поставить…» — и то, наверное, продадут.
Одна снайперская винтовка — сделанная на базе «М16А4», недавно снятой с вооружения САСШ, но сильно переработанная. Калибр — наш, русский, 6,5 автоматный, ствол — холодная ротационная ковка, двадцать дюймов. Вместо идиотской системы отвода пороховых газов прямо в механизм винтовки — вполне цивильный, скопированный у последних германских образцов газоотвод с коротким ходом поршня. Приклад — откидной, с поворотной щекой, не раскладной, как любят в САСШ, а скопированный с нашего штурмкарабина Драгунова. По американской моде — рельса для установки прицельных приспособлений, единая на ствольную коробку и на всю длину цевья — явно заводская, а не «custom made». Прицел — неубиваемый ACOG трехкратник, и за ним, на специальном кронштейне поставлен маленький «ночник» — если он не нужен, то откидывается в сторону. Еще и лазер на цевье впереди стоит.
Вот черти… Если бы глушитель к ней был — сменил бы «эрму» на это. «Эрма» потяжелее и подлиннее, неудобнее, короче. «Эрма» — для дистанций, а в городе какая дистанция — через дорогу стреляешь. Но наличие глушителя в условиях городского боя перевешивает все остальные соображения.
Три штурмовые винтовки — на вид похожи на наш «АК», но тоже творчески переработанные. У каждой — регулируемый по длине приклад, гибрид нашего и американского, прицел «рефлекс» на цевье, передняя рукоятка с сошками в ней. На одной вместо передней рукоятки — гранатомет подствольный, под гранату американского стандарта, но там ствол не вперед сдвигается, как на американском образце, — а вбок, причем и вправо и влево можно. Тоже наш патрон, 6,5. И напоследок — пулемет, чешской разработки, с ним я знаком плохо — приклад, как у нашего «ПКМ», коробка с патронами на американский манер крепится не внизу, а сбоку. Длинный тяжелый ствол с воронкообразным, а не щелевым пламегасителем, тоже прицел «рефлекс», приклад складывающийся, на вид — солидная машина.
Две разгрузки — фонари, рации, автоматные магазины — пошиты непонятно где, хотя вид знакомый — используются в армии Британии и САСШ, у нас несколько другие по виду.
Еще и два пистолета — тут без вопросов, чешские «CZ» во всем мире ценятся, а это одни из лучших моделей — восемнадцатизарядные, со стальной полноразмерной рамкой и двусторонним предохранителем.
В целом — удачно экипировались, гады, не хуже нас. И это — одна группа, а сколько еще таких по городу? Повезло, кстати, — если бы они первые начали — в минуту бы нас раскатали.
Тяжело дыша, снизу поднялся Козлов — ружье было за плечом, в руках он нес еще один чешский автомат с подствольником, две разгрузки, набитые «во все дыры», два пистолета засунуты за пояс спереди. Автомат на предохранителе стоит — все с вами ясно, дитя асфальта. Хорошо, что на предохранителе, а то и до случайного выстрела недалеко.
— Дверь закрой.
— Что, простите?
— Дверь закрой на ключ! Ты гостей еще ждешь?
— А, простите…
Дверь хорошая, стальная. Такую не факт, что и автомат пробьет. Хорошо тут засели…
— Круто…
Я обернулся — более старший русский пацан осмелился-таки отойти от сестер и робко прикасался к цевью стоящей у стены снайперской винтовки. Увидев, что я на него смотрю, он отдернул руку, как от огня, сделал пару шагов назад.
— Не бойся. Тебя как звать-то?
— Александром, — солидно проговорил пацан.
— Как и меня, значит. — Я взял один из чешских автоматов в руки, отсоединил магазин, лязгнул затвором, выбрасывая патрон из патронника, протянул автомат пацану.
— Держи.
— Ну, незаряженный…
Я поднял брови.
— Заряженный хочешь?
— Хочу! — с каким-то вызовом ответил пацан.
— Зачем?
— Родину защищать!
Я аж рассмеялся — вот растет смена ведь…
— Родину… А сможешь?
— Смогу!
— Не вопрос. — Я присоединил обратно магазин, проверил, нет ли гранаты в гранатомете, поставил на предохранитель. — Держи. Затвором не щелкать, младшим не давать. Если кто в дверь полезет — зови. Боевая задача ясна?
— Ясна.
— В армии отвечают «так точно».
— Так точно!
— Молодец. — Я повернулся к отцу: — Поговорим, пока время есть?
— Поговорим… — Он еще с подозрением смотрел на меня.
— Не здесь. Ротмистр Голощекин, держать дверь. За детей отвечаешь, чтоб руками лишнего не лапали. — Я показал на стоящее у стены оружие, при детях и без присмотра его оставлять было категорически нельзя.
— Есть.
Козлов пошел в одну из боковых дверей, выходящих в холл, я направился с ним. По его некоей неуверенности — он, например, спутал, как открывается дверь в комнату — на себя или от себя — я заключил, что это или не его квартира, или они только что сюда переехали.
— Остальные где? Вас же тут две семьи.
— Юсеф в соседней комнате… с женщинами.
— Чего же тебя не прикрывает?
— Ему на улицу не выйти — что ваши убьют, за то что араб, что свои — свои вообще на куски разорвут.
— Молодец. Под дамской юбкой сидит. Зови.
Козлов (я даже его имени не узнал, Козлов да Козлов — на языке эта фамилия) подошел к двери в соседнюю комнату — она, оказывается, была скрыта за ковром, несколько раз стукнул условным сигналом…
— Кстати — квартира ваша?
— Квартира моя, эфенди…
Местный «высший свет» я не знал, и поэтому вышедшего из-за ковров человека я не узнал. Араб как араб — невысокий, с более темным, чем у русских, цветом кожи, короткими, прямыми с проседью волосами, аккуратной щеточкой усов. Обычная, но дорогая туристическая одежда, пошита по виду в ателье на заказ. На пальцах белые полоски — понятно, кольца снимал, арабы обожают золото, а сейчас за хорошее кольцо на улице не палец — всю руку отхватят и ни на секунду не задумаются. В целом квартира богатая — почти пентхаус, последний этаж. То-то одна дверь на лестничной клетке…
— Юсеф Калед. — Он протянул руку, я пожал ее по-русски, одной рукой, а не двумя, как это было принято у арабов. Рука сухая и сильная. Аккуратный, слишком безошибочный русский язык — русские так не говорят. Интересно, кем он работает?
— Эфенди меня называть не стоит. Господин старший лейтенант будет точнее…
— Извините, для меня так привычнее…
— Сразу к делу — с оружием знакомы? Где работаете?
— Я главный инженер нефтеперегонного комплекса, эфенди. С оружием не знаком — совсем…
