— Перемешалось, перепуталось все, — говорил Иван Антонович, покашливая. Пасмурным днем гуляли они и глухом краю санаторского парка. — Не поймешь, что где. При внешнем-то благополучии.
Многое узнала Анна Павловна из разговоров. Курорт для некоторых женщин как мухам мед. Раз побывала на побережье, попробовала сладости — никакими вожжами не удержишь! Не у всех получается, чтоб каждое лето на юг, но кто имеет возможность достать путевку, едут.
Сев в вагон, женщина сразу меняется внутренне, настраивается на иной лад, иную жизнь. Все, что было до того: дом, работа, стирка, варка, дети, распри, недомогание, нехватка денег, тоска, одиночество — все остается позади. Впереди дорога и двадцать четыре дня праздника! Можно купаться, загорать, ни о чем не думать, тебя накормят, тебя обслужат, подлечат, ты успокоишься, окрепнешь, и только море, и солнце, и воздух, необременительные знакомства, ничего не значащие разговоры, встречи, прогулки — хорошо, прелестно! А потом опять на год, а то и на два, и на три, и на пять, — семья, заботы. Долог год, незаметен отпуск. В поезде иная замужняя пересаживает кольцо с правой руки на левую, отрекаясь на время от всего, что было по сей день. А мужья... они и сами ездят отдыхать.
Редко получается, чтоб муж с женой вместе отдыхали. Не выпадает сразу две путевки в одну семью. Да и дома надо остаться кому-то. Чудно Анне Павловне. Гос-споди, живешь в захолустье и ничего не видишь — не слышишь, что делается на свете белом! Думается, повсюду жизнь одинакова, как в их селе. А верно, что порознь отдыхают. Вот Бройт-Сикорская высказывалась на пляже вчера. А уж она сказала, можно не проверять!
Приезжая на побережье, многие завышают себя, подают в более выгодном свете. Откуда пошло — бог весть. Продавщица редко когда сознается, что она рядовая продавщица, обязательно — завотделом. Если уж бухгалтер, то главный, на худой конец, заместитель главного. А сказать, что просто бухгалтер расчетного отдела, пятнадцать лет сидит в отделе, никогда не станет заместителем, ни тем более главным, — сказать так не хватает духу. Унизительным считается, на курорте — и вдруг обыкновенный...
Видела Анна Павловна в санатории женщин другого склада, кто, кроме желания отдохнуть, приезжал на побережье с робкой мыслью найти жениха, такие вели себя иначе. От одной недавно ушел муж, иная потеряла надежду выйти замуж на своей стороне. Когда-то были молоды, нравились сами, им нравились, а семью завести не удалось, и ходили они по сей день в «вечных невестах». Невесты старели, дурнели, нервничали, злились и готовы были пойти за любого или почти за любого,
— По мне, будь он хоть каким, — признавалась одна из них Анне Павловне, — лишь бы не пил, не бил да по бабам не ходил. — Улыбнулась.
— Ох, милая, где же сыщешь такого? — сочувствовала Анна Павловна. — Хватай, какой попадет! Опосля разберешься. Отошло время — выбирать.
Анна Павловна живо представила себе курортниц дома, там, где они жили и работали, не отмечая дней, не слишком-то следя за собой, их бесконечные болезни, недомогания, жалобы на быт, сутолоку, их постоянные заботы, разговоры: на службе — о домашних делах, дома — о служебных неурядицах, как со страдающими лицами доставали путевки, чтобы хоть на двадцать четыре дня избавиться от надоевшего быта.
И вот они на побережье — загорелые, подтянутые, принаряженные, подкрашенные, причесанные, у них и походка иная, и речи, и голос иной, и разговоры совсем о другом, забот никаких, а если и появились, то куда только подевались те болезни, что точили, портили, отравляли им жизнь? Неужто излечились? Удивительное дело!..
Одним только женщинам сочувствовала Анна Павловна, всем, кто замуж мечтал выйти. Таких Анна Павловна и в своем селе знала. Не получается жизнь, что тут скажешь! А в одиночестве — ох и долог век потянется, по себе судит! И дай им бог каждой здесь, в другом ли каком месте встретиться с хорошим человеком, понравиться ему, сговориться! Греха в этом никакого нету!
