земли, устройство сработает — его мощности вполне хватало, чтобы устроить в подземном гараже маленький ад и раз и навсегда уничтожить возможные улики. Полиция, конечно, до чего-то докопается, есть же эксперты, лаборатории, следствие — но на это потребуется несколько дней, а тогда будет уже поздно…
Это если он не опоздает на самолет. А если опоздает… то сорвется пересадка и в Триполи. Поэтому — надо поспешить…
Капрал достал из кармана телефон, набрал номер, который помнил по памяти. Дождался, пока на той стороне ответит автоответчик…
— Все в норме… — коротко сказал он. На той стороне стоял голосовой анализатор, и поэтому представляться смысла не было, машина сама опознает звонившего…
Капрал бросил телефон, с которого он позвонил только один раз, на пол, рядом с пистолетом. Спокойно вытер испачканную кровью руку об сиденье. Вышел из машины, захлопнул дверь и заторопился на выход. Надо было успеть поймать такси — не дай Бог на дороге до аэропорта будут пробки…
Бейрут, гостиница Бристоль
28 июня 1992 года
Еще вчера Сноу начали мучить плохие предчувствия. В последнее время что-то шло не так — он не мог понять что, но что-то было не так. И в личной жизни, и в работе. И в смешанной с работой личной жизни тоже. Он видел, что чувства Мадлен (он избегал называть Юлию по имени даже в мыслях) к Воронцову искренние, что она может в любой момент сорваться с крючка, не опасаясь даже возможных последствий. А поскольку за курируемого им агента отвечал он, то и за последствия потери агента отвечал бы точно он и никто другой. Интимные отношения с агентессой — это уже грубейшее нарушение должностных инструкций, на это смотрели сквозь пальцы, но только до того момента, пока не происходило ЧП. А если ЧП произойдет — тут каждое лыко ставится в строку. Тот же Карвер, который его ненавидит, — случись провал, и он не упустит возможности вышибить его из резидентуры, а в досье такое напишет — ни одна тюрьма не примет. Сошлют в ту же Африку старшим помощником младшего агента — а это ведь не солнечный и богатый Бейрут. Там война ножей, которые всаживают в спину по самую рукоятку…
Если раньше то, что он делил Мадлен с Воронцовым, придавало свиданиям некую пикантность, остроту ощущений — то теперь, когда Сноу знал, чем занимается Воронцов, чувства были совсем другие. Британец был жизнелюбом, гурманом, повесой, при всем при том законченным подонком — но он не был хищником. Он был силен телом — но слаб духом, в нем не было стального стержня, того, что отличает мужчину от «мужчины». А Воронцов был именно хищником, настоящим волком — и каждый раз подходя к квартире Мадлен, Сноу мрачно размышлял. Возможно, Мадлен сдала его русским, а может, и еще хуже — Воронцову лично. Возможно, он откроет сегодня дверь — а за ней его уже ждут контрразведчики. Возможно, его там ждет русский — с оружием в руках. Не исключено, что сегодня ему суждено пропасть без вести — и никто, даже британская разведка не будет его в таком случае искать…
От всего этого Сноу начал выпивать. Пока только выпивать, не пить — но количество алкоголя, которое он ежедневно употреблял, уже вдвое превышало его обычную норму и продолжало расти. К работе он приступал с гудящей, чугунной головой и начал допускать небрежности в работе, а это, как известно, — первый шаг к провалу.
Сегодня Сноу почему-то показалось, что, если он придет к себе домой, там его немедленно арестуют. Возможно, потому, что в городе присутствовало отделение «А» британской САС, он передал им данные на человека, которого нужно похитить и доставить для допроса и, возможно, последующей ликвидации в укромное место. Похищение человека каралось пятнадцатью годами каторжных работ, похищение офицера в целях шпионажа — смертной казнью: Сноу хорошо знал Уголовное уложение Российской империи. Поэтому дома он решил — на всякий случай — не ночевать. Вместо этого закатился в один из самых шикарных отелей Бейрута — гостиницу «Бристоль», что располагалась на улице Верден. Там он снял номер на одну ночь, вечером пошел в работавшее до глубокой ночи при отеле кабаре — а дальнейшее уже было делом техники. Настроение было прескверным, ухаживать за дамами не хотелось — пришлось наскоро договариваться с девушками из кабаре. Благосклонность двух дам из подтанцовки на всю ночь — брюнетки и блондинки — обеспечили две сторублевые бумажки. Еще двадцать пять целковых — за шампанское и икру в номер.
Утро выдалось тяжелым — в последнее время все утренние часы были тяжелыми, но сегодняшнее не шло ни в какое сравнение с теми, что были до этого.
Настоящее мучение… В голове словно бьет колокол — у русских на церквях были колокола, часто звонившие, — вот именно такой большой колокол и звонил в голове. Каждый удар языка по бронзовому боку отзывался яркой вспышкой боли в висках. Горло пересохло настолько, что больно было даже дышать…
Держась обеими руками за гудящую голову, Сноу пошевелился на кровати — затем с трудом, покачиваясь, принял положение сидя. О том, чтобы встать на ноги, можно было пока забыть. Сначала ему показалось, что он у Мадлен. Он огляделся по сторонам — и только тогда кое-какие воспоминания прошлого дня начали медленно всплывать из глубин сознания. Лучше бы не всплывали — от этих воспоминаний Сноу начало мутить…
— Твою мать… — выругался он по-русски.
Початая бутылка виски лежала на полу рядом с кроватью, сивушный запах бил в нос. Видимо, часть он выпил, а часть пролилась на ковер в ходе вчерашней оргии. До графина с водой надо было пройти не меньше семи шагов — он стоял на туалетном столике, и Сноу отчетливо понимал — ногами он туда не дойдет…
Еще раз отчаянно оглядевшись по сторонам, Сноу понял, что на помощь ему никто не придет — дамы уже покинули номер, оставив о себе на память лишь аромат дешевых духов…
Свалившись с кровати, британец на четвереньках, стараясь держать равновесие, пополз к буфету. Расстояние в семь шагов ему удалось преодолеть за три минуты — и при этом ни разу не упасть. Держась сначала за стул, потом за стенку, Сноу смог сесть на стул и дотянуться до вожделенного графина. От первого же глотка холодной воды его замутило так, что он чуть не упал со стула на пол — но второй и последующие пошли лучше…
Нет. Хватит. Иначе можно превратиться в еще одного русского дикаря.
Сноу поставил графин обратно на столик, осторожно держась за спинку стула, встал. Осторожно отпустил руки от спинки стула, одну за другой. Уже приемлемо — по крайней мере, можно стоять, не шатаясь и не падая… Сноу сделал шаг к кровати, потом второй — и словно земля понеслась ему навстречу…
Денег в брюках, конечно же, не было. Сноу выяснил это сразу, как только пришел в себя после падения — хорошо, что на кровать упал, а не на пол. Осталось всего лишь немного серебра — тут дамы проявили благородство, пара рублевых монет и, самое главное, — кредитные карточки. Могли бы и их украсть. Одна своя, личная, другая служебная, привязанная к счету резидентуры. Сноу прикинул баланс доходов и расходов и понял, что на личной уже вряд ли что-то осталось. А до жалованья еще… В общем, плохо.
Оставалось только придумать, как оправдать оперативной необходимостью счет из отеля с включенной туда стоимостью спиртного. Британец попытался вспомнить оперативный псевдоним какого-
