проблемы с питанием. Третье — молодой конструктор знал об условиях применения боевых и транспортных самолетов в Афганистане, знал про Стингеры и изначально решил рассчитывать только на такое вооружение, которое позволить действовать с предельных высот. По его расчетам, самолет вообще не должен был подвергаться воздействию переносных ЗРК, нанося удары со значительной высоты или ночью. Тогда нужно было соответствующее оружие, даже учитывая то, что пуля или снаряд будет лететь в разреженном воздухе и сверху вниз.
По второй он пока не решил. Вариантов было несколько, средний калибр на советском самолете должен был примерно соответствовать американскому сорокамиллиметровому Бофорс. Это зенитное орудие, широко применявшееся еще во Второй мировой войне, было устаревшим и заряжалось обоймами сверху. В СССР такого орудия не было — но имелись орудия калибра пятьдесят семь миллиметров, точно так же заряжающиеся и точно такие же устаревшие. Зенитная установка калибра тридцать семь миллиметров была еще хуже и вдобавок сильно уступала по мощности. К тому же, закладывать в самолет изначально устаревшие технические решения не годилось, и Рамиль отложил этот вариант как запасной. Оставались только пушечные установки калибра тридцать миллиметров, одноствольные и двуствольные, в основном авиационные, самые разные. По мощности они тоже отличались: у одних систем снаряд весом не доходил до четырехсот грамм, у вторых был около девятисот. Скорострельное оружие, способное заливать огнем пространство у него уже было, требовалось мощное, довольно скорострельное орудие, позволяющее вывести целью из строя короткими очередями с большой высоты. Таким требованиям как нельзя лучше отвечала новая пушка 2А42 конструкции Грязева — Шипунова от боевой машины пехоты. Эта пушка по мощности едва ли уступала сорокамиллиметровому Бофорсу, но в отличие от него она питалась из ленты, даже из двух, и могла переключаться на стрельбу другим типом боеприпасов. Лучшего и желать было нельзя, оставалось только вписать мощнейшее пехотное скорострельное орудие в десантный отсек самолета, так чтобы оно не развалилось при стрельбе само и не развалило самолет. Этого было сложно добиться, при том, что отдача орудия при стрельбе очередями составляла пять тонн, но конструктор полагал, что это возможно. Он достоверно знал том, что именно такое орудие установлено на победителе конкурса на перспективный боевой вертолет, проходящего последние испытания здесь, в горах — вертолете Ка-50.
Можно было рискнуть, и установить на самолет еще одно, более мощное орудие — но Рамиль не рискнул и правильно сделал. ГШ-30-6, авиапушка предельной мощности, посылавшая в цель тридцатимиллиметровые снаряды со скоростью до пяти тысяч выстрелов в минуту обладала отдачей в пять с половиной тонн. Как потом оказалось — отдача ее не слишком превышала отдачу 2А42 — но тут возникла другая проблема. Конструктор просто опасался, что не сможет обеспечить питание этого чудовища. 2А42, имеющая еще и два темпа стрельбы, с максимальным семьсот пятьдесят выстрелов в минуту, казалась ему более подходящей
Первые варианты АС-130, конкурента будущего советского тяжелого штурмовика, еще пребывающего на кульмане, не предусматривали тяжелого вооружения, первый самолет вообще был вооружен четырьмя скорострелками калибра двадцать миллиметров и четырьмя вертолетными Миниганами — но сейчас, на последних моделях Спектра пушка была. А поскольку советское вооружение должно было априори превосходить американское — Рамиль задумать сделать то, что до него никто не делал.
Он задумал установить на советский вариант тяжелого штурмовика пятидюймовую гаубицу.
Огромным успехом в Афганистане пользовалась советская буксируемая гаубица Д-30 калибра 122 миллиметра. Она была необычна тем, что в стационарном положении устанавливалась на трехногую станину, и могла свободно вращаться на триста шестьдесят градусов. Точность этой гаубицы была такова, что один старлей на спор с генерал-полковником Дубыниным попал со второго выстрела в зев пещеры высотой примерно метра три, располагавшейся за десять километров от огневой позиции. Душманы тоже боялись таких вот сторожевых застав с пушками, практически никогда не нападали на них, только обстреливали из минометов. Просто 2А42 крепится жестко, отдача гасится в ней дульным тормозом и корпусом машины, а у гаубицы есть, как и у любой артиллерийской установки системы компенсации отдачи. Значит, если удастся установить в самолет 2А42 — удастся установить и гаубицу[7].