Среди отдыхающих была одна, обращавшая на себя внимание. Роста выше среднего, полноватая, правда, излишне, голос ровный, глухой, видом — докторша. Лицо приятное. Светлые волосы женщина не красила, париков не носила, одевалась чисто, много курила, но это, как выяснилось, чтобы сбить полноту. Мужчины наперебой стали ухаживать за ней, она охотно танцевала, но уединяться с провожатыми не старалась и все, казалось, была озабочена чем-то. Анна Павловна разговорилась с женщиной и узнала, что лет ей тридцать шесть, живет в большом городе в просторной квартире с матерью. Закончила институт, работает инженером. Одно плохо — нет и не было семьи. Увлеклась после школы человеком старше себя, а он ее скоро оставил.
— Да ты разве не знала, что у него дети? — спросила Анна Павловна.
— Знала, конечно. Ну и что? А ничего. Увлеклась — и все. Нравился. О семье его я не думала. Полгода встречались. В институт не попала в ту осень, провалила экзамены.
Закончила институт, стала работать. Коллектив неплохой, да семейные одни — скука. А время идет. К подругам перестала ходить: расстроишься, глядя на ребятишек. С работы — домой, по и этак не лучше, ждать старости на дому. Все повыходили — дурехи, некрасивые, с детьми, а она не смогла. Стала опять встречаться. С женатыми, конечно. К себе приводила, когда мать уезжала в деревню. Понимала, что нехорошо этак, но ничего не могла поделать с собой. Но и это надоело. Прождешь вечер, а он не пришел. Хорошего мало — ждать чужого мужика! Да и привыкала быстро. Привыкнешь, а он...
Отпуска проводила в походах, поездках, знакомств и там полно, а всерьез никто ничего не предлагал.
Теперь решилась так: никаких лишних знакомств, только одно-единственное, необходимое, чтобы родить ребенка. Этим и жить. С матерью договорилась. А разговоров она не боится, это ее личное дело. Хорошо бы девочку... Косу заплетать, в школу...
Женщина заплакала, Анна Павловна сама едва сдерживалась: так жалко ей было всех баб, а эту — особенно! Никогда не думала, что так трудно заиметь ребенка! Казалось, захоти только — пятерых родишь! Девки вон в семнадцать-восемнадцать рожают, не задумываясь. То из города прилетит с пузом, со станции, в своем ли селе нагуляет. Начнут отца доискиваться, а она и сама не знает кто. А у этой, видишь, какое дело — охота ребенка, а не может. Уж, видно, больно разборчива! Где сыщешь такого, чтобы сразу все в нем было — и красота и простота. Это уж от самой, милая, зависит, что из него получится, из ребенка твоего!
У моих детей отец простым мужиком был, а посмотри, какие девки уродились! И умны, и пригожи, и образованием взяли — никакого баловства. А с иным носятся, не знают, как назвать поласковее, чем накормить, сю-сю-сю, а он вырос чуть за шестнадцать да курить, выпивать, компании хулиганские. В тюрьму попал. А девка, так и родит, чего доброго, до замужества. Да. А ты, голубушка, шибко не копайся, мой тебе совет. Не заметишь, как и состариться. Право слово.
Историю эту Анна Павловна рассказывать Ивану Антоновичу не стала, поинтересовалась о другом — случается ли такое, что находят друг друга люди по себе, семьи образуются?
— Случается, конечно, — подтвердил Иван Антонович, — но не так уж и часто.
Иван Антонович уехал на следующий день. Анна Павловна с ним не простилась. Разминулись. Он с вечера заказал машину, а рано утром, до завтрака еще, уехал в аэропорт. Закружился в сборах, не успел ей сказать. II она запамятовала. Знала ведь. Анна Павловна пришла в столовую, а за столом на его месте сидит другой. Так тоскливо стало. Нехорошо получилось, не попрощалась с человеком.
Чуть ли не половина «уральского» корпуса с объятиями и поцелуями провожала Бройт- Сикорскую.
Дама с чубом и дама с зеленой прядью исчезли как-то незаметно, никто о них не вспомнил. В комнату к Анне Павловне, вместо Ларисы и Зои Михайловны, поселили новеньких.
Заметно поменялся состав, с которым Анна Павловна начинала свой отдых. Она словно осиротела. Уж не было ко всему такого интереса, как в первые дни. Все чаще Анна Павловна стала подумывать о том, что вот и ей скоро собираться в дорогу...
Дней за семь до отъезда неожиданно для себя познакомилась она с рабочим санаторской кухни Гришкой Спецом.
После ужина как-то Анна Павловна прогуливалась по аллее, идущей от столовой к административному корпусу, на танцплощадке играл оркестр, танцевали, но Анна Павловна туда не пошла — надоело.
А Гришка Спец находился возле склада — разгружал картошку и теперь дожидался окончания ужина,
