, сел и сказал. «Вдумайся, «сказал»», — вымолвил человек Богу. Но когда ты веришь Ему и видишь Его, когда Он Сам играет с тобой, желая открыться в тебе и через тебя, неужели ты не обратишься к Нему? Ведь зачем тогда существует Слово, если не может говорить, а ты Его слышать? Для чего нужно Слово, если невозможно с Ним беседовать?

Давид сказал Богу: «Ты не скажешь мне, Боже мой, кто я? Кто я, Господи мой, Господи, и что такое дом мой, что Ты меня так возвеличил (2 Цар. 7, 18)! Кто я? И кто Ты? Ты — Бог. А я? Я — пыль земли. Кто я такой, что Ты возлюбил меня и семя мое в век века? Кто я такой? Что я такое? Ничто. Я теряюсь от осознания этого, но ставлю Тебя перед собой и говорю с Тобой, потому что Ты предоставил мне это право, Ты Сам призвал меня. Ты пророчествовал обо мне. Ко мне были Твои откровения. Ты меня водворил сюда, в Царство Израиля.

Но и этого еще мало показалось в очах Твоих, Боже (1 Пар. 17, 17). Ты даровал мне то, о чем я не мог и мечтать! А для Тебя это пустяковое дело. Как для человека естественно опустить руку в карман и достать оттуда носовой платок, так и для Тебя даровать мне вечность и царскую диадему, Себя Самого, обожить меня, сделать богом. Это величайшее для меня дарование, а для Тебя незначительная мелочь. «И этого еще мало показалось», — говорится в Священном Писании. Таким маленьким Тебе кажется то, что случилось. А для меня оно столь велико!

Что еще может прибавить пред Тобою Давид для возвеличения раба Твоего? (1 Пар. 17, 18). Что тут сказать Давиду, чтобы возвеличить Тебя? Ты прославил меня, пророка, царя, помазанника Божия, и содеял воплощением действия Твоей благодати. Я был Давидом, моя прежняя сущность — этот прах и пепел, это грязь, это ничтожество, как может оно прославить Тебя? Ты знаешь об этом. Ты знаешь меня. О горе мне, такому, каким я был! К счастью, сейчас перед Твоими очами предстоит тот, кем меня Ты соделал. Ты сотворил меня Своему сердцу так, как пожелал и замыслил прежде век обо мне».

Вот это, приблизительно, и есть монашеская жизнь. Наше пребывание в Церкви, сидение на скамеечке в своей келии, молитва, коленопреклонение. «Садись, Господи мой Боже, я пришел к Тебе». Я смотрю на Тебя и говорю с Тобой. Кто я такой — грешный, виновный, неблагодарный, Твой распинатель, достоин не одной, но многих смертей?! И кто Ты, покрывший мою главу и даровавший мне Себя? Как мне прославить Тебя, Боже мой? Я больше не способен ни на что иное, но лишь исповедовать Твою благодать.

И сказал Давид (1 Пар. 21, 17 и далее). До этого Бог беседовал с пророком Нафаном. Если бы Давид не понял смысла пророчества, не осознал бы, зачем пригласил его Бог, для чего даровал ему жизнь на этой земле, какое дал предназначение, то не говорил бы тех величественных слов и не стоял бы столь торжественно перед Господом, не смирился бы, не был бы прославлен и не смог бы произнести: «Боже мой, на этом месте Ты и я будем сидеть друг против друга».

Так и мы, если не поймем, с какой целью привел нас в эту жизнь Господь, какое даровал предназначение и чего Он ждет от нас, если не сможем оценить то благодеяние, что Он сделал для нас, то никогда не стоять нам перед Ним так, как стоял Давид.

Чада мои, погрузимся же в Бога, как иные погружаются в морские глубины. Постигнем смыслы Божественных Его слов. Предстанем перед Ним, чтобы осмыслить таинство, вошедшее в нашу жизнь. Ибо ради него все было создано, сотворена наша душа.

Этого пожелаем друг другу и прежде всего нашим душам. Господь пришел спасти погибшие души (см.: Мф. 18, 11; Лк. 15, 6), меня, тебя и каждого, кто осознает себя погибшим, взывая к Богу: «Ты знаешь, Боже, кто есть я, и я знаю, осознаю свое ничтожество». Каждого, кто видит свое ничтожество в сравнении с делами Бога и величием творящего чудеса. Если мы это не замечаем, то увы нам!

Да дарует нам Господь такие мгновения! Я возвращусь к сказанному в начале нашей встречи и напомню вам, что они не имеют временных границ — это не сегодня и не завтра, но каждый день, доколе можно говорить: «ныне» (см.: Евр. 3, 13). Так дадим же ответ на вопрос: стоим мы уже перед Богом или нет? Если нет, то постараемся успеть, по крайней мере, доколе можно говорить «ныне», взывая: «Боже мой, Боже!»

И пускай Господь держит нас за обе руки. Только тогда мы сможем звать Его «Господь мой и Бог мой». Только тогда мы станем монахами. И слава, некогда осиявшая Давида, зальет и нас, отражаясь на наших одеждах, отражающих благодать Святого Духа.

Праздники продолжаются. Ежедневно мы читаем Цветную Триодь. Мне бы хотелось на праздник Троицы, когда мы будем петь дивные тропари праздника и преклоним колена перед Духом Святым,