Один снаряд — унитар к такой гаубице весил двадцать один с половиной килограмм — в то время как снаряд к американской пушке — четырнадцать. Удар такого снаряда — причем сверху — не могла выдержать ни одна постройка, в том числе укрепленная, и ни один класс бронетехники, даже основной боевой танк. Никто просто не ожидает такого удара сверху… причем в данном случае траектория снаряда будет совсем иной, чем если стрелять с земли. Снаряд будет лететь ответно вниз… по сути можно будет сделать так, за счет соответствующей установки самой гаубицы и наклона самолета при стрельбе, что выстрел будет почти что прямой наводкой. Значит, можно будет добиться особо точного попадания, скажем, разрушить душманский пост с ДШК или ракетной установкой, такие посты очень сложно бить с земли, и куда проще — с воздуха. Можно будет осколочно-фугасным снарядом за пару выстрелов разметать караван. По идее можно будет даже попасть в дом в городе или кишлаке, откуда ведут огонь душманы, не опасаясь задеть остальных.
Конечно, систему тонкого наведения такого орудия, а тем более полуавтоматического заряжания не сделаешь — но она тут и не нужна, по сути.
Второй проблемой была стабилизация и наведение вооружения. По идее, грубая наводка всех систем вооружения должна была осуществляться маневром самолета, но требовалась еще и наводка тонкая, путем поворота стволов. Эта проблема не касалась гаубицы, у нее слишком мощный снаряд, чтобы морочить голову подобными проблемами, а вот остального оно касалось и очень. У 2А42 должна была быть какая-то система стабилизации на цели, такая пушка не могла наводиться вручную, тем более что Рамиль знал о том, что уже существует ее авиационный вариант. Наверное, все это можно было как-то интегрировать в бортовые системы самолета. Тоже самое можно было сделать и с двадцатитрехмиллиметровкой. Вопрос был в том, куда интегрировать. Что должно стать основой системы управления огнем самолета?
Тут Рамилю снова повезло. Вообще, при первоначальной разработке этого проекта ему везло практически во всем, иначе бы он в одиночку не поднял бы то, что не смогли сделать огромные конструкторские коллективы, если бы он изначально взял за основу планер Ан-12, то уткнулся бы в тупики уже трижды. В стандартную комплектацию Ил-76 входила радиолокационный прицельный комплекс 'Купол-2', обеспечивающий аэронавигацию и точное сбрасывание грузов. Это и был готовый прообраз системы управления огнем, только он решил на всякий случай его дублировать, поставить еще один комплекс непосредственно для управления огнем. Потом, когда его расчеты перепроверяли — опытные конструкторы ударных самолетов сказали, что он ошибся и технических характеристик этого прицельного комплекса явно недостаточно, чтобы управлять огнем бортовых орудий. Но тогда делом уже занимались всерьез, и ошибку исправили.
Примерно прикинув, каким должен быть комплекс управления огнем, Рамиль принялся просчитывать жесткость конструкции и места установки вооружения. Здесь были проблемы — чтобы обеспечить максимальную точность нужно было жестко закрепить вооружение, а для того чтобы сократить ударные воздействия вооружения на самолет — нужно было придумать какую-либо компенсирующую нагрузки систему. В общем — замкнутый круг получается.
Вот тут то его и дернули к начальству — точнее к главному конструктору Ташкентского авиационного производственного объединения им. В.П. Чкалова, тов. Сидорчуку В.И. Тов. Сидорчук поначалу весьма вежливо поинтересовался, что это молодой специалист сидит до ночи за кульманом, вместо того, чтобы по Ташкенту гулять, девушек искать. Опять таки предприятие режимное, охрана жалуется, что человек то и дело в неустановленное время завод покидает. Время было не тридцатые годы, стахановское движение нынче не в моде, сейчас пять часов — и свободен, гуляй, Вася.
Рамиль особо скрывать ничего не стал, показал расчеты, наброски, открыл, скажем так, мечту своего детства.
А что касается товарища Сидорчука — он был обычным советским инженером, даже… совслужащим, так будет правильно, это целая каста тогда образовалась, до сих пор ее не вытравить. Как и все он был довольно трусливым, ни во что не верящим, безынициативным, потому что инициатива всегда имеет инициатора, умело поддакивающим начальству и не дураком выпить. Просмотрев чертежи, он первым делом хотел выругать молодого человека за расход на всякую ерунду дефицитных чертежных материалов —